Итальянец - Анна Радклиф

Удары колокола, созывающего на вечернюю мессу, прервали ее воспоминания о возлюбленном. Она спустилась в келью, чтобы подождать там сестру Маргаритой, которая должна была сопровождать ее в церковь. В церкви, на обычном месте, она увидела сестру Оливию. После мессы та, подойдя к Эллене, предложила ей пройти с ней в сад. Пока они шли под сенью печально застывших кипарисов, Оливия беседовала с ней на самые разные темы, намеренно избегая того, что более всего беспокоило Эллену, — как отнеслась матушка игуменья к ее решению и что ждет ее дальше. Робкие попытки девушки перевести разговор на нужную ей тему неизменно осторожно отклонялись сестрой Оливией.

Когда они наконец оказались в келье Эллены, сестра Оливия с облегчением вздохнула и рассказала девушке о своем разговоре с настоятельницей. То, что услышала Эллена, было малоутешительным. Ее решительность натолкнулась на не менее решительные намерения игуменьи монастыря настоять на своем.

— Что бы вы ни решили, дорогая, — успокаивала встревоженную Эллену сестра Оливия, — надо, чтобы настоятельница оставалась уверенной, что вы в конце концов подчинитесь ее воле. Это удержит ее от принятия крайних мер.

— Разве того, что уже сделано, не достаточно? — возмутилась Эллена. — Почему я должна таиться и лукавить?

— Это необходимо, чтобы избежать ненужных осложнений и страданий, — тихо ответила искренне опечаленная Оливия.

— Я готова выстрадать все, но не терять достоинства, — горячилась Эллена. — Только так я смогу сохранить душевный покой и силы, которые так хотят отнять у меня мои недруги.

Во взгляде девушки, устремленном на монахиню, та прочла что-то похожее на упрек и разочарование.

— Я понимаю ваши чувства, — ответила сестра Оливия, глядя на девушку с состраданием и нежностью. — Боже, как несправедлива судьба, подвергая вас таким испытаниям!

— Не говорите так! — воскликнула Эллена. — Я смирилась с этим, ибо сама сделала выбор. Я готова к испытаниям.

— Дорогое дитя, вы не понимаете, на что обрекаете себя. Не знаете всей жестокости уготованных вам испытаний.

При этих словах, чтобы скрыть слезы, готовые брызнуть из ее глаз, она, быстро отвернувшись, отдалилась от Эллены.

Девушка, напуганная волнением сестры Оливии, попыталась еще раз объяснить ей свое решение.

— Я не уверена, дитя мое, что вы поступаете разумно. Во всяком случае, вам не следует убеждать меня, что это так.

— Почему? — с тревогой спросила Эллена.

— Боюсь, я не смогу объяснить вам этого, — ответила Оливия. — А если бы смогла, то, пожалуй, не решилась бы на это.

— Не решились, — печально повторила Эллена. — Неужели даже ваши доброта и великодушие вынуждены отступить перед злом?

— Более не спрашивайте ни о чем, дитя мое, — мужественно приняла упрек сестра Оливия, ее лицо осталось таким же бледным и спокойным. — Мне достаточно будет того, что вы поймете, сколь опасна открытая борьба, и согласитесь избежать ее.

— Каким образом, мой великодушный друг, могу я поступить так, чтобы не навлечь на себя еще худших невзгод? Ведь я не могу согласиться на этот чудовищный брак с чужим мне человеком по прихоти маркизы. Для меня одинаково ужасны оба ее условия.

— Согласна… — тихо промолвила монахиня и умолкла. — Сама мысль об этом отвратительна… Но, возможно, я смогу помочь вам. Я спасу вас! — сказала она уже уверенно. — Но вы все же должны послушаться моего совета и хотя бы внешне не выказывать сопротивления.

— Как вы добры ко мне, а я, неблагодарная, столь неразумно отвергаю ваши советы. Но иначе я не могу. Мысль о том, что оружием моей борьбы станет обман, может лишить меня сил.

Эллена, сама не зная почему, пристально посмотрела в глаза сестре Оливии. Сомневалась ли она в том, что та искренна с ней, боялась ли, что это ловушка, хитроумно расставленная матерью игуменьей? Эллена содрогнулась от кощунственности подобных сомнений. Оливия, столь добрая и внимательная к ней, завоевавшая ее любовь и доверие, не может так поступить с ней! Но, взглянув еще раз на доброе лицо своего неожиданного друга, Эллена прогнала чудовищные мысли — Оливия не способна на коварство!

— Если я соглашусь на обман, — продолжила Эллена, — как может это мне помочь? Я полностью во власти игуменьи, которая всегда может проверить мою искренность. Узнав, что я ее обманываю, она накажет меня еще строже.

— Обман бывает во спасение, и тогда его можно простить, — неуверенно возразила сестра Оливия. — Мы иногда прибегаем к нему в целях самозащиты. Возникают исключительные обстоятельства, когда никто не вправе осуждать за это, как в вашем случае. Сознаюсь, я жду лишь отсрочки: когда настоятельница поймет, что вы смирились, она предоставит вам большую свободу и даст нужное время для подготовки к постригу. А за это время многое может измениться, дитя мое.

— Как бы мне хотелось в это верить, — сказала взволнованная Эллена. — Но, увы, кто может спасти меня, какая сила? У меня не осталось никого из близких, чтобы попытаться сделать это. На что вы надеетесь?

— Маркиза может сменить гнев на милость.

— Вы надеетесь на это, мой дорогой друг? Если так, то моему отчаянию нет предела. Ибо подобная милость маркизы может грозить мне еще одним унижением.

— Есть и другие выходы. Но тише! Звонит колокол, он созывает монахинь в покои игуменьи для вечернего благословения. Мое отсутствие не пройдет незамеченным. Доброй ночи, сестра. Подумайте над тем, что я вам сказала. Ваше решение должно быть разумным, ибо оно может оказаться для вас роковым.

Монахиня произнесла эти слова столь многозначительно, что бедная Эллена, растерявшись, не решилась расспрашивать дальше. Пока Эллена приходила в себя, сестра Оливия уже покинула келью.

ГЛАВА IX

Он воплощал в себе извечный ужас,Как обитатель тех ночных развалин,Где бродят призраки.

Тем временем юный Винченцо вместе со своим слугой Паоло, устав от тщетных попыток выбраться из подземелья в развалинах крепости Палуцци, вынуждены были провести там ночь. Проснувшись в полной темноте, поскольку факел давно погас, они вначале перепугались, затем, вспомнив, что с ними произошло накануне, возобновили попытки выбраться отсюда. Они вновь обследовали зарешеченное окно под потолком и теперь при свете нарождающегося дня убедились, что оно выходит в глухой дворик. Это почти не сулило никаких надежд на быстрое освобождение.

Винченцо снова охватило отчаяние. Из головы не шли зловещие слова монаха, что Эллены более нет на вилле Алтиери. «Что с ней?» — с мучительной тревогой думал юноша. Паоло, не в силах успокоить хозяина, сам впал в уныние и, сидя на корточках в углу, время от времени потерянно размышлял вслух об ужасах ждущей их смерти от голода — самой страшной из всех смертей, или же упрекал себя и хозяина в том, что по легкомыслию угодили в ловушку. Так, стеная и браня себя, он вдруг умолк и уставился в противоположный угол, туда, где была дверь.