Наше дело — табак - Илья Рясной

— В какой дележ?!

— У тебя какие отношения были с Инессой? — принял подачу Ушаков.

— Никаких.

— Отлично. — Начальник уголовного розыска положил перед коммерсантом фотографию, на которой сплелись в экстазе Инесса и Дон Педро.

— Это что? — сдавленно произнес Дон Педро.

— Это значит, что ты был под нашим контролем, — давил Ушаков. — Мы просто не знали, что вы решили с Инессой ее муженька завалить… Глушак — потеря для человечества небольшая, Дон Педро. И много за него не дадут. Но с каждым днем твоего молчания срок ты себе нагружаешь все больше…

— Получишь по минимуму, — в унисон подогревал допрашиваемого Гринев. — Да еще кореша твои судей подмажут, как положено. Отсидишь в пятой колонии. В нормальных условиях. Выйдешь досрочно. Красота.

— Я не убивал!

— Не бросайся такими словами, — сказал Гринев с угрозой. — Пойми, мы все равно тебя додавим. Просто это будет стоить тебе сил и здоровья. Экспертизами додавим. Очными ставками. А исполнителя мы, считай, установили.

— Где он?! Покажите! — воскликнул Дон Педро.

— Покажем, — заверил Ушаков. — Будешь ссориться с нами — получишь по максимуму. Да еще гарантирую тебе самый строгий режим из всех возможных. Представляешь, получишь лет двадцать. Выйдешь старым, с потерянным здоровьем, без денег. Никому не нужным. Ни одна баба, кроме шлюх дешевых вокзальных, на тебя не клюнет. Будешь питаться в общественных столовках, а на казино смотреть только с расстояния пушечного выстрела — ближе тебя охрана не подпустит… — Красиво расписываете.

— Ты в камере поспрашивай. Там тебе скажут, что Ушаков слов на ветер не бросает…

— Я не убивал! Вы можете меня хоть расстрелять, но я не убивал…

— А что? — хохотнул радостно Гринев. — И расстреляют. Времена меняются. И гуманизму к бандитам в нашей стране долгожданный каюк приходит…

— Подумай, что дальше будет, — сказал Ушаков. — Вскоре мы арестуем и Инессу как соучастницу.

— Да арестовывайте! — воскликнул Дон Педро. — У нее и спрашивайте. Может, она мужа и заказала!

Да, Дон Педро явно не был джентльменом. И с удовольствием опустил бы в камеру и Инессу, поскольку в одиночку отвечать за все ему скучно…

Первый допрос ничего не дал. После него Дона Педро стали таскать на задушевный разговор ежедневно, как на работу. Потихоньку он начал выдавать кое-какую, пусть не особенно важную, но любопытную информацию о табачных разборках, пролил свет на подоплеку некоторых разборов. Говорил он охотно на любые темы, кроме одной — убийство Глушко. Тут он сразу наглухо запирался и упрямо долдонил:

— Я не убивал.

Гринев с Ушаковым не первый год работали на пару и научились без матютов, спокойным тоном доводить людей до полного исступления. Отмороженных мерзавцев, не боящихся ничего и никого, они ввергали в черную депрессию и выдавливали из них явки с повинной. Работать они умели и практически не знали поражений. Кололи таких подонков, которые, казалось, колоться не должны были в принципе. Но Дон Педро не желал признаваться.

— Не убивал.

На пятый день он всхлипнул и заявил:

— Вы меня приперли так, что я не знаю, что делать.

— Признаваться, — посоветовал Ушаков.

— Признаваться, — усмехнулся Дон Педро. — Признаваться, да?

— А что, хуже уже не будет, — сказал Гринев.

— А лучше некуда, — кивнул Дон Педро.

— Точно.

— Хорошо, я подтвержу, что убил его. Пусть.

— Вот и отлично, — похлопал его Гринев по плечу. — Умнеешь не по дням, а по ночам. Начнем с исполнителя…

— Я не знаю никакого исполнителя. Потому что я никого не заказывал. Но я готов признаться… Давайте напишу все, что просите.

— Э нет, — покачал головой Ушаков. — Так не пойдет. Что, начинать разъяснительную работу сначала?..

И все шло по накатанным рельсам… Ушаков всеми правдами и не правдами сумел вывернуть следователю руки, в результате Дону Педро прокурорские работники избрали меру пресечения в виде заключения под стражу, хотя сделали это скрепя сердце — оснований было маловато.

— Упрямая сволочь, — в сердцах бросил Гринев, когда вечерочком подбивали итоги. — Надо бы Инессу арестовать. Чую, она тоже при делах.

— Ну да, — усмехнулся Ушаков. — Представляешь, какой хай поднимется: арестовали вдову убитого. Палачи в серых мундирах. И прочее.

— Журналюги. — Гринев сжал кулак,

— А уперся Педро крепко. Не сдвинешь.

…Другие дела шли ни шатко ни валко. Директора, «Титана» судья выпустил под залог, привязать его к взрывам машины и магазина не удалось. Пробитый напрочь исчез с горизонта, и могло статься, что он уже успел перебежать в Литву или Польшу. Коллеги там были ориентированы, Интерпол в известность поставлен. Кореец, по оперативным данным, находился все-таки в области, а не за рубежом, но затаился в каком-то укромном месте. Доходили слухи, что он готовит большой разбор с Шамилем, так нагло влезшим в его бизнес. Так что со дня на день ожидалась новая стрельба. Впрочем, Ушаков ничего не имел против того, чтобы Кореец хлопнул Шамиля.

Между тем приходили новости, которые проливали свет на многие события последних лет. Одну такую принес утречком Гринев. Он влетел ураганом в кабинет к Ушакову и крикнул:

— Вот сволочуга!

— Кто? — спросил Ушаков, не удивляясь поведению заместителя.

— Гурин! — Гринев хлопнул кулаком по столу. — Он документы получил об увольнении. И вчера на работку устроился. Знаешь, где теперь трудится?

— Где?

— Начальником службы безопасности в компании «АТК»!

— Даже месяцок для приличия не выждал. — Ушаков криво улыбнулся.

— Вот именно. — Гринев кипел, как перегретый котел. — Перешел официально работать к своему старому шефу — Шамилю. Теперь понимаешь, какие глубокие разработки «бандитский» отдел вел?

— Чего тут не понять.

— То есть он фактически признался.

И впрямь все окончательно встало на свои места. Просто так на следующий день опер не устроится работать к бандиту. Этот означало, что Гурин давно продался с потрохами. И материалы, которые подчиненный ему «бандитский» отдел УБОПа собирал на Шамиля и его банду, прямой дорогой на рецензию попадали к самому Шамилю. Это лучший способ брать с бандитов деньги — завести на них оперативное дело. И когда на твоего подопечного начинает копать кто-то другой, ты истребуешь материалы, поскольку у тебя давняя глубокая разработка, и продолжаешь в ус не дуть. Для галочек прикрываемый бандит сдаст кого-нибудь из своих шестерок — мелочь, которую не жалко, и ты доложишь, что в результате оперативной разработки нанес по группировке сокрушительный удар. И все себя чувствуют отлично, сыто, в безопасности — и опер, и бандит.

— Все, чаша терпения переполнена, — сказал Ушаков. — Будем ставить перед начальником УВД вопрос — с нашим УБОПом надо что-то решать. Выходить на Москву. Пускай она их в рамки вводит.

— Давно пора. Это же телестудия, а не оперативное подразделение, — произнес Гринев.

Действительно, сотрудники УБОПа работали больше как киностудия. Они заваливались в масках, с автоматами в какой-нибудь притон, охаживали собравшихся там криминальных типов ногами и прикладами, все это снималось на видеокамеру и показывалось по телевизору с комментарием: УБОП провел очередную операцию, нанесшую сокрушительный урон организованной преступности… УБОП задержал тех. УБОП задержал этих. Народ, глядя в ящик, проникался мыслью, что единственная сила, противостоящая разгулу криминала в стране, — это УБОП. Вон лица закрыты, в руке — «АКМ», бандиту с размаху башмаком по ребрам! Красота! Вот только мало кто задавался простым вопросом: а что потом? А потом почти всех, кого задерживали с гиканьем и свистом, тихо отпускали.

— Уголовники поэтому УБОП и ФСБ любят — знают: налетят соколы стаей, поклюют, попугают и отпустят, — говорил Гринев. — А сотрудник уголовного розыска незатейливо попросит прийти к нему на прием, и после этого жулик возвращается из мест не столь отдаленных, сколь малонаселенных годков эдак через пять-шесть.

Ушаков давно ставил вопрос перед начальником УВД, что отдача от Полесского УБОПа минимальная. Пятнадцать преступлений, раскрытых в год, — это просто издевательство над здравым смыслом. Однако впрямую воздействовать на них возможности не было, поскольку подразделения по оргпреступности подчиняются непосредственно по вертикали Москве и начальник УВД на них влияния не имеет. Кроме того, какие-то малопонятные политические движения в верхах не позволяли полковника Еременко и его шустрых подчиненных призвать к порядку.

Собрав бумаги, Ушаков пришел к начальнику УВД.

— Что получается?! — воскликнул он, изложив свои соображения в свете последних событий. — Они фактически на содержании у бандитов. Какие еще нужны подтверждения?

Начальник управления угрюмо кивнул.

— Надо перед Москвой ставить вопрос, чтобы решать проблему кардинально. Еременко надо гнать поганой метлой вслед за Гуриным. Пора уже… Полторы сотни оперов занимаются тем, что заколачивают деньги и крышуют. А у нас двух человек нет, чтобы посадить исключительно на табачные дела. Это правильно?