Наше дело — табак - Илья Рясной

— Кто же им информацию дал? — задумчиво произнес Ушаков, глядя на экран.

— А что, трудно эту информацию найти? — недоуменно спросил Палыч.

— Не так легко. Все систематизировано. Как в толково составленной справке.

После фактов начались умозаключения и домыслы. Тут журналисты порезвились вовсю, направо и налево нашлепывая ярлыки. Выяснилось, что мафию можно было бы победить давно, если бы не покровительство самых высоких чиновников. Например, вконец заворовавшегося губернатора области — тут Ушаков был согласен. И начальника УВД, который на корню зарубил все попытки расследовать факты коррупции. Да и вообще, генерал Шаповаленко является лучшим другом губернатора, который вытащил его непонятно откуда.

— Эка вашего начальника приложили, — покачал головой Палыч.

— Все ведь с ног на голову поставили, — возмутился Ушаков. — И не краснеют.

Дела обстояли как раз наоборот. Действительно, губернатор в свое время согласился на назначение начальника УВД, решив, что тот человек из армии, не совсем понимает, где очутился, а на практике проверено, что с задубевшими от скитаний по военным городкам и полигонам армейскими договориться куда легче, чем с хитрыми ментами. Вот тут губернатора и ждал сюрприз. Шаповаленко оказался из почти вымершего племени честных чиновников. Мзду не брал. Никакие шкурные дела не обтяпывал. В бизнес своих родственников не пропихивал. В общем, был человеком неуправляемым. И постепенно начал прижучивать всех, включая областную администрацию. Именно при новом начальнике УВД пошли дела по янтарному комбинату, рыбфлоту. И по сигаретам. Были привлечены к ответственности несколько шишек из властного олимпа и парочка наиболее доверенных бизнесменов. В результате губернатор каждые три месяца слал «телеги» в МВД России, призывая снять распоясавшегося держиморду с должности, но в МВД на эти призывы внимания не обращали, поскольку знали, что из себя представляет областной руководитель и какова ему цена…

Дальше законспирированным голосом, будто пытаясь проглотить микрофон, на фоне морского порта корреспондент НТВ с придыханием вещал, что за ними была слежка, их пасли с момента схода с трапа самолета милиция и криминальные структуры, и члены телегруппы рисковали своей жизнью на каждом шагу. И так бы и сложили они буйные головушки на негостеприимной полесской земле, если бы не помощь истинных слуг народных, отважных оперативников областного УБОПа.

— Приехали, — всплеснул руками Ушаков, уже начавший подозревать, к чему все идет.

В общем, суть репортажа сводилось к одному — УБОП знает наперечет всех бандитов (а кто их не знает), готов их хоть завтра всех взять и упечь на Колыму, но губернатор и начальник УВД не дают им вздохнуть.

— Мать твою! Вот наглецы, — покачал головой Ушаков.

— Приложили вас, — усмехнулся хозяин «Хауза».

— Ох, что сейчас начнется…

Он потянулся к рации, лежащей по привычке под рукой, и выключил ее, решив, что в воскресенье он отдыхает. Перед понедельником надо хорошо отдохнуть. В понедельник в УВД откроется сумасшедший дом. Да, доблестная спецслужба пустилась во все тяжкие.

— Вот идиот, — прошептал он.

Слово это относилось к начальнику УБОПа…

Глава 8

СПЛЕТНИЦЫ

— Как тебе причесон? — спросила Вика, возникая на пороге.

— Вызывающе слегка, — сказала Лена.

Вика подстриглась чуть ли не «под ноль».

— Почему? Что, спрашивается, такая калоша, как я, не может тряхнуть стариной?

— Может.

— В Голливуде одно время мода была — налысо брились и прически краской рисовали. — Вика скинула туфли, обулась в мягкие, пушистые тапочки и прошествовала на кухню, на которой не одному человеку перемывались косточки, смаковалась не одна сплетня.

— Знаешь, я у Рудика больше стричься не буду. Макс — у того рука легче. — Вика уселась на мягкое сиденье уголка и вытянула ноги, проведя пальцем по стежку на чулке — только что где-то зацепилась.

— Макс берет больше, — возразила Лена.

— Господи, десять долларов туда, десять сюда — какие проблемы…

— Ты слышала. Дона Педро арестовали. — Лена начала колдовать над туркой. Фирменную кофеварку она отставила в сторону, придя к выводу, что кофе, приготовленный в турке, все-таки лучше. Нужно, конечно, готовить на углях, но на кухне места углям не было.

— Говорят, это он Глушака заказал… Я, кстати, так и думала. Помнишь, перед всеми этими кровавыми делами я тебе еще говорила, что у Инессы с Педро шуры-муры. Я еще тогда прикинула — его подлая рука здесь.

— Слушай, что это за люди такие? — воскликнула Лена зло. — Сегодня обнимаются, друг другу в дружбе клянутся. А завтра киллеров посылают.

— Знаешь, мой муженек как говорит?

— И как он говорит?

— В нашем бизнесе, говорит, друзей нет. — Вика потянулась так, что косточки хрустнули.

— Не он один так говорит, — поморщилась досадливо Лена. — Это их любимая присказка.

— Я единственно чего не понимаю — почему милиция Инессу не берет? Наверняка с ее ведома муженька прихлопнули.

— Наверняка. — Лена вздохнула. — Мне рассказывали, она просто взбесилась, когда ее из «Востока» попросили.

— Поживилась-то она там не хило. У нее сейчас мечта — как можно больше денег из всех вытрясти и умотать в Англию.

— Чего она в Англии делать будет? — усмехнулась Лена. — Она кроме русского языка никакого не знает. И не выучит.

— Выучит. А потом окрутит какого-нибудь лоха английского побогаче. И будет ему наставлять рога.

— Вот стерва.

— Еще какая.

— Господи, как же я ненавижу их! — с чувством воскликнула Лена.

— Это ты зря. Ненависть, подруга, иссушает. Смотри на вещи философски, — порекомендовала Вика.

— Я боюсь, — негромко произнесла Лена. — И с каждыми днем боюсь все больше… Инесса. Она же тут орала, что Арнольду все это так не пройдет. На что она способна?

— На все… Но сейчас ее прижали. Так что Арнольд выживет… Пока выживет.

— Что значит пока?

— А потом как получится.

— Вика, ты чего такое говоришь!

— Я шучу… Повторяю, подруга: не дергайся. Все вокруг какие-то дерганые. Мой вон тоже какой-то ошалевший стал. После торгов за квоты вообще лицо перекривило, будто бутылку рыбьего жира выпил. Все твердит, что новые разборы грядут. Без телохранителя из дома не выходит.

— А тебе?

— А мое тело он не настолько ценит, чтобы его хранить… Козлы они, я тебе скажу. Говорю же, их надо принимать такими, как они есть. То есть обычными козлами.

— Попробуй, как лучше — из кофеварки или из турки? — Лена разлила кофе по маленьким чашечкам. Вика сделала небольшой глоток, причмокнула.

— Так лучше. Чего-то добавляешь?

— Кое-что.

— Дашь рецепт? Или секрет?

— Конечно, дам.

— Хотя у меня все равно так не получится. — Вика еще раз глотнула кофе, блаженно прижмурилась. — На кофе рука легкая должна быть. Это или умеешь, или не умеешь. Как и на деньги. Они или липнут к рукам, или не липнут. Будь ты хоть академик, хоть дебил — не влияет. Вон Глушак, дурак дураком был, но деньги к нему рекой текли. А доктора наук на помойках бутылки собирают. Потому что у него рука на деньги легкая была. Понимаешь, подруга?

— Как не понять.

Вика пригладила волосы:

— Знаешь, а мне нравится. Причесываться не надо. Просто и практично… Давай тебя так же обкорнаем… Я Макса попрошу. Он тебя воткнет вне очереди… Смотри, кажется, просто так взять и обкорнать. А каждая волосинка на своем месте. Где больше снять, где меньше — мастер, одним словом… Да еще голову помассировать… У него такие пальцы, подруга. Аж дрожь пробирает.

— Сильно пробирает? — усмехнулась Лена.

— Да как бы не пробирала — что толку? Все равно он голубой. Женскими модельерами и парикмахерами могут быть только голубые. Ты что, не знала?

— Наверное, преувеличение.

— Ни фига не преувеличение… Ну как, спросить?

— Ну, спроси, — кивнула Лена рассеянно.

— И будет нас две лысые старые калоши, — довольная, засмеялась Вика… — Коньяк в кружку, — велела она, ткнув в кофейную чашку пальцем.

Лена вытащила бутылку «Наполеона». Ритуал был отлажен. Было ясно, что полбутылки они уговорят.

Вика захмелела быстро.

— Кстати, у моего тоже дурная идея, — сообщила та. — Какой-нибудь домишко в Англии прикупить.

— Чего им эта Англия сдалась?

— Нравится. В общем, в Лондон свинтить. Навсегда. В больше сюда ни ногой… Казик надерется и как заведенный повторяет: «Пора делать ноги». Уже год я это слышу… У него идея глубоко засела — сорвать где-то большие деньги. Не сотню-другую тысяч долларов, а действительно большие. И рвануть отсюда подальше.

— Почему?

— Боится, подруга. Они все боятся. Потому что страшно. Будем, — она подняла стопку коньяку.

— Страшно, кивнула Лена.

— На войне как на войне. То одного пулей снесет. То от другого воронка останется. У них крыша и едет… Знаешь, когда он узнал, что Глушака и Арнольда подстрелили, что он делал?