Зов любви - Ги Де Кар

– Давай заедем в то бистро, где я могу есть руками.

– Решено.

После ужина они поехали к нему.

– Ну, что ж, милая, завтра, когда я буду на работе, устраивайся, как ты хочешь. Все в твоем распоряжении. Единственное, о чем я тебя попрошу, это не трогать мое белье и мои вещи, потому что потом мне будет трудно его найти. Что касается неприкосновенности личных вещей, то у меня, как и у всех холостяков, это доходит до мании.

Она пообещала выполнить его просьбу, и третий раз они стали возлюбленными, которые на этот раз решили, что их связь будет прочной и длительной.

Когда Ален вернулся на следующий день с работы к концу дня, она встретила его словами:

– Только не ругай меня! Весь день я только то и делала, что наводила порядок, как все женщины, я обожаю этим заниматься. Для того, чтобы привести все в порядок, надо сначала все пересмотреть. Твои рубашки, носки, платочки, галстуки теперь в другом месте: я же не могу допустить, чтобы среди твоих вещей валялись и мои лифчики. Я с удовольствием занималась всем этим здесь, у тебя, и должна признать, что ты очень любишь порядок, и в этом ты совсем не похож на нашего знакомого Люсьена.

– Сделай мне одолжение: никогда больше не напоминай мне об этом типе!

– Я тебе это обещаю! Ну, а теперь я тебе покажу, где отныне будут твои вещи.

Увидев, как она это сделала, он пришел в замешательство: в стенных шкафах, где каждой вещи он знал свое место, все было переложено его новой подругой. Тем не менее, он ничего не сказал. Не прошло еще и суток с того времени, как она поселилась, а вела себя так, словно давно уже была здесь хозяйкой. Конечно, она привела все в порядок, но этот новый порядок был для него все-таки непривычен. Что-то было нарушено и ему показалось, что он как бы «не у себя». Но он только улыбнулся и подумал: «И все-таки, эта женщина настолько женственна, что перед ней можно только преклоняться...»

– Ведь так же лучше, дорогой?

– Если бы ты не появилась в моей жизни, я не знаю, что бы со мной было.

Для них началась новая жизнь, спокойная, без стычек, в полном любовном согласии; только через несколько недель Ален вдруг понял, что многое изменилось. Вся его жизнь приобрела какой-то новый смысл. Все свое свободное время он проводил с Хадиджой... Когда он выходил по вечерам, то только с ней... Он больше и не подумывал о ночных приключениях без будущего, как и о своих друзьях, что его больше всего самого удивляло. Когда он встречал кого-нибудь из своих старых знакомых, то они его обязательно спрашивали: «Ален, что с тобой случилось? Ты нигде не показываешься! Ты что, от всех скрываешься?»

Он уклончиво отвечал: «В настоящее время у меня так много работы...»

В действительности же его единственным занятием была смуглая туниска, которая занимала все его мысли и сумела настолько войти в его жизнь, что он уже не думал ни о чем другом. Она заполнила все его существование и он даже не замечал этого. Он даже не понимал, что он в чем-то уступил в своих мужских привычках, в своих традициях. Иногда он как бы вспоминал об этом и даже хотел воспротивиться, но в такой момент голос с приятным акцентом снова напоминал ему, что она здесь и готова посвятить ему свое время, выполнить любое его желание.

– Милый, что с тобой сегодня? Ты чем-то опечален? Может быть, у тебя много работы? Ты не скучаешь со мной, по крайней мере?

Как он мог скучать рядом с таким прекрасным созданием! Она была не только чудесной возлюбленной, но в любое время дня и ночи на ее устах могла возникнуть какая-нибудь сказочная история, которую она раньше слышала в своей стране! Неисчерпаемое вдохновенное воображение позволяло ей придумывать новые, неведомые раньше истории или сказки. Одну за другой она рассказывала ему чудесные сказки, фантастические истории, интереснейшие легенды Востока. Таким образом он узнал о толстом принце и виноградной лозе; о приключениях халифа Харуна ар-Рашида и балаганного фокусника; о Мозабите и об арабе; об еврее и мусульманском судье; о молодом Кадуре и его осле; об обманщике с Востока и лгунье с Запада; об обезьянах и торговце фресками; об Бен Абибе и его матери, у которого была коза, об отчаянном Джеха, который носил овощи в корзине, и о многих других персонажах чудесного мира, одновременно близкого и такого далекого, который она умела так хорошо передать и заставить пережить своим прекрасным голосом, горящими глазами, полными хитрости и лукавства, помогая в рассказе движениями своих прекрасных рук, полных грации и изящества.

Недели сменялись месяцами, и Ален вдруг осознал, что он очень счастлив.

Время от времени они выходили, чтобы развлечься. Почти всегда Хадиджа выбирала ресторан, театр или клуб, куда они должны были пойти. Казалось, что ее преследовала какая-то жажда узнать что-то новое, все увидеть.

Когда девушка поселилась у Алена, в ее гардеробе в основном были европейские наряды, даже парижские, за исключением, конечно же, сари ее бабушки. Но мало-помалу, под влиянием своего возлюбленного и потому, что он предпочитал, чтобы она так одевалась, она все чаще одевала на себя что-то новое, но это новое всегда имело какой-то восточный колорит, как бы ближе к ее истокам, к ее происхождению. Постепенно, изо дня в день, она отходила от европейского стиля, потому что ему нравилось видеть в ней женщину Востока. Ему казалось, что только этот колорит украшает ее.

Наблюдая за ними со стороны, можно было подумать, что восточная красота девушки только выигрывала от того, что рядом находился высокий, красивый блондин-европеец.

Они выходили не каждый день. Присутствие в доме смуглой возлюбленной придавало его жилищу какой-то новый оттенок. И Ален стал больше тянуться к своему дому. Теперь он никогда уже не скучал, Хадиджа, которая инстинктивно избегала кухни, все же, время от времени, удивляла его тем, что готовила блюда своей страны и, конечно, самым любимым вскоре стал кус-кус. А иногда она готовила ему другие восточные блюда, пряные, острые, которые ему очень нравились. Особенно нравилось блюдо, приготовленное из мяса, порезанного мелкими квадратиками, сваренного в масле, приправленного помидорами, перцем и сверху залитое желтком, перед тем, как его ставили в печь. Это блюдо подавалось под «Шераб-Ахмар», т. е. красное вино, или «Шераб-Абиадх» – белое вино, и представляло замечательный, неповторимый вкус. Но лучше всего Хадиджа умела готовить сладкие блюда. То, что в Тунисе и в других странах, да и во всем мире называют «восточными сладостями». Здесь было все: толченый миндаль, мед, разнообразные орехи, финики, все это варьировалось, изменялось в своих составных частях; таким образом Хадиджа представляла все новые и новые пирожные, сладости, конфеты.