Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время этого перехода, перед рассветом, нагнали полковника Рогойского и кадета Патона, которые сидели и отдыхали на краю дороги. Мы подошли к ним – Рогойский казался измученным и совершенно без сил. Мы стали уговаривать их подняться и идти, предлагая Рогойскому взять его под руки, но он приказал нам не задерживаться и сказал, что встанет и пойдет с помощью Патона, который подтвердил, что не оставит своего воспитателя. Больше мы их не видели, да и сами передвигались, едва соображая, что мы делаем.
В Коротном мы нашли значительно уменьшившийся отряд и наших кадет: из 48 человек уже осталось лишь 39, при последнем офицере, капитане Реммерте. Уже после полудня, снова перейдя по льду рукав Днестра, весь отряд остановился в плавнях на румынской границе. Здесь мы простояли целый день до ночи, ожидая темноты, чтобы перейти границу и войти в Бессарабию хотя бы силой. Целый день на льду, среди камышей, без пищи и теплой одежды, мы измучились до крайности. В отряде многие были босы и полураздеты, раненые и больные второй день оставались без перевязок и все время на ногах. Пытались разводить костры, но сырой камыш не горел и лишь дымил. От начальников отрядов, отправившихся к румынам для переговоров, не было известий до самого вечера. Между тем красные приближались все ближе, Коротное было ими уже занято, в плавнях среди обоза начались грабежи и разбой, то и дело слышались выстрелы.
Кадеты делали все возможное, чтобы сохранять спокойствие и порядок, и инстинктивно держались вместе. Наконец, около 8.30 часов вечера кем-то было передано приказание строиться и переходить границу. Длинная вереница теней погружалась в мрак, при жуткой и зловещей тишине. Дорога была убийственная: изрытая глубокими ухабами и покрытая замерзшей, кочковатой грязью, она заставляла стонать и падать от каждого неверного шага, сделанного истертыми до крови ногами. Дорога казалась мучительно бесконечной; помню, кусты, деревья и камыши по сторонам, помню, что каждая группа деревьев казалась нам в тумане домами, а когда подходили ближе, то видели, что это те же бесконечные кусты и деревья и что перед нами та же мерзлая дорога, постепенно подымавшаяся в гору. Наконец потянулись длинные, низкие изгороди. К полуночи, после последнего крестного пути, то, что называлось еще недавно Добровольческой армией, эта измученная и обезумевшая толпа людей, силой заняла деревню Раскейцы и кое-как расположилась по хатам.
Помню низкую, грязную хату, в которую набилось 12–15 кадет; угрюмый молдаванин злобно на нас глядел и делал вид, что не понимает по-русски. В сенях нашли мешок с сахарным песком и съели его, пополам со снегом, потом заснули как убитые. На рассвете нас разбудил треск пулеметов с трех сторон. Свист пуль поднял панику: румыны обстреливали нас с окружавших холмов. Шла стрельба и из некоторых хат, где румыны вооружили часть молдаван, упорно стремясь вытеснить нас из деревни. Низко нагнувшись за плетнями, мы стали пробираться к выходу из деревни. Над головами посвистывали пули; шедший впереди меня кадет Трофимов[140] (Одесский кадетский корпус) упал, легко раненный пулей, скользнувшей по плечу, шее и щеке. Подняли его и пошли пробираться дальше. Был ранен в руку Толмачев[141] (Одесский кадетский корпус); отморозил ноги кадет младшей роты Сахно-Устимович, все время шедший с нами.
У входа в плавни капитану Реммерту удалось собрать вокруг себя всех кадет. Положение казалось безвыходным. На наших глазах люди сходили с ума, многие кончали самоубийством. Недалеко от нас полковник Новицкий, вскочив на подводу, собрал вокруг себя большую группу добровольцев и обратился к ним с призывом: «Выхода нет! Румыны нас не пропускают! По ту сторону плавней нас караулят красные! Собирайтесь вокруг меня, составим банду Новицкого! Женщин, детей, раненых – бросить! Кто может носить оружие – за мной!» Видя, что представляют собой эти до крайности измученные люди с издерганными нервами, капитан Реммерт приказал нам держаться вместе и если придется, то следовать за отрядом Новицкого, а пока выжидать. В это время мимо, по дороге из деревни, показался одиноко идущий генерал Васильев. Подойдя к нему, капитан Реммерт спросил его, неужели нет никакой надежды спасти кадет? Мы все встали, отдали честь, генерал на ходу поздоровался, поблагодарил за Кандель и сказал, что румыны имеют распоряжение пропустить кадет. Генерал пошел дальше; потом уже мы узнали, что он застрелился за поворотом дороги, после разговора с нами.
Взяв с собой двух кадет и сделав белый флаг из какой-то тряпки, капитан Реммерт снова пошел к Раскейцам, приказав нам не сходить с места и ждать. Мы остались близ дороги, прячась за кусты и в канавах, так как стрельба то и дело разгоралась снова. Ждали почти до вечера. Истомившись от долгого ожидания, стали думать, уж не убили ли Реммерта по дороге? Решили пойти на разведку, вызвались я и Кривошей, с нами же пошел полковник Фокин, отец нашего кадета, прошедший с нами весь поход. Мы прошли около версты к деревне; дорога была усеяна брошенными вещами, валялись винтовки, и то там, то здесь лежали убитые и застрелившиеся. Из-за группы деревьев вышла к нам хорошо одетая женщина и со смехом приглашала взглянуть на ее мужа. Мы увидели тело офицера, лежащего на земле, с револьвером в руке; жена сошла с ума над телом мужа. Из-за поворота дороги показался румынский патруль, дальше виднелись другие, грабившие убитых. Первое, что они сделали, – это потребовали, чтобы полковник Фокин отдал им свои золотые часы, после же этого удалось объяснить им, что мы «элевы» (ученики) и что наш офицер пошел к ним в деревню. С трудом удалось понять, что наш Реммерт находится в Раскейцах, что нас действительно принимают и что он ждет вечера и конца обстрела, чтобы вернуться за нами.
Вечером Реммерт вернулся и приказал идти в Раскейцы: оказалось, что полковнику Вернадскому удалось в Аккермане послать телеграмму Румынской королеве Марии с просьбой пропустить в Румынию корпус, но комендант Аккермана не позволил дождаться ответа, и он пришел тогда, когда мы уже шли по Херсонским степям. Отвечая на телеграмму, королева прислала одновременно своего доверенного человека, г-на Волкова, с поручением заняться нашей судьбой и облегчить нам переезд в Сербию. Не найдя корпус в