Хан Хубилай: От Ксанаду до сверхдержавы - Джон Мэн

Это была одна из самых знаменитых осад в китайской истории — настолько знаменитая, что Марко Поло прослышал и с большим удовольствием рассказал о ней. Вся беда в том, что к тому времени, когда Марко принялся диктовать записки о своих приключениях, он явно уже столько раз рассказывал эту историю, что успел вписать в нее важные роли для себя, своего отца и дяди. Его отчет об осаде «Сайанфу», мягко говоря, грешит искажениями. Многим ученым он кажется вопиющим образцом самовосхваления. Скажем откровенно: Марко попросту врет.

Вот как писатель-призрак Марко, романист Рустикелло, записал на свой псевдо-доверительный лад то, о чем рассказывал ему Марко, когда они оба сидели в тюрьме Генуи лет через 25 после события (цитируется по изданию Юль-Кордьера 1903 года с его очаровательными архаизмами):

«Скажу вам по правде, после того, как вся область Манги покорилась, этот город не сдавался три года.[55] Всякий раз, когда войско великого хана приходило сюда, останавливалось оно на севере; а с других сторон вокруг города было большое и глубокое озеро. Только с севера войско великого хана могло обложить город, а с других сторон по воде жителям подвозилось продовольствие.[56] Никогда бы города не взять, не случись вот что: три года осаждало войско этот город и не могло его взять, и было это досадно рати. Говорили тут Николай, Матвей и Марко: „Придумаем вам снаряд овладеть городом“. Ратные люди согласились и слова эти передали великому хану. Пришли к великому хану гонцы из войска и докладывают, что обложением города не взять, подвозят туда продовольствие с таких-то сторон и помешать этому нельзя. А великий хан повелел взять город во что бы то ни стало. Говорили тут два брата и сын, господин Марко: „Великий государь, есть у вас мастера, делают они такие снаряды, что большие камни бросают; не выдержит этот город; станут машины бросать камни, тут он и сдастся“. Согласился великий хан и повелел как можно скорее изготовить те снаряды.

Были у братьев в услугах немец да христианин-несторианец — хорошие мастера. Приказали им братья построить две-три такие машины, чтобы бросали камни в триста фунтов. Построили мастера две отличные машины; приказал великий хан отвезти их к войску, что осаждало Саианфу и не могло города взять. Пришли туда машины, установили их: татары глядели на них, как на великое в свете чудо. Что же вам сказать? Уставили машины и бросили камень в город; ударился камень в дом, рушит и ломает все, наделал шуму страшного. Увидели жители такое неслыханное бедствие, изумились, испугались и не знают, что говорить им и что делать. Собрались на совет, а как спастись от этого снаряда, не придумали. Стали они тут говорить, что если не сдадутся, так все погибнут; посоветовались, да и порешили всячески сдаваться. Послали сказать военачальнику, что сдаются и хотят быть под великим ханом. Принял их военачальник и согласился, а город сдался. По милости Николая, Матвея да Марко вышло так, и немалое то было дело».

Рассказ хороший, но с большими изъянами. Юный Марко, которому был тогда всего 21 год, добрался до двора Хубилай-хана только в 1275 году, через два года после окончания великой осады. Ни он, ни его отец и дядя никоим образом не могли иметь никакого отношения к разработке катапульты, и у Марко на деле нет оправдания для вписывания в историю семейства Поло и вымарывания Исмаила и Ала ад-Дина. Все это дело дурно пахнет и сильно отдает эгоцентрической фантазией — никаких подробностей об устройстве требушетов, какие-то безымянные «помощники», которые нигде больше не фигурируют, никаких упоминаний о Фаньчэне, одни туманные общие слова о Сянъяне.

Что ж, он (или его писатель-призрак) любил драматизировать повествование — о чем свидетельствует наглое утверждение относительно Янчжоу: «Господин Марко Поло, тот самый, о ком говорится в этой книге, три года управлял этим городом по приказу великого хана». Тем не менее, он им не управлял — в источниках приводятся списки всех наместников, и его среди них нет. Тут можно сказать лишь одно: это отнюдь не первый и не последний случай, когда правда (которая преобладает у Поло) была оттеснена в сторону писателем-призраком, в жажде шумного признания шептавшим ему на ухо: «Брось, Марко, никто ведь никогда не узнает!»

Нужно сделать пару замечаний в пользу Марко. Во-первых, многие писатели, критикующие его за искажение правды, похоже, думают, будто он притязает на участие в осаде. Это неверно. И замысел, и постройка катапульты происходят исключительно при дворе Хубилая в Ксанаду, где он, как я полагаю, как раз впервые услышал эту историю и сделал ее своей. А во-вторых, претензия на службу наместником Янчжоу фигурирует только в пяти первых изданиях его труда, которые все до единого являются искаженными версиями утраченного оригинала. Поэтому, наверное, при работе над книгой совесть у Марко все-таки не молчала.

Когда новость о падении Сянъяна дошла до Ханчжоу, столицу охватила паника. Высшие слои внезапно осознали угрозу своему комфортному и цивилизованному образу жизни, литературным дискуссиям, пикникам на Западном озере, ритуалам, освященным временем, и прекрасным произведениям искусства. Это представлялось немыслимым: никогда еще в китайской истории варвары не угрожали коренным землям Китая на юге. Двор немедля отменил государственный праздник и сообщил, что сэкономленные деньги будут потрачены на укрепление обороны по Янцзы. Ради укрепления боевого духа тех, кого сочли ответственными за поражение, не казнили, а всего лишь понизили в должностях. Даже родственникам Лу Вэнь-хуаня, человека, который сдал Сянъян и перешел на сторону монголов, сказали, что в их преданности сомнений нет. Несомненно, это были очередные симптомы слабости правящего режима.

А затем пошла катастрофа за катастрофой. Без всякого предупреждения, внезапно умер император Ду-цзун, которому исполнилось всего 34 года. Вслед за тем Горы Небесного вида, прекрасная вулканическая гряда в дне езды к западу от Ханчжоу, затряслись и разразились обвалами и селями. На китайском «обвал» и «смерть императора» — это различные значения одного и того же иероглифа бэн. В качестве лидеров у империи Сун остались четырехлетний наследник Ду-цзуна, его больная бабка, вдовствующая императрица, и дискредитированный первый министр Цзя. Бедствия соединялись, словно прорехи на старом шелке, а заштопать расползающуюся ткань империи Сун было некому. Небо отбирало свой мандат на правление. Эпоха близилась к концу.

Глава 9

ДЖАГГЕРНАУТ

В следующей, жизненно важной кампании Хубилай хотел не оставить ни единого места для ошибок. Он сохранил на прежнем посту Ачжу, победителя при осаде Сянъяна, но подчинил его динамичному и опытному государственному деятелю и полководцу Баяну.

Несколько слов о Баяне. Назначая его, Хубилай разыграл две крайне удачные карты — империи и семьи, так как предки Баяна сыграли ведущие роли в одном из наиболее драматичных эпизодов «Тайной истории». Это произошло за пять лет до того, как Чингис стал ханом, когда он, пока еще нося имя Тэмучжин, боролся за объединение монгольских племен. В свое время Тэмучжина-Чингиса еще подростком захватил в плен предводитель его родного племени, обобравший сирот своего бывшего вождя Есугея, отца Тэмучжина. Звали этого тяжеловесного типа Таргутай («Толстяк») Кирилтух. Тэмучжину удалось сбежать, а впоследствии он, обретя силу, разгромил противящиеся ему племена, в том числе и бывшее родное, тайджиутов. Разбитого и прячущегося Кирнлтуха схватили несколько его подданных — мужчина и два его сына — и бросили на телегу, поскольку пленник был слишком толст для езды на лошади. Троица схвативших Таргутая Кирилтуха уже двинулась, чтобы доставить его Чингису, но тут ему на выручку прискакали его сыновья и братья. Тогда отец по имени Ширгуету вспрыгнул на своего толстого пленника, приставил ему нож к горлу и закричал: «Назад!», а потом обратился к Кирилтуху (цитирую «Тайную историю»): «Твои сыновья и братья собираются отбить тебя. Мне все равно пропадать. Не убью тебя из страха поднять руку на своего природного хана, так меня все же убьют за поднятие руки на своего хана. А убью — мне тоже смерть. А раз все равно умирать, так умру лучше на подушке!»

Тогда Таргутай крикнул им: «Сейчас же поворачивайте назад! Тэмучжин не может, не должен меня убить; в конце концов не убил же я его, когда имел возможность». Сыновья и братья Таргутая Кирилтуха убираются прочь, а захватившие его принимаются размышлять. Тэмучжин восхищается преданностью, не так ли? А мы предаем своего хана. Наверняка Тэмучжин скорее убьет нас за измену своему исконному господину, чем вознаградит. И они отпустили Таргутая Кирилтуха на все четыре стороны. Когда же отец с сыновьями попали наконец к Тэмучжину, оказалось, что они были правы: «Правильно вы поступили, что не предали своего настоящего хана! — сказал Чингис-хан. — Ибо я должен был вас казнить со всем родом вашим, как холопов, поднявших руку на своего хана, если б вы вздумали явиться ко мне после того, как убили Таргутая». И сказав так, он проявил милость к пришедшим. Так эта семья обрела славу и состояние. Старика Ширгуету обессмертила легенда, а Чингис, став в 1206 году ханом, сделал двух его сыновей, Наяа и Алаха, тысячниками; вдобавок Наяа стал одним из трех его высших полководцев.