Хан Хубилай: От Ксанаду до сверхдержавы - Джон Мэн

А теперь к сути: Ширгуету, приставивший нож к горлу Кирилтуха, доводился Баяну прадедом, Наяа — двоюродным дедом; а Алах, его дед, командовал войсками в кампании против Персии 1219–1220 годов и стал там наместником города. Отец Баяна служил в 1256 году у Хулагу и погиб в бою, когда Баяну не было и 20 лет. Сам же Баян около десяти лет оставался на службе у Хулагу, а потом отправился в Китай, где поступил на службу к Хубилаю в качестве одного из высших гражданских администраторов. За пять лет он приобрел известность умением сохранять спокойствие и ясность мысли в стрессовых ситуациях, а также тем, что сумел выучить китайский язык. Затем Хубилай, по существу, поставил его управлять Военным советом, при номинальном главенстве старшего сына Хубилая. И теперь, когда Баяну было всего 34 года, ему поручили сделать еще один гигантский шаг к осуществлению божественно предопределенной судьбы, к делу, с которым вот уже четыре поколения была теснейшим образом связана его семья.

Операция предстояла громадная. Старые времена, когда победа добывалась исключительно монгольской конницей, давно миновали. Теперь кавалерия составляла лишь одно крыло из трех. Армия, которую Баян и Ачжу собрали летом 1274 года вокруг Сянъяна, насчитывала примерно 200 000 пехотинцев, свыше половины которых составляли уроженцы северного Китая, поддерживаемых речным флотом из 800 недавно построенных боевых кораблей и еще 5000 транспортных судов помельче с 70 000 матросами, по 14 на судно. Это были гибкие многонациональные силы, способные действовать как на суше, так и на воде. Им приходилось быть такими, поскольку в распоряжении империи Сун все еще имелось 700 000 солдат и 1000 боевых кораблей на Янцзы.

Победа, конечно, грядет. Но это должна быть победа с долгосрочной целью, какую Хубилай впервые принял во время кампании в Юннани. Тогда один советник побудил его проявить сдержанность, и он прислушался: «То, о чем ты мне рассказывал вчера, как Гао Бинь никого не убил, могу сделать и я». Теперь он по опыту знал, что военная победа должна быть сопряжена с победой иного рода, позволяющей завоевать сердца и умы простого народа. Если он хочет завоевать империю Сун навсегда, потребуется хорошее управление завоеванной территорией; а это означало сведение к минимуму страданий гражданского населения. И он велел Баяну: «Подражай Гао Биню!»

Первой задачей Баяна осенью 1274 года было спуститься со своей армией по реке Ханьшуй к Янцзы, преодолев примерно 250 км. Но Ханьшуй был перекрыт стотысячной сунской армией, стоящей лагерем вокруг двух крепостей, соединенных пересекающей реку цепью. Чтобы избежать еще одной осады, Баян приказал своим войскам обойти этот участок реки. Прикрываемые с флангов двумя меньшими десятитысячными колоннами, наступавшими параллельно в нескольких десятках километров по обеим сторонам, основные силы перенесли лодки по суше на бамбуковых шестах, отбив по пути одну атаку. К весне 1275 года Баян и Ачжу вывели свои войска из долины реки Ханьшуй на затопленные половодьем равнины Янцзы.

Хубилай следил за ходом этой кампании со страстным интересом — и не только потому, что от непрерывного успеха зависел исход войны. Пятнадцать лет назад он сам переправился через Янцзы в этом самом месте, когда смерть Мункэ и мятеж Ариг-буги превратили его наступление в отход. Он очень хорошо знал расположение трех городов, образующих современную Ухань, большую крепость Ян-ло ниже по течению и тот лабиринт неглубоких озер и проток, которые пересек тогда в бесплодной попытке взять Учан.

Каким-то образом Баян одолел явно неприступную крепость Ян-ло, которая охранялась флотом намного большим, чем у него. Его единственная надежда добиться преимущества заключалась в переправе через хорошо охраняемую реку и создании плацдарма на южном берегу. Лобовая атака могла провалиться, поэтому он попробовал применить хитрость — разделил свое войско и направил одну его часть атаковать крепость, вынудив китайского командующего подтянуть подкрепления, стоящие выше по течению. А затем одной снежной январской ночью он отправил Ачжу с другой половиной войска на 20 км вверх по течению реки, с несколькими лодками, которые они несли с собой. Они перешли вброд ледяные воды реки и заняли несколько песчаных отмелей. Когда наступил рассвет, они построили понтонный мост и, одолев сопротивление сократившихся вражеских сил, создали плацдарм на южном берегу. Двинувшись обратно вниз по течению, они напали на сунский флот и каким-то образом — подробности нам не известны — победили. Командующий бежал, рассеянный сунский флот уплыл вниз по течению, а крепость сдалась.

Следующий месяц ушел на беспрепятственный спуск вниз по реке, чему немало способствовал бывший командующий гарнизоном Сянъяна Лу Вэнь-хуань, который в свое время был также начальником многих гарнизонов в нижнем течении реки. По одному его слову командующие сдавались, позволяя монгольской армии наступать без задержек.

Ханчжоу начал впадать в отчаяние. Грозная репутация Баяна росла с каждой победой. Китайцы называли его «Стоглазым», так как именно это означает по-китайски бай янь. А вот престиж Цзя, по контрасту, падал с каждым днем — придворные сановники и простой народ поносили его за любовь к роскоши, накопленные сокровища и расточительные вечеринки. Пытаясь восстановить свой авторитет, он решил лично принять командование армией. В феврале того же года он вывел из города войско в 100 000 копий, огромную толпу, растянувшуюся на 40 км, и направился на запад, чтобы перехватить наступавшего вдоль Янцзы Баяна. Столица вдруг оказалась без войск, и понадобились новые.

На этом этапе вдохновлять народ на борьбу стала бабушка императора, грозная вдовствующая императрица Се. Она была отнюдь не красавица, со странного вида темной кожей и катарактой на глазу. Но она много лет служила успокаивающей силой — щедрая, сдержанная, никогда не стремившаяся распространить свою власть за пределы дворца. Теперь же она выступала, призывая простой народ поддержать военные усилия: «Несмотря на мой пожилой возраст и немощность, я все же с неохотой взялась руководить государственными делами, — говорилось в ее указе. — Как же все дошло до нынешнего состояния, кое отклоняется от постоянства Неба и Земли? Триста лет добродетельного правления наверняка наложили отпечаток на народ… Достойные люди с преданной печенью и праведными желчными пузырями [т. е. сердцами], выйдите из тени и сразитесь с теми силами, что донимают трон, покажите свое мастерство». Это подействовало. К марту 1275 года в армию потянулись добровольцы со всей страны, целых двести тысяч.

Через месяц, пройдя 250 км, Цзя оказался в современной провинции Аньхой и стал разворачивать свою армию около Тунлина, намереваясь заблокировать реку. Но это легче сказать, чем сделать: как показывает самый новый (построенный в 1995 г.) тунлинский мост через многоводную Янцзы, река здесь имеет ширину в 2,6 км, а холмы, между которыми она петляет, невысокие и удаленные друг от друга. И все же небольшое возвышение в Тунлине заставляет реку делать широкую излучину, а остров на стрежне может послужить замковым камнем построения. После того, как к нему присоединились 2500 боевых кораблей, многие из которых бежали сюда после поражения у крепости Ян-ло, Цзя стал ждать прибытия Баяна.

Однако Баян находился на гребне волны своих предыдущих успехов. Его флот вез испытанные контингенты всех вооруженных сил — монгольскую кавалерию (занимавшуюся также разведкой на флангах и впереди), китайскую пехоту, изрядное количество переметнувшихся к монголам сунских командиров, полных полезной информации об обороне ниже по течению, и страшных артиллеристов с их машинами, включая «сянъянскую катапульту» Исмаила, огромные части которой даже не требовалось тащить волоком — их можно было просто сплавить, сопровождая на баржах.

Что же вам сказать (как мог бы выразиться Марко Поло)? Боюсь, немногое, поскольку подробностей никто не записал. Артиллеристы соорудили гигантский требушет с намного большей дальнобойностью — в несколько сотен метров, — который метал менее тяжелые снаряды. На суда обрушился град камней, по берегу атаковала кавалерия, на остров высадилась пехота, а деморализованные войска Цзя рассеялись, оставив в руках монголов 2000 судов.

Цзя сбежал — разбитый, униженный, обреченный. Враги при дворе дружно требовали его казнить, но вдовствующая императрица Се, закаленная полувековым опытом, не поддавалась подобному давлению. «Цзя Сыдао неустанно трудился на службе у трех императоров, — ответила она. — Как можно из-за неудачи одного утра допустить забвение пристойности по отношению к важному сановнику?»

Вместо казни она сняла его с должности и сослала в Чжанчжоу, на побережье в 800 км к югу. Но это его не спасло. По дороге командующий конвоем офицер, некий Цзэн Хуцзэнь, приказал носильщикам донимать ссыльного оскорбительными песнями о нем, слышанными ими в Ханчжоу; а потом, когда они приблизились к месту назначения, Цзэн убил его. После смерти все вспоминали только о недостатках Цзя и чернили его как «Дурного последнего правителя империи Сун».