Искусство наступать на швабру - Елизавета Абаринова-Кожухова

Приближалось время обеда, и зал ресторана «Три яйца всмятку» постепенно наполнялся посетителями. Сидевшие за столиком в дальнем углу две женщины — Надежда Чаликова и ее подруга, крупная осанистая дама в красном платье до пят — то и дело поглядывали в сторону входных дверей: с минуту на минуту должен был появиться Петр Петрович. Однако всякий раз входил кто-то другой.

— Ну, теперь-то уж точно он, — загадала Надя, когда дверь в очередной раз приоткрылась. Но ошиблась — в зал вошел собственной персоной доктор Серапионыч. Заметив Надю, он приветливо помахал ей рукой, а сам направился к столику в середине зала, где уже уплетали обед и одновременно оживленно беседовали еще несколько человек.

— У них тут чуть не каждый день собирается милая компания, — низким грудным голосом сообщила Надина подруга. — Доктор Владлен Серапионыч, инспектор Столбовой, турбизнесмен Ерофеев. Вон та дама в темном — историк Хелен фон Ачкасофф. Обычно еще бывает частный сыщик Дубов, но сегодня что-то не видно…

Тут дверь вновь раскрылась, и в зал вошел Петр Петрович. При нем была огромная хозяйственная сумка — столь же старомодная, как его болониевый плащ. Увидев Надю с подругой, он тут же направился в их угол:

— Добрый день, сударыни.

— Вот это и есть искусствовед Петр Петрович, — сказала Надя. — А это моя подруга, э-э-э…

— Василиса Николаевна, — представилась дама. — Ну что же, дорогой Петр Петрович, к делу?

— Да-да, разумеется, — подхватил Петр Петрович. — Надеюсь, письмо при вас?

Вместо ответа Василиса Николаевна извлекла из-под разреза платья большой незаклеенный конверт и протянула его искусствоведу. Петр Петрович с неподдельным трепетом вынул оттуда несколько пожелтевших листков, исписанных характерным пушкинским почерком.

— Да, все в порядке, — констатировал он, внимательно осмотрев письмо. — Мой друг-меценат будет очень доволен. А это вам, — похлопал он по сумке. — Девяносто тысяч, как договаривались. Будете проверять?

— Будем! — решительно заявила Чаликова.

— Здесь девяносто пачек по тысяче, — пояснил Петр Петрович. — Стало быть, в каждой по сто десятидолларовых банкнот.

Василиса Николаевна запустила руку в сумку, извлекла первую попавшуюся пачку и, чуть сдвинув обертку, принялась ловко, будто заправский кассир, пересчитывать купюры.

— Вы что, прямо здесь?.. — изумился Петр Петрович. — Может быть, лучше пройдемте в отдельный кабинет?

— Да зачем же? — лучезарно улыбнулась Надежда и принялась пересчитывать другую пачку. — Мы ж ничего дурного не делаем, напротив — помогаем пушкиноведам приобрести новую бесценную реликвию!

— К тому же вон тот господин — мой знакомый милицейский инспектор, — добавила Василиса Николаевна. — Так, знаете, на всякий случай.

— Все ясно, это ловушка, — упавшим голосом произнес Петр Петрович.

— Да ну что вы, какая ловушка! — еще лучезарнее возразила Надя. — Мы же с вами честные люди, к чему нам друг друга ловить? Так, мера предосторожности.

— Ну, разве что, — угрюмо пробормотал искусствовед.

— По-моему, все верно, — заметила Василиса Николаевна, перелистав купюры в своей пачке. — Думаю, остальные пересчитывать не стоит.

— Посмотрим только, нет ли где пустых бумажек, — добавила Надя.

Когда все пачки были просмотрены, Петр Петрович вместе с обеими дамами закидал их обратно в сумку, каковую вручил Василисе Николаевне, а сам, торопливо простившись, предпочел покинуть ресторан.

Между тем обеденное время подходило к концу, и зал стремительно пустел. Инспектор Столбовой удалился сразу же за Петром Петровичем, следом за ним расплатились и ушли бизнесмен Ерофеев и баронесса фон Ачкасофф, лишь доктор Серапионыч остался, чтобы в одиночестве насладиться чашкой крепкого чая с добавкой из заветной скляночки.

Увидев, что Надя еще не ушла, доктор прямо с чашкой направился к ее столику:

— Здравствуйте, Надюша! Добрый день, госпожа… э-э-э…

— Василиса Николаевна, — подсказала Чаликова.

— Василий Николаевич, — представилась Надина подруга и на манер шляпы чуть приподняла на голове темный парик.

— Ух ты! — восхищенно выдохнул Серапионыч.

— Что поделаешь, — картинно махнул красным рукавом Василий Николаевич, — иногда ради пользы дела приходится идти по скользкому пути нашего приятеля, прокурора Рейкина. А как вы думаете, доктор, что лежит в этой неприметной сумке?

— Судя по ее виду, наверное, картошка, — предположил Серапионыч.

— А вот и не угадали! — радостно захлопала в ладоши Чаликова.

— Девяносто тысяч долларов, — с притворной будничностью сообщил Дубов. — Те, которые мы вернем вашей пациентке.

— Кассировой? — переспросил доктор. — Но откуда вы их взяли?

— Пустяки, — пренебрежительно подернул плечами детектив. — Загнали письмецо Пушкина.

— Александра Сергеича? — еще больше удивился Серапионыч. — Но, черт возьми, откуда?..

— Да-да, Вася, я ведь тоже до сих пор не знаю, где вы его откопали, — поддержала Чаликова докторский запрос. — И насколько оно, извините, подлинное?

— Подлиннее и быть не может, — самодовольно рассмеялся Василий. — Уж об этом мы с Женей позаботились!

— С Женей? — настолько изумился доктор, что едва не откусил кусок чашки.

— Да. Но сначала я позаимствовал из обширной библиотеки своей домохозяйки Софьи Ивановны дореволюционное издание сочинений Пушкина, еще павленковское. Там есть автограф Пушкина — стихотворение, записанное его рукой. Вот с этим-то автографом Женя и работал. Я не очень разбираюсь в компьютерной графике, но знаю, что сперва он сосканировал текст, затем разделил его на буквы и создал новый шрифт — «пушкинский прописной». То есть можно было нажать на соответствующую клавишу, и на экране появлялась соответствующая буква, написанная почерком Пушкина. Конечно, поначалу при таком методе рукопись имела не совсем естественный вид — ведь никто из нас не пишет одну и ту же букву всегда одинаково, не говоря уже о соединении букв и о разных виньетках, коих не чурался и Александр Сергеевич. Так что потом Жене пришлось весьма кропотливо поработать над письмом в режиме рисования. Ну а в конце, когда все было готово, то окончательный вариант «выгнали» на лазерном принтере на ту пожелтевшую бумагу, что осталась в неоконченном дневнике кассировской прабабушки.

— То есть пушкинское письмо — плод компьютерной мистификации, — подытожила Надя. — А как же текст — может, вы и стиль Пушкина подделали при помощи компьютерных программ?

— Здесь тоже имелись свои трудности, — признался Василий. — Стиль Пушкина я имитировал, может, и не особо мастерски, но все же достаточно правдоподобно, а за образцы взял реальные письма Пушкина, в том числе и к другим дамам, каковые опубликованы в том же павленковском издании. Правда, здесь мне пришлось обратиться к нашей писательнице госпоже Заплатиной — она дала несколько дельных советов из области литературной стилистики. Сложнее было с правописанием — особенно с употреблением всяких i с точкой, ятя, фиты и прочих ижиц. Приходилось искать соответствующие слова в текстах. В общем, что получилось, то получилось. Конечно, если бы Петр Петрович показал нашу продукцию настоящему пушкиноведу, то тот сразу определил бы подделку, но у нас в Кислоярске таковые не водятся, а везти ксерокопию на экспертизу в Москву или Питер господа аферисты не рискнули — иначе, гм, оригинал мог бы уплыть мимо них. Петр Петрович и его сообщник-лжебизнесмен прекрасно понимали, что на пушкинских эпистоляриях они заработают много больше, чем на тургеневских, и чтобы их заполучить, готовы были даже расстаться с теми девяносто тысячами, что «зажилили» Кассировой.