Убийство на голубой яхте - Лесли Чартерис

— Возражение не принимается. Защитник обязан установить, в каком состоянии находился дом, и выявить факты, указывающие, что Франклин Тор мог уехать оттуда до момента предполагаемого обвинения.

— У меня было украдено двести долларов, — ответил Ланк с сокрушенным видом.

— А дверь в буфетную была закрыта?

— Да, сэр.

— Так… Когда вы перед этим стряпали, брали ли вы муку, находившуюся в жестяной таре, стоящей на полу в буфетной?

— Да, сэр.

— Какое количество муки высыпалось на пол возле банки? Немного?

— Да.

— Когда вы приехали, в доме был котенок?

— Верно, был.

— Тот самый котенок по кличке Янтарик, которого немногим раньше привезла вам мисс Кендал?

— Он самый.

— Обратил ли я ваше внимание, что котенок попал лапками в просыпанную муку, потом пробрался через кухню в заднюю комнату, оставив на полу белые следы?

— Совершенно верно.

— Вы видели эти следы своими глазами?

— Да. Они находились в трех или четырех футах от буфетной и тянулись до задней спальни.

— И не дальше, чем в три или четыре фута от двери спальни до кровати?

— Да.

— Я показал вам возле кровати то место, где по кошачьим следам было видно, что котенок вскочил именно в этом месте на постель?

— Да.

— Когда мы пришли в дом, котенок спал, свернувшись клубочком посреди кровати в первой спальне?

— Так.

— Но вы совершенно отчетливо помните, что дверь в буфетную была закрыта?

— Да.

— На столе в общей комнате на подносе лежала визитная карточка Джорджа Альбера, на которой кое-что было написано, а в пепельнице лежал остаток совершенно холодного окурка сигареты?

— Да. Эту сигарету несомненно оставил Франклин Тор. А карточку я нашел прикрепленной к входной двери, когда выходил.

— Когда вы выходили? — с некоторым удивлением переспросил Мейсон.

— Да.

— И вы не слышали ни стука в дверь, ни звонка, хотя в это время находились в доме?

— Не слышал. Поэтому карточка меня несколько смутила.

По-видимому, Альбер пытался дозвониться, но у меня звонок часто выходит из строя.

Окружной прокурор попросил у Мейсона разрешения на некоторое время прервать перекрестный допрос Ланка, чтобы допросить других свидетелей, у которых по различным причинам не было времени ждать. Такими свидетелями оказались шофер такси, доставивший Деллу Стрит к месту неподалеку от дома Ланка, и все тот же лейтенант Трегг, который рассказал о том, как он нашел Янтарика в квартире Деллы Стрит, на кухне. Показания этих свидетелей не произвели на Перри Мейсона ни малейшего впечатления. Он не стал их ни о чем спрашивать, ни на что не возражал. И только когда Ланк вновь поднялся на возвышение для свидетелей, он оживился.

На этот раз он начал с того, что на протяжении нескольких минут разглядывал старого садовника. В зале установилась необычайная тишина. Все поняли, что сейчас должен последовать важный вопрос.

— Скажите, — начал Мейсон, — когда вы в последний раз открывали банку с мукой в буфетной.

— Утром тринадцатого числа. Я сделал себе на завтрак оладьи.

— После того, как я обратил ваше внимание на порядочное количество просыпанной возле банки муки, вы не снимали с нее крышки?

— Нет, сэр. У меня не было возможности сделать это. Полиция забрала меня из отеля и уже не отпускала больше от себя.

— Задержала, как важного свидетеля, — поспешил с объяснением Гамильтон Бюргер.

Мейсон повернулся к судье.

— Ваша Честь, если вы объявите перерыв, — сказал он, — не больше, чем на полчаса, то дальнейшие вопросы будут излишними.

— Какова цель такой заминки? — спросил судья.

Мейсон улыбнулся.

— Я не мог не заметить, Ваша Честь, что как только я приступил к последней части перекрестного допроса относительно банки с мукой, лейтенант Трегг поспешно оставил зал заседания. Я считаю, что полчаса ему будет вполне достаточно, чтобы добраться до дома Ланка, проверить содержимое банки с мукой и возвратиться назад.

— Вы полагаете, что кто-то снимал крышку с этой банки после того, как Томас Ланк испек свои блины? — с любопытством спросил судья, позабыв даже об этикете.

— Я не сомневаюсь, Ваша Честь, что лейтенант Трегг сделает в высшей степени интересное открытие. Но поскольку меня в данном случае интересует только установление виновности моей подзащитной, то есть невиновности, простите за оговорку, — сказал Мейсон, — я пока не намерен высказывать никаких предположений ни в отношении того, что он найдет и как это объясняется.

— Вы выразились предельно ясно, — с невольным уважением и одобрением сказал судья. — В таком случае, суд объявляет получасовой перерыв.

Когда зрители двинулись к выходу, чтобы покурить и посудачить без помех, к Перри Мейсону протолкался Альбер. На его лице была глуповатая улыбка.

— Очень сожалею, — сказал он, — если моя визитная карточка внесла какую-то путаницу. Так получилось, что я заехал к Ланку после театра. Я подумал, стоит остановиться и посмотреть, горит ли в доме свет. Свет был. Я поднялся на крыльцо и нажал на кнопку звонка. Мне никто не ответил. Тогда я оставил записку на карточке. Я решил, что Элен Кендал оценит мою заботу о ее любимом котенке, состояние которого меня беспокоило.

— Признаться, мне и в голову не пришло, что звонок мог не работать, — добавил он, помолчав.

— Так вы говорите, что свет в доме был?

— Да. Он пробивался сквозь ставни. Ну, а стучать я не стал, будучи уверенным, что звонок действует…

— Когда это было?

— Около полуночи.

Мейсон заметил:

— Что ж, вы можете обо всем этом рассказать окружному прокурору.

— Я так и сделал. Он сказал, что знает об испорченном звонке и это не имеет значения для рассматриваемого дела.

— Значит, так оно и есть, — согласился Мейсон.

Глава 22

Когда суд после перерыва возобновил свою работу, Гамильтон Бюргер был очень взволнован.

— Если суд разрешит, — сказал он, даже не стараясь скрыть свое волнение, — то я должен сообщить, что в данном деле появились… а… необычайные… выяснились необычные обстоятельства. Я прошу разрешения отозвать со свидетельского места свидетеля Ланка и вызвать снова лейтенанта Трегга.

— Не возражаю, — сказал Мейсон.

— Прекрасно, — прогудел судья. — Пусть лейтенант Трегг опять поднимется на возвышение. Вы ведь уже присягали, лейтенант?

Трегг кивнул и взошел на место для свидетелей.

Бюргер спросил:

— Вы только что съездили в жилище свидетеля Ланка?

— Да, сэр.

— Вы это сделали в пределах получаса?

— Да, сэр.

— Что же вы там сделали?

— Вошел в буфетную и снял крышку с банки для муки.

— Дальше?

— Запустил руку в эту муку. — И что вы там обнаружили?

Голос Трегга на сей раз был излишне торопливым.

— В этой банке я обнаружил двухствольный револьвер тридцать третьего калибра системы «Смит и Вессон».

— Как вы поступили дальше?

— Я отвез его в лабораторию, чтобы там его проверили на отпечатки пальцев. По номеру револьвера мне удалось проследить его происхождение, но соответствующие документы, как и заключение экспертизы, будут готовы не раньше завтрашнего утра.

— Начинайте перекрестный допрос! — прогремел Бюргер.

Мейсон спросил с предельной вежливостью:

— Но вы, несомненно, проверили, что значится в торговом журнале?

— Проверил, — последовал краткий ответ. — Недавно в полиции составлялся отчет о приобретении гражданами огнестрельного оружия за последние пятнадцать лет, и это было совсем нетрудно сделать. Конечно, статистические данные нельзя представлять в суд, как вещественные доказательства. Ну, а завтра мы получим документы из торгового дома.

— Все понятно, лейтенант. Только в ваших отчетах фактически повторено то, что имеется в торговых регистрационных журналах.

— Да, сэр.

— В таком случае, отбросим все сомнения в отношении того, насколько правомочны эти записи в суде. Меня интересует только одно: указывают ли они, что этот револьвер был приобретен Франклином Тором до 1932 года.

По глазам лейтенанта Трегга было видно, что он никак не ожидал подобного вопроса от адвоката, но он все же ответил на него:

— Да, сэр. Этот револьвер, согласно нашим записям, был куплен Франклином Тором в октябре месяце 1932 года.

— Ну, и к каким же выводам вы пришли, лейтенант?

Лейтенанту не удалось сразу ответить, так как после вопроса Мейсона начались довольно долгие споры с судьей Ланкершимом, дозволительно ли его задавать или нет. Под конец судья все же разрешил на него ответить только потому, что обвинение не только не возражало против подобного вопроса, а напротив, было очень выгодным для него оборотом дела.