Они украли бомбу для Советов - Николай Михайлович Долгополов

В Америке он отыскал родственников. Почти все оказались на месте и живы, относительно здоровы. Старшему брату в тот момент было 86, младшему, как уже говорили, стукнуло 80. В порядке и сестра Ирис.

С женой Верой он развелся, и она с четырьмя их детьми отправилась в Прагу. Там ей, сохранившей невероятную фамилию Бергова, и сейчас нескучно, хотя двое детишек-музыкантов благополучно сбежали из еще тогда социалистической Чехословакии в те же Соединенные Штаты. Двое детей родились в Ленинграде уже от гражданского брака. Одна дочка осталась с отцом в Петербурге. Другая — догадайтесь где? Правильно, получила в Штатах американское гражданство. А Джо-Йозеф по-прежнему совершал свои открытия в городе Петербурге. Верил, что его минифаб принесет на склоне лет миллионы и совсем не рублей. И постоянно музицировал. В гостеприимный дом далеко не в центре раз в месяц приезжали друзья и друзья друзей. В широченном и светлейшем музыкальном салоне звучала классика. Джо сдружился с импресарио Валерием Павловичем Жуковым, и тот приглашал молодых и подающих надежды выступить на публике — понимающей и дружелюбной. Здесь играл молодой пианист Дмитрий Барбашин, 12-летний скрипач Илья Козлов из лицея при консерватории Петербурга. Джо Барр мечтал вывезти их в турне по США. Между прочим, сам он ездил туда дважды в год.

Удивляюсь себе и Барру, но мы как-то сошлись. Он позванивал мне в Москву, сообщая о грандиозных прожектах и предстоящих визитах в США. Я вместе с журналистами из телепрограммы «Совершенно секретно» снял фильм о великом мистификаторе. Вместе со съемочной группой Артема Боровика мы ухитрились сделать 52-минутную картину за полтора дня. В свои далеко за 80 Барр трудился с нами по 10 часов в сутки. Поднимался на свой высокий этаж, обгоняя нас, предпочитавших лифт. Была зима, а Йозеф Вениаминович бегал по двору в тоненьком тренировочном, почему-то сжав кулаки. Прокатил нас на старушке «Волге», ловко запарковав ее в узенький гараж. Мне показалось, что и с прекрасным женским полом товарищ Берг сохранил отношения отнюдь не платонические. Он источал оптимизм не по возрасту и демонстрировал непонятно как сохранившееся здоровье.

Мы поругались с ним лишь один раз. Я, признаться, предполагаю, что общался со мною Берг по одной главной причине. Ему не с кем было говорить по-английски, и в наших беседах он все время прихвастывал: «Слышите? Несмотря на все эти годы здесь, я говорю без акцента». У меня же хватило ума заметить: «Джо, прононс у вас типично бруклинский». Берг-Барр обвинил меня в антисемитизме и дулся пару-тройку часов. Я извинился, хотя что есть, то есть. Барр говорил на всех языках, которые знал, со страшным еврейским акцентом. В Одессе его бы сразу признали за своего.

Однажды на музыкальных посиделках у Барра мне показали на симпатичного темноволосого парня. Тихонько прошептали: «Это — сын Альфреда Саранта. Почти все его уехали, а он — почему-то остался». Скромно одетый, немногословный, застенчивый — в беседу с ним вступать было как-то не совсем ловко. До чего же зависимы от нас дети-кровинушки. Мы ведем свою жизнь, сражаемся за свои идеалы, нечто отстаиваем, а отвечать и расплачиваться приходится им. Сын Саранта не производил впечатление человека, хорошо вписавшегося в нашу непонятную и россиянам жизнь. Дай Бог, если ошибаюсь.

Итак, мы странным образом подружились с Йозефом Вениаминовичем и даже договорились, что, когда придет время и он созреет для полновесных признаний, выпустим с ним большую и честную книгу. Напишу откровенно: у меня создалось впечатление, что, живя в Штатах, помогал он Советам не только участием в розенберговской комячейке. Однажды мне показалось, будто час истинных откровений пробил. Барр позвонил мне домой из Москвы, сказав, что моя взяла и настала пора встретиться. Через день-другой пообещал появиться в моей московской квартире, дотошно записав адрес. Но исчез, так и не позвонив.

Я немного осерчал на старика. Неделю позлился, а потом набрал его петербургский номер. Знакомая мне приятная молодая женщина, жившая в квартире Берга, сообщила скорбную весть. Йозеф Вениаминович скончался б московской больнице от внезапной простуды. Как же трудно обмануть годы. Это не то что обманывать других и себя.

Так что я был, наверное, одним из последних, с кем общался великий мистификатор. Он был не таким, как все. Гении вообще мало похожи на человека с улицы. Барр-Берг успел немало. Жаль, что уже никому не узнать от него всей правды о сделанном. Читатель наверняка заметил, что я встречался с людьми, укравшими атомную бомбу для Советов в последние годы и месяцы их жизни. Сказанное этой ушедшей плеядой и мною записанное — последнее живое, не архивное свидетельство совершенного героями больших тихих «войн».

ПЕРСЕЙ ВСПЛЫЛ В БРИТАНСКИХ ВОДАХ

Моррис Коэн и Владимир Барковский ошиблись в своих утверждениях? Оба уверяли меня, что никто и никогда не узнает, кто же скрывался под кличкой Персей. Именно он передал Леонтине Коэн ценнейшие чертежи из Лос-Аламоса. Считается, будто Персей сообщил важнейшие данные о запуске цепной реакции в атомной бомбе. Он же якобы раскрыл для Курчатова секрет обогащения урана. Венном карьеры стала информация о точной дате первого испытания атомной бомбы.

Есть довольно расхожая версия о том, что именно Коэн и завербовал Персея. Ее мне излагал с некоторыми экивоками и сам Моррис. В 1996 году версия разрушилась, не выдержав проверки временем. Американцы, как я уже писал, все же обнародовали четко доказанное: они во многом расшифровали коды советской разведки. Что Розенберги… В Штатах были уверены: жив еще один из самых главных участников тех событий — доктор Теодор (Тед) Эдвин Холл по кличке Персей.

В 1996 году ему исполнилось 70. Американец, биофизик, муж преподавательницы итальянского и русского языков по имени Джоан и отец троих детей. Жил в Англии неподалеку от Кембриджа, где мирно преподавал биофизику до выхода на пенсию. У него рак желудка и болезнь Паркинсона.

Он не собирался возвращаться на родину, в США, предпочитая оставаться в маленьком английском кирпичном домике. Да и опасно: в годы войны Холл занимался такой деятельностью, по которой срок давности, согласно американским законам, не ограничен.

Почему его считают Персеем, и как он стал им? Был членом Лиги коммунистической молодежи и талантливым студентом. Голова, напичканная знаниями. Мысли о всеобщем равенстве и ненависть к фашизму. Как полагают в Штатах, с агентом НКВД американским журналистом Сержем Курнаковым он познакомился по собственной инициативе. Судя по расшифрованным радиоперехватам,