Возвращение в Чарлстон - Александра Риплей

И ее настойчиво просили возвращать визиты. Она выпивала в гостиных галлоны чая и разговаривала столько, что у нее садился голос. И узнавала многое о том единственном, что ее интересовало: о светском обществе Чарлстона.

Она узнала, что может появляться на улицах без сопровождения, что леди не только ходят в магазины и в гости, но даже совершают моцион в одиночестве, и ничего предосудительного в этом нет. Она услышала и приняла к сведенью множество сплетен. Она выяснила, что понапрасну стыдилась, живя на Шарлотт-стрит, – на той же улице в глубине сада стоял дом Уилсонов, а они играли заметную роль в светской жизни. И оказывается, в стесненном положении находились решительно все, а те, кто не находился, делали вид – считалось, что «приличные люди все потеряли во время войны». Маргарет видела, что ей и ее детям здесь рады, что чарлстонцы приветствуют их возвращение в свой прежний круг. И главное, Маргарет поняла, что она из девушки превратилась в матрону. Время вальсов безвозвратно прошло, ее коробке с сувенирами уже пятнадцать лет, и царицей балов нельзя стать на четвертом десятке. Но об этом лучше не думать, а то леди может расплакаться.

От этого портятся глаза и появляются морщинки, а даму с морщинками никто и никогда не пригласит танцевать. Непоследовательность Маргарет снова помогла ей сохранить присутствие духа; Маргарет всегда ухитрялась с жестокой трезвостью смотреть на вещи и в упор не видеть неприемлемых для себя истин.

Маргарет, сидя в постели, потянулась к звонку; вошла Занзи.

– Занзи, растопи камин и подай мне шаль. Я не встану, пока комната не прогреется, я не могу одеваться на холоде. И еще, принеси мне газету. Утром Пегги ее у меня просто выхватила, я ее и просмотреть не успела. Пегги думает, что в этом доме никто, кроме нее, не умеет читать.

А Пегги в это время читала брошюру о жизни Сьюзен Б. Энтони. Одновременно девушка отскребала огромную суповую кастрюлю. Дело происходило в судомойне при столовой Красного Креста, где работали все юные леди города. Это был их вклад в будущую победу над Германией. Пегги бы охотнее пошла в медсестры, но это было для дам постарше. А на долю молоденьких девушек оставалась столовая. Хорошенькие работали подавальщицами, менее эффектные личики можно было увидеть на кухне. Пегги, как оказалось, плохо готовила; ее поставили мыть посуду.

Она вытерла мыльные руки о передник и перелистнула страницу. Перед тем как погрузиться в чтение, она с трудом приподняла кастрюлю.

– Позвольте, я помогу вам, – прозвучал у нее за спиной мужской голос.

Пегги с усилием наклонила кастрюлю, из нее полилась мыльная вода.

– Я не нуждаюсь в помощи, – отрезала Пегги. – Женщина может справиться с любым делом не хуже мужчины. – Она резко опустила кастрюлю в чистую воду, чтобы ополоснуть. Раздался громкий хлюпающий звук. – Ну вот, – с торжеством в голосе сказала Пегги.

– Прекрасно. Но мне кажется, если человек что-то делает, он должен делать это хорошо, независимо от того, мужчина он или женщина.

Пегги обернулась к незнакомцу:

– Кто посмеет сказать, что я сделала это плохо?

– Боюсь, что я. – Это был курсант из Цитадели, одетый в парадную форму: белые перчатки, золотые галуны на рукавах и фуражке и блестящая, украшенная султаном сабля на перевязи винного цвета.

– Что? – Пегги опустила руку в чистую воду и кончиками пальцев нащупала у края кастрюли прикипевшие остатки супа.

– Благодарю вас, господин ревизор, – буркнула она. – Я исправлюсь. – Пегги снова погрузила кастрюлю в мыльную воду, забрызгав подол своего форменного платья, и схватила щеточку.

Курсант протянул руку к ее брошюре.

– Не вздумайте трогать! – Пегги яростно взмахнула щеткой.

Курсант выронил книжку:

– Простите, пожалуйста. Я просто подумал, не Гоголь ли это.

Пегги от удивления опустила щеточку:

– Что вы сказали?

– Вы назвали меня ревизором. Есть такая пьеса, ее автор русский писатель Гоголь. Когда я вошел, я заметил, что вы читали. И я подумал, что, может быть…

– Я знаю, кто такой Гоголь. – Пегги почему-то рассвирепела. И удивилась. Она думала, что, кроме нее, здесь, в этом городе, про Гоголя не знает никто.

– Меня зовут Боб Ферстон.

– Я – Пегги Трэдд.

– Ясно. Как Трэдд-стрит.

– Полагаю, что да. – Пегги почувствовала, что еще немного – и она, как обычно, двух слов связать не сможет. Ей всегда было очень трудно разговаривать с молодыми людьми. Именно поэтому она так не любила ходить на приемы, без которых Маргарет не мыслила себе жизни. В гостях Пегги становилась неуклюжей, наступала на ноги партнерам по танцам. Она ни на минуту не забывала, что у нее рябое лицо, что она некрасива. И она не умела того, что требовалось от девушки: улыбаться, ворковать, кокетничать с молодыми людьми и говорить им любезности. Так долго, как с Бобом Ферстоном, она еще ни с кем из молодых людей не беседовала… разве что со Стюартом и с мальчиками из старой школы у Бейкон Бридж, но они словно не замечали, что она девочка, и относились к ней просто по-товарищески.

Пегги наконец увидела, что платье у нее залито мыльной водой и что она обрызгала Боба Ферстона. На его форме темнели мокрые пятна. Пегги растерянно уставилась на это загубленное парадное великолепие, потом подняла глаза на лицо юноши. И вдруг поняла, что он красив, как киноактер, что он похож на Фрэнсиса Бушмена? Нет, этот слишком стар, скорее, на Дугласа Фербенкса. Пегги захотелось провалиться сквозь землю. Она вцепилась в кастрюлю и стала тереть ее с такой силой, что от щетки фонтаном полетели брызги и Боб Ферстон отскочил в сторону.

– Прошу прощения, мисс Трэдд. Я разыскиваю мисс Эмили Прингл. Не подскажете ли вы мне, как ее найти?

Пегги старательно не отрывала глаз от кастрюли.

– На входе. Раздает пончики, – буркнула она.

Она услышала, как он сделал несколько шагов и остановился.

– Что ж, всего доброго.

Пегги подняла глаза:

– До свиданья.

Боб Ферстон красивым движением отдал честь и вышел.

– Как я сожалею, что я ему нагрубила, – прошептала Пегги. – А потом швырнула щеточку на пол. – Ничего я не сожалею, – сказала она этому орудию производства. – Он как раз подходит для Эмили. Во всяком случае, если судить не по словам, а по его поступкам.

Какое нахальство делать мне замечания насчет кастрюли! Мыл бы ее сам, если уж так любит чистоту. – Она прополоскала кастрюлю и с грохотом поставила ее на барьер. – И с какой это стати он берет чужие книги?

И в ожидании очередной порции грязной посуды Пегги изо всех сил сосредоточилась на жизнеописании Сьюзен Б. Энтони.

Тележка с грязной посудой появилась, ее толкала Эмили Прингл.