Русалка (СИ) - Алина Политова

— Знаю, я выгляжу как дурак. Но я не хотел ничего плохого.

— Да, да. Я же ничего не говорю.

— Можно на «ты»?

— Конечно.

— Пойдем погуляем? Просто походим по аллее.

— А твоя жена? Она не станет искать тебя? Или она тебе разрешает?

— Она уложит детей, а потом будет смотреть «Красный крест». Для нее это святое. В жизни не пропустит серию.

— Ты не любишь сериалы?

— Нет. Особенно про врачей.

— Чего так?

— Профессиональное. Эти фильмы для меня как не смешной анекдот.

— Ты врач?

— При чем потомственный. Можно взять тебя за руку?

Я протянула ему руку. Прикосновение его теплой ладони было словно удар током. Но я только напряженно улыбалась в темноту. Даже мизинцем не вздрогнула.

Повернувшись к клетке, я прошептала:

— До завтра, Капри.

— Кто там?! — Удивился он.

— Косуля.

— Косуля… — повторил он каким-то странным голосом.

— Завтра посмотришь, когда светло будет.

Мы вышли на свет, держась за руки, и побрели по пустынной аллее. Апрель кружил голову. Тепло его ладони делало меня слабой. Каждый шаг, будто буква в книге моей жизни. Каждый вдох, будто многоточие. «Вот я счастлива. — говорила я себе. — Я счастлива. Значит, вот как это бывает. Надо запомнить».

— Я дочь убийцы. — Произнесла я.

— Знаю.

— Что?!

— Я долго не мог вспомнить, где видел тебя. Сейчас, уже в домике, я понял — в той передаче. Ток шоу «Страшная правда». Давно уже… но у меня хорошая память на лица. Я занимаюсь пластикой, поэтому всегда обращаю внимание на лица, чисто автоматически.

— Ты поэтому на меня так смотрел в кафе? Пытался понять, где меня видел?

— Нет, конечно, нет… а у меня был особенный взгляд? — Он усмехнулся.

— Особенный…

Внезапно он остановился. Развернул меня к себе. Я замерла, как кролик перед удавом. Он хочет поцеловать меня?!

Но нет. Просто смотрел на меня. Я делала вид, что смотрю на него, но на самом деле глаза мои были расфокусированы.

— Я как будто проснулся, когда увидел тебя. — Прошептал он. — Всю жизнь спал. И вдруг проснулся. Я не понимаю, что это.

— Не обязательно это говорить.

— Что мне делать?

— Идем со мной.

Я взяла его за руку и повела. Я знала путь. Восьмой домик не закрывался на ключ. Там давно никого не селили, потому что собирались ремонтировать. Иногда ночью я уходила туда, чтобы переждать, пока девчонки досмотрят свои сериалы. В домике не было света, не было почти никакой мебели. Я стояла одна у окна, вдыхала тишину и представляла себе, что я не одна. Рядом, в темноте, есть кто-то кого мне хочется обнять. Но я стою и смотрю в окно, оттягивая наслаждение. Я повела Никиту туда, потому что решила хоть раз исполнить ту теплую фантазию. Поиграть в давно выдуманную мною игру. В «Я не одна».

В темноте я безошибочно нашла путь, все эти тропинки были исхожены мною вдоль и поперек. Никита молчал, он просто шел за мной. Хорошо, что он молчал. Слова бы все испортили.

Мы вошли в домик, и я потащила его к кровати. Я знала, что там только голый матрас, но сейчас это было не важно. Мы упали на кровать, лианами заплетаясь в телах друг друга. Полная темнота, только наше дыхание, горячие губы и жадные руки. Как животные, грубо, ненасытно, быстро… все кончилось, едва успев начаться. Но этого было достаточно. Слишком, все слишком… достаточно, чтобы сойти с ума.

Идя в домик, я думала о том, что когда все кончится, я тут же сбегу, чтобы никогда больше не видеть его. Но теперь я лежала, крепко прижав его к себе руками и ногами, ловила его дыхание. Я не могла сбежать, просто не могла. Даже говорить я не могла. Не могла шутить, не могла кокетничать, не могла сказать приготовленное заранее циничное «все было прекрасно, дорогой, а теперь мне пора». Я не думала, что все будет так… что он прорастет в меня.

Мы молчали дольше, чем длился секс. Два сросшихся срубленных дерева. Я чувствовала его мысли. И меня они приводили в замешательство. Я не чувствовала своих — было слишком страшно их отпустить. Раньше мне казалось, что жизнь моя дерьмо, но я смирилась с этим. А теперь бог смеялся мне в лицо за мои грехи. Вот она — настоящая кара. Все, что было до этого — жалкие комариные укусы! Чтобы почувствовать истинную боль потери — нужно хоть на миг ощутить обладание. Подержать в руках свое счастье, перед тем, как его отнимут. До этого у меня в руках никогда не было счастья. До этого момента я не была по-настоящему несчастной. Как оказалось.

Запах его кожи кружил мне голову. Я грубо высвободилась из его объятий, расплела наши ветви… встала с кровати и отошла к окну. Теперь мне надо изменить ту свою игру, чтобы жить дальше. Нужно убедить себя, что «я одна».

— От тебя пахнет полынью. Или лавандой. Это невыносимо.

Это было невыносимо. С этого дня аромат лаванды станет для меня ароматом потери.

Он молчал. Он будто умер. Как и я.

— В моей жизни, — сказала я, — все было плохо. Одинаково плохо. И это устраивало меня, потому что одинаково. А теперь…

— В моей жизни, — отозвался он эхом, — все было нормально. Одинаково нормально. — Потом, помолчав секунды две, добавил: — Тебя зовут Катя, я знаю. Я не спросил, потому что вспомнил из того шоу. Ну… чтобы ты не думала, что я не знаю, как тебя зовут.

— Чего ты хочешь?

— Ты знаешь.

— Мне кажется, да… что же делать?

— Я не знаю…

— У тебя хорошая жизнь. — Отозвалась я. — Ты доктор, да? У тебя жена и два сына. У тебя все хорошо.

Он молчал.

— И дальше тоже будет хорошо.

— Дай руку. — Попросил он.

Я не смогла противиться. Подошла, опустилась перед кроватью на пол. Позволила взять ему мою руку. Я знала, что он хочет, чтобы я легла на кровать, я тоже этого хотела. Но мы оба боялись. Боялись, что во второй раз не сумеем расплести наши ветви.

— Уезжай. Завтра же.

Он прижал мою руку к губам.

— Я тебя люблю.

Я не сказала «ну что ты, это всего лишь секс», я не сказала «ну что ты, это всего лишь страсть». В жизни случаются моменты, когда банальностям нет места. В жизни бывает, что твои мысли замыкаются в общий круг с мыслями того, кто с тобою рядом.

— Ты никому этого не говорил… — поняла я.

— Никогда. — Ответил он.

— Уезжай…

— Я не смогу. Знаю, ты сама сбежишь. Завтра я уже не найду тебя. Ты боишься брать на себя новое зло. Думаешь, что это новое зло.

Мне захотелось прервать кольцо наших общих мыслей, я больше не хотела, чтобы он видел меня так глубоко! Но я забыла, как это делается! Как спрятать себя снова?!

— Но это будет мой грех, не твой. — Произнес он. — Ты не будешь в этом виновата! Позволь мне…

И я это сказала. Сказала:

— Наверное, это всего лишь страсть.

А потом сказала:

— Это всего лишь секс.

Прозвучало глупо. И я добавила:

— Твои дети… ты же их любишь?

Он молчал. Все и так было понятно.

— Хочешь, я буду просто твоей любовницей? Никто не будет знать. Хочешь?

Он молчал.

— Скажи хоть что-нибудь.

— Мне нужен один день. Просто подумать и найти себе оправдание. Но ты не дашь мне этого дня, завтра я уже не найду тебя, я это знаю. — Произнес он. — Ты хочешь, чтобы я дал ответ сейчас.

— Нет, нет, я не хочу, чтобы ты оставил семью! Ты не правильно понял!

— Я правильно понял. Послушай… я всю жизнь жил по правилам. Так, как ожидали от меня. Будто плыл по течению. Но я пообещал себе, что если увижу свет, увижу знак своей жизни — понимаешь, о чем я? Знак — своей — жизни. Я пойду на этот знак, не раздумывая. На этот свет. Потому что свет вспыхивает только раз, и если пропустить, то всю жизнь так и придется жить во тьме. Я видел много людей, которые встречали свой свет, но не решались пойти за ним. Из страха, из чувства долга перед другими, из чувства вины. Все они потом жалели, все. Этот свет может быть чем угодно. Не обязательно любовью. Например, мой отец всегда хотел жить в деревне. Он бредил лошадьми. Когда я был маленький, он рассказывал мне о том, как устроил бы свои конюшни, какие породы лошадей разводил бы, вспоминал всякие истории о лошадях, которые он слышал давным-давно от деда. Я почти не вникал в то, что он говорит, просто смотрел на его лицо. Я видел в его глазах странный волнующий свет. И думал о том, что хочу этот свет себе. Нет, не лошадей и конюшни — я хотел сам свет. Мой свет. Я бы все отдал за него.

Мой отец талантливый хирург. К нему едут со всех концов страны, ему платят большие деньги, его уважают, на него молятся. Он знает свое ремесло. Он спасает жизни… и живет во тьме. Однажды, лет десять назад, его мечта, настоящая мечта, протянула ему руку. Умер отец моей матери и оставил большой дом в деревне. Это было настоящее поместье. Раньше мы никогда не бывали у деда. Он еще в молодости развелся с моей бабушкой, был какой-то грандиозный скандал. Дед не общался ни с кем из родственников. Но когда он умер, оказалось, что кроме дочери, моей мамы, у него не осталось никого. Его дом достался нам в наследство. Мы поехали туда семьей, чтобы оценить, за сколько его можно продать. У нас в пригороде уже тогда имелась отличная дача, дом в деревне был совершенно ни к чему. Когда мы приехали, когда отец вышел из машины и увидел дом, он потерял дар речи. Я понял, что картина, открывшаяся перед ним, была картиной из его мечты! Он увидел свой свет! Имея уже приличный капитал, отец никогда не решился бы купить такой дом и заняться своими лошадьми. Нет времени, все равно не будет возможности заниматься домом, слишком много работы. Но его мечта сама пришла к нему! В тот день он мог остаться в своей мечте навсегда, я видел это. Он мог войти в дом, закрыть дверь и отрезать от себя прошлое. Нет, я не читал его мысли. Он сам сказал мне об этом спустя несколько лет. Сказал, что если бы вошел в дом, то не смог бы вернуться обратно. Если бы он сказал об этом в тот день, когда мы приехали вы деревню, я нашел бы слова, чтобы убедить его! Но он не сказал. Сел в машину, не дав нам даже выйти, и мы уехали в город. А через неделю дом продали. Всю эту неделю отец пил по ночам. Не просто отрезать от себя мечту. Все десять лет он жалеет о том доме, я знаю. И знает, что все равно не смог бы остаться там. Слишком многое он тянул на себе. Тянул, не понимая, что это никому особо не нужно. Ему казалось, что он должен позаботиться о нас с братом. В те годы мы еще учились в меде. Я учился через силу, медицина не нравилась мне, но у отца были большие связи и он тащил, тащил меня к своему ремеслу, невзирая на мое пассивное сопротивление. Отец понимал, если он уедет в деревню, уйдет из профессии, я тут же выпаду из ненавистной мне медицины. Брат учился получше, но таланта отца ему явно не хватало. В лучшем случае, без отцовской протекции, его ждало бы прозябание в захудалой поликлинике без карьерных перспектив. Отец считал себя обязанным нас «пристроить» в теплые хлебные места. Отцу требовалось постоянно работать, работать, работать — ведь для семьи нужны были деньги. Купить детям квартиры, купить детям дачи, купить машины. Чтобы все как у людей. О детях нужно заботиться, если ты родил детей, позабудь о своих мечтах. Так правильно. Что станет с его бесталанными сыновьями, если он уедет возиться с лошадьми себе на радость?! Какое гнусное предательство, жить в свое удовольствие, когда твои несчастные дети едва сводят концы с концами! А наша мать?! О ней он тоже думал. Каково ей будет в деревне?! Она привыкла к роскоши и салонам красоты. Нет-нет, на нем слишком большая ответственность. Он не мог пойти за светом.