Седьмой круг ада - Игорь Болгарин

Идея, возникшая у Лаше, была проста и сулила успех: надо было организовать покушение на великого князя Николая Николаевича, приписав его большевикам-подпольщикам, а еще лучше – агентам ЧК. Этого было бы достаточно, чтобы даже те, кто готов всерьез заигрывать с Советами, надолго умолкли.

После жестокой, чудовищной расправы над императорской семьей в Екатеринбурге казнь почтенного старца только за то, что он мог быть претендентом на российский престол, несомненно, вновь всколыхнула бы повсюду в мире волну гнева против большевиков.

– А зачем вам, кстати, понадобился великий князь? – совсем уж развеселившись, спросил Татищев.

– Чтобы засвидетельствовать ему свое почтение, – язвительно сказал Сычев. – А заодно устроить на него покушение.

Недавняя веселость мгновенно покинула начальника контрразведки, и опять он почувствовал себя неуютно.

– Изволите шутить?

– Отнюдь! Именно – покушение. Чтобы весь мир, как это уже было весной восемнадцатого, взвыл от негодования. Объяснить все подробнее? Или и так понятно?

– Но ведь это… это… – Полковнику стало трудно дышать, он судорожно рванул верхнюю пуговицу кителя.

– Вы правы, – бесстрастно произнес Сычев, – это замысел Хаджет Лаше, возникший не от скуки, но по требованию… ну, скажем так: времени. Вы здесь не понимаете, что Европа готова отдать вас на растерзание.

«Сволочи! – выругался про себя начальник контрразведки, имея в виду и своего собеседника, и Хаджет Лаше, и всех тех, кто возвышался за их спинами. – Уголовники!»

Он понял, что не должен сам вмешиваться в это дело, его нужно отвести от себя.

– Видите ли… – задумчиво начал он. – Видите ли, я готов помогать Хаджет Лаше в тех пределах, в каких позволяет мне мое представление о чести и порядочности. В данном же случае…

– Вы хотите сказать, что мы не можем на вас рассчитывать?! – удивленно спросил Сычев.

– Я хотел сказать только то, что сказал, – холодно ответил Татищев и, помедлив немного, добавил: – У меня есть сотрудники, с коими я вас сведу. Вполне допускаю, что им придется по душе замысел Хаджет Лаше. – Голос Татищева креп, обретал уверенность. – К сожалению, больше не располагаю временем для продолжения нашей интересной беседы.

Контрразведка располагалась в самом центре города, на Екатерининской, в покинутом хозяевами – крупными банкирами – старинном, много раз перестраиваемом, готического стиля особняке. Татищев вышел из кабинета и, не оглядываясь, лишь слыша за своей спиной шаги полковника, пошел по сложному лабиринту коридоров, заставленных сундуками, столами, шкафами и шкафчиками – словом, всем тем, что еще совсем недавно придавало человеческому жилью уют и комфорт. Вытесненные в коридор, эти предметы лишь подчеркивали атмосферу безысходной заброшенности и разорения, уже давно поселившихся здесь. Он резко толкнул невысокую дверь и скрылся за нею. Полковник удивленно остановился и стал ждать. Татищев не появлялся довольно долго, наконец встал на пороге.

– Капитан! Поручаю вам нашего гостя полковника Сычева. – Татищев пропустил полковника в небольшой, с одним зарешеченным окном, кабинет, сам же ушел, не откланявшись.

Навстречу Сычеву шагнул моложавый, но лысеющий капитан. Щелкнув каблуками, представился:

– Капитан Селезнев!

– Полковник Сычев.

– Присаживайтесь! – предложил капитан Селезнев и, усевшись против Сычева, спросил: – Откуда изволили?

– Из Парижа.

– Ах-ах! – вырвалось у капитана. – Ах, у Париже, ах, у Париже у мамзелей юбки до пупа и чуть пониже. Один казачок пел. – И, не пригасив искорки смеха, так же бодро и весело продолжил: – Трещим по всем швам. Загоняют в Крым, как джинна в бутылку. Из Одессы вышибли, из Ростова – тоже. В Новороссийске еще держимся. Вот и все о нынешних наших событиях.

– Знаю. – Сычев мрачным, гипнотизирующим взглядом смотрел на Селезнева, но тот не замечал строгого взгляда, так же весело продолжал:

– Вчера по делам службы посетил винодельческое хозяйство «Магарач». Ах, боюсь, не успеем все выпить, придется в море спускать. Так вот вам веселая картинка. Парадокс судьбы. Обовшивевший казачок пьет прямо из бутылки вино, которое прежде император позволял себе только по праздникам. – И без перехода Селезнев сказал: – Что касается вашего дела. Князь посвятил меня в ваше предприятие. Тонкая материя. И человек, подходящий для столь важного дела, у меня имеется. Четкий, решительный. Но…

– Представьте мне его, – попросил полковник. Селезнев кивнул:

– Штабс-капитан Гордеев, недавно к нам прикомандирован. Служил в контрразведке в Добровольческой армии. Отзывы блестящие. Но…

– Что? – насторожился Сычев.

– Нет объекта, – развел руками капитан. – В Крыму сейчас нет никого, кто бы мог соответствовать такой операции.

– Сегодня – нет, а завтра, возможно, будет, – спокойно сказал полковник.

Немало повидавший в жизни Сычев хорошо знал, что надо уметь ждать, что фортуна вознаграждает за терпение…

Глава пятнадцатая

С моря дул ровный холодный ветер. Хрустела под ногами щебенка. Дорога вилась по солончаковому пустырю вдоль берега моря и вела на маяк.

В домике на Корабельной стороне подпольщики больше не собирались: их частое появление здесь привлекло внимание соседей. Очередную встречу назначили на маяке.

Красильников, занятый невеселыми думами, шел опустив голову. Сегодня он виделся с надзирателем Матвеем Задачей. Матвей рассказал, что со вчерашнего дня Кольцова переодели в холщовую полосатую одежду с бубновым тузом на спине и перевели в блок смертников, куда не то что проникнуть или записку передать, но даже заглянуть без специального пропуска невозможно. Блок смертников охранялся особым караулом.

Увидев впереди мальчишеский силуэт, Семен Алексеевич даже шаг замедлил: его встречал Юра. Это уже второй раз. «И надо же было тебе рваться сюда, в Крым, пацаненок ты мой, Юрка! – глядя на мальчика, подумал Красильников. – Харьков – наш. Был бы ты теперь в надежных руках, ходил бы в школу…»

Юра взглянул на Красильникова и остался стоять на берегу моря среди раскачивающихся под ветром белесых метелок ковыля.

Тогда Красильников остановился, бросил через плечо:

– Ну, хватит телеграфный столб изображать! Айда на маяк! – И тут же выругал себя за душевную черствость: парнишка тянется к нему, а он…

Юра стоял, склонив голову, опустив вдоль туловища тонкие руки. Красильников вдруг увидел, как он вырос. Увидел и то, как пообносился. Курточка, заштопанная бессчетное множество раз, была тесной в плечах и короткой, залатанные брюки открывали щиколотки. «Растет парень без отца-матери, – вздохнул про себя Семен Алексеевич. – Холода давно настали, а мы ему теплую одежду справить не додумались…»