Седьмой круг ада - Игорь Болгарин

И вот теперь эта мисс (несомненно из числа друзей Кольцова!) пришла к нему и, волнуясь, не знает, как заговорить о чем-то для нее важном.

Колен еще раз – медленно, очень медленно – прочитал газетное сообщение и с лукавой прямотой посмотрел на Наташу.

– Интересная заметка. Но какое отношение она имеет к обещанной сенсации?

– Прямое, господин Колен. Самое прямое! – с жесткой напористостью ответила Наташа. – Она и лично к вам имеет отношение. Неужели не понимаете?

– Нет.

– О том, что Кольцов – красный командир, вам было известно. А что он – красный разведчик, вы тоже, конечно, догадались… После встречи с вами Кольцов, честно говоря, уже собирался было срочно покинуть белых. Но потом… Потом он поверил в ваше благородство. Точнее даже – поверил в то, что вы солидарны с нашей борьбой. Ведь факт остается фактом: вы не выдали его контрразведке!

– Ну, это можно объяснить страхом, – усмехнулся Колен.

– Полноте, господин Колен! Кого вам было бояться? Вокруг вас денно и нощно находилась белогвардейская охрана… Нет-нет, мы справедливо оценили ваш поступок как проявление симпатии к нам, большевикам. Поэтому и рискнули еще раз обратиться к вам за помощью. Будьте джентльменом до конца!

Последние слова она почти выкрикнула. И только теперь Колен заметил, что мисс не просто взволнована, а держится на пределе сил. В глазах ее на бледном лице светилась то ли угроза, то ли мольба. Наверное, она понимала всю шаткость своей позиции. Но чем помочь ей? Как бы вступив когда-то в некоторое негласное соглашение с Кольцовым, он был твердо уверен, что на том все и кончится. А теперь выясняется, что давняя история не завершилась. Завершение ее последует сейчас. И от него, наверное, потребуют того, чего он сделать не сможет. Ни по долгу службы, ни по совести, ни по убеждению.

– Что значит «до конца»? – хмуро, без какой-либо иронии спросил он у Наташи. – Завтра крейсер «Калипсо» покидает Севастополь. Я на нем возвращаюсь в Англию.

– Но ведь это завтра! – вырвалось у Наташи. – А сегодня, прошу вас, помогите нам. От вас требуется немногое: всего лишь передать письмо…

– Каким образом? Кольцов, по сути, уже мертв. Кроме священника, к нему никого не пустят.

– Кроме священника и журналиста, – почти спокойно поправила Колена Наташа. – Английского журналиста, разумеется. Для этого вам необходимо съездить к начальнику гарнизона генералу Лукьянову и испросить разрешение на встречу.

Колен видел, каким трудом дается ей это показное спокойствие, и в душе восхищался: он всегда уважал сильных, умеющих владеть собою людей. Выдержка, невозмутимость – свойство чисто английского характера. В России, к сожалению, такие характеры – редкость. Эта молодая мисс многим могла бы служить примером. Неужели она действительно большевичка? Столь милое, хрупкое создание, идущее на риск ради того, чтобы помочь своему товарищу? Вот и пойми что-нибудь в этой стране, ее людях…

– Нет, – преодолевая невольное сочувствие к девушке, покачал головой Колен. – То, о чем вы просите меня, невозможно. Извините, мисс. Это противоречит моим принципам не вмешиваться во все то, что происходит в России. В вашу борьбу. Если хотите знать, именно поэтому я молчал в штабе Ковалевского о наших с Кольцовым встречах. Поэтому! А вовсе не из-за его плохо замаскированных угроз…

– Чем бы ни объяснялось ваше былое решение сохранить тайну Кольцова, вы поступили благородно, – сказала Наташа. – Но теперь, когда тайны больше нет, вам необходимо повидаться с ним в крепости хотя бы для того, чтобы к тем двум снимкам Кольцова присоединить третий – сделанный в камере.

– Зачем? – не понял Колен. – Нет тайны – нет и сенсации.

– Вы рассуждаете сейчас всего лишь как журналист. Но взгляните на это иными глазами: как политик, – холодно, с какой-то не женски жестокой логикой настаивала не перестающая удивлять собеседница. – Вы лучше меня знаете, что отношение Англии к Советской России в последнее время меняется. Таково требование народа, с которым ваше правительство не может не считаться. Но о том, сколько русских людей погибло от присланных вами винтовок, пулеметов, танков и пушек, помним не только мы – это помнят и англичане. Расскажите им всю правду о нашей революции хотя бы на этом одном примере!

Колен некоторое время молчал.

Он представил себе эти три фотографии на полосе – красный командир, адъютант, арестант. И текст: «Снимки этого человека сделаны в разное время. Легко убедиться, что наш специальный корреспондент имел редчайшую возможность разоблачить красного разведчика в штабе Добровольческой армии русских вооруженных сил. Но подданные Его Величества, во всем поддерживая свое правительство, не считают для себя возможным вмешиваться во внутренние дела суверенных государств. Лишь теперь, когда нашумевшее в России дело «адъютанта его превосходительства» близится к трагической развязке, эта публикация стала возможной…»

Сенсация? Пожалуй! Но сенсация, работающая на большую политику Англии. Правительство и владельцы газет сумеют оценить это…

И все-таки что-то мешало Колену, сдерживало изначальный восторг.

– Простите, мисс, – подумав, сказал он. – А каков ваш интерес?

– Если вы напишете о Кольцове непредвзято, кто знает, быть может, это хотя бы в малой степени поможет ему. С общественным мнением иногда приходится считаться даже правителям.

– Что ж… Вы правы. Где письмо?

На стол перед ним легло письмо.

– Спасибо, – сказала Наташа и слабо, с надеждой улыбнулась. – Когда-нибудь вы сможете с гордостью сказать вашим внукам – надеюсь, их у вас будет много, – что вы, как честный человек, помогали русскому народу завоевать лучшую для себя долю. И это будет сущая правда. Если я останусь жива, то с удовольствием засвидетельствую это.

– Я не уверен, что вы, большевики, победите, – откровенно признался Колен. – Хотя в вас очень много страсти!

Лишь сейчас, заканчивая этот разговор, он вдруг понял самое главное: эта девушка любит Кольцова. Бесстрашно и безрассудно. Хотя мог биться об заклад, что письмо, уже перекочевавшее в карман его пиджака, было отнюдь не любовное. В конце концов, чем он рискует? Завтра этот город исчезнет из его жизни. И эта страна. И кто знает, быть может, навсегда.

Начальник Севастопольского гарнизона генерал Лукьянов принял Колена сразу, не выдерживая в приемной.

Генерал сидел, утопая в невероятно большом и мягком кресле. На причудливой резьбе подлокотников покоились тонкие, с длинными музыкальными пальцами руки: генерал был неплохой виолончелист и часто любил поговаривать, что военным стал не по призванию, а по принуждению времени. Глаза его смотрели из-под припухших век живо и с любопытством.