Князь Святослав - Николай Кочин

Калокир раскраснелся с дороги, захмелел:

- Князь, - умоляюще произнёс он, - вручи мне ромейскую корону поскорее, я буду твоим верным данником и никогда не выйду из твоей воли… Или сейчас, или никогда. Падение Романии неотвратимо.Язнаю положение в моей стране, всё шатается и не на что Никифору опереться. Твои победы парализовали волю василевса. Священники, землевладельцы, придворные прикрывают свою ненависть к василевсу маскою спасительного угодничества и бесстыдной лести. Торопись, князь! Упустишь - беда. У тебя много невольных союзников. Цимисхий, этот отважный полководец, когда-то помогавший Никифору захватить престол, сам мечтает о том же. О, я знаю его неодолимую мечту. Это прекрасный вояка и ужасный властолюбец… Но ведь битвы выдерживают не только сильные, но и умные, зоркие, смелые.

- Слабых народы ненавидят.

- Пусть ненавидят, лишь бы боялись. Князь, положим конец и этому наглому посягательству Цимисхия. Ты не найдёшь лучшего друга, чем я, ставленника на престол ромейской державы, которая почти в твоих руках.

Калокир протянул к князю руки и стал сползать с кресла на колени. Святослав удержал его за руку:

- Негоже, патрикий, благородному ромею так унижаться перед варваром.

Калокир поднялся и неохотно уселся на кресло. Отрок внёс фонарь из дыни, с горящим обломком просмолённого дерева. Свет заиграл на шитой золотом одежде патрикия.

Святослав продолжал:

- Русские князья непривычны к такому раболепию, как принято в Царьграде. Прямота твоя мне по душе, друг, а проницательность и преданность и того более. Не скрою: пора, ох, пора русским утвердиться в этих благодатных местах ближе к морю, которое избороздили вдоль и поперёк наши предки и которое не зря называется «Русскими…» Нашим гостям далековато ездить для торговли, а Царьград - наш второй дом… Выход к морю, а через него во все чужеземные страны нам необходим как воздух. Романия должна быть под защитою русского меча, потомки добром вспомянут нас за это. И твоё искреннее решение служить отныне Руси я считаю единственно разумным… Ромейская корона ждёт тебя!

Калокир просиял и опять выпил.

- Теперь говори о деле, да поточнее… - сказал Святослав. - Что нового в столице?

- Царь беснуется с перепугу. Он расставил машины для метания камней и стрел на стенах Царьграда. А через Босфор велел протянуть железную цепь, которую с одной стороны прикрепили к башне, а с другой - утвердили на стенах крепости противоположной стороны. Боится, старик…

- Это мне известно, - ответил Святослав. - Ты ведь не один для меня там соглядатайствуешь… Что с царём?

- Царь похудел от забот, и теперь сам обучает каждодневно пехоту, вооружает армию и снаряжает конных латников. Он - большой мастер в этом деле, даже написал сочинение о стратегии войны и заставил всех военачальников выучить его наизусть… И всё это приготовление держится в секрете, но не для меня…

Святослав улыбнулся:

- Да, теперь он уже не присылает мне подарки. А ведь при моём появлении на Дунае, он тотчас же прислал мне дары, в надежде на то, что я поднесу ему на блюдце Болгарию. К сожалению, я не могу быть столь щедрым… Тем более сейчас, когда и у нас в тылу неспокойно…

- Да, князь… Боярство зашевелилось. Царь Пётр хворает, но есть причина думать, что это напускное. Я слежу за Великой Преславой. Около Петра вьются недовольные тобою, князь. Нам надо держать ухо востро… Теперь у многих болгарских бояр с Никифором вместо войны - дружба… Друг мой, василевс Никифор будет играть на религиозном единении обоих народов: ромейского и болгарского…

- Опять эта игра в единоверие, - недовольным тоном произнёс Святослав. - Как тут не вспомнить матушку, которая часто говорила мне: вера одна и душа одна и народ как цепями друг с дружкой связан. Женщина, а раскусила.

- Умнее не скажешь, - заметил Калокир, - наши цари потому за веру и цепятся… Крепче людей держать в повиновении верой.

- Мы не противники христианства, и не фанатики своей веры, - сказал Святослав. - Моя мать крещена в Царьграде, часть моей дружины - христиане. Это не мешает нам быть русскими. Вообще, христиан мы не обижаем, и болгары тут на нас жаловаться не могут. Расчёт царя не оправдается… Держи, патрикий, ухо востро.

- За василевсом и его двором я неустанно слежу, князь, и у меня там есть люди. Соглядатай наш только что оттуда. С василевсом и вельможами беседы вёл. Он может, если угодно, обо всем сам доложить.

- Зови.

Вскоре пришёл монашек в потёртом стихаре - в одежонке вроде кафтана с широкими рукавами. Он почтительно и смиренно отвесил поклон и робко стал у двери.

- Превосходный соглядатай. Ну просто клад. Он ещё у моего родителя был на службе…

Святослав оглядел его с ног до головы и покачал головой: так неказист показался ему этот разведчик.

- Подойди поближе. Как тебя зовут?

Тот шагнул робко, шмыгнул носом, скорчил умильную рожу и стал чесаться.

- Как зовут, говорю, - строже произнёс Святослав. - Какой-то он у тебя чудной, - сказал Святослав Калокиру. - Такого не только к царям, а и в харчевню не пустят…

Калокир засмеялся.

- Фалалеем его зовут…

Монашек смирно заметил:

- Фалалей я для ромейского царя, а для русского князя я - Дудица.

- Грек?

- Не угадал.

- Болгарин?

- Опять не угадал.

- Кто же ты, шут гороховый?

- Эх ты, да я - русский.

- Плутуешь. Отколя?

- Из Нова Града… С Волхова.

- Ишь ты, куда тебя занесло. И какими судьбами?

- Судьба у холопа известная: гни спину на боярина, да не пищи. Матушку променял боярин на собаку, а меня сдал на выучку шорнику. Приучили делать обувь, шапки, ремни, сбрую, седла, колчан, рукавицы, плети. Был и кожемякой - кожу руками обминал. Тяжело было, подумал, подумал, и убежал в скоморохи…

Фалалей стащил парик, выпрямился и преобразился на глазах у князя. Лицо его приняло насмешливое выражение, речь стала бойкой, чеканной, с новгородским твёрдым северным акцентом… Он подпрыгнул, перевернулся на месте колесом и как ни в чём не бывало, продолжал:

- Научился я у них всевозможным фокусам, плясам на все манеры, петь, играть на гуслях, на бубнах, на свирели, на дудках… Дали прозвище Дудица… В одном месте поймали, вернули к боярину, к которому мне не хотелось возвращаться, страсть. Боярин добрый был, велел только отодрать батогами и зачислил меня по скоморошьей части. Жил в усадьбах, забавлял господ, избаловался. Один раз я стибрил бобра из силков, принадлежащих тиуну. Тиун меня привязал к саням, били врастяжку до полусмерти. Я выжил и тут же убежал в Киев. В Киеве опять скоморошничал у знатных бояр. Они меня укрывали, но тиун разыскал и повёз к прежнему боярину на расправу. Дорогой я, будь не плох, прикокошил тиуна и перебрался в Херсонес, куда бегут многие холопы из Руси. Патрикию всё рассказал и он отправил меня в Царьград своим дозорным. Там я служил мимом в цирке, и потешал царей. Но мой прежний патрикий умер, я стал холопом Калокира и он сказал, что ему выгоднее, да и мне, чтобы я разыгрывал юродивого на градских стогнах. Дело привычное, я прославился как юродивый и святой… На зиму патрикий устроил меня в глухую обитель, и я там жил на положении святого. В обители я провёл три года, упражняясь в юродстве. Патрикий говорит, что у меня талант комедианта. Я и сам поверил, когда пробрался ко двору, потому что не многих приглашали ко двору. А я до Никифора добрался…

Святослав хохотал искренне до колик.

- Но ведь это и опасно и тяжело? - спросил он.

- Искус зато превелик. Надо валяться в канавах, жрать дерьмо на виду у скорбных баб, драть тело, носить вериги, ходить босым по снегу, но ведь на то и искус, чтобы прослыть юродивым… Многих я за это время провидел, мало кто выдерживал и снова начинали заниматься честным трудом…

- Да, в святые не легко выйти, - сказал князь. - Значит ты скоморох матёрый. А, ну-ко что-нибудь покажи такое…

Фалалей-Дудица взял из узелка отрепье и мгновенно преобразился в юродивого. Он задёргался на месте, глаза заслезились и запылали, лицо приобрело безумный вид. Он закричал дико, пророчествуя:

- Ужасайся! Грядёт жених по полунощи! Явятся чудеса, польётся горящая смола с неба! Невероятные землетрясение и громы! Страшный суд покарает нечестивых! Падёт, падёт Вавилон яко великая блудница!

- Даже жутко, - заметил Святослав. - Много я видел скоморохов в Киеве, а такого фигуранта встречаю первый раз… На каком же языке ты изъяснялся, Дудица, во дворце?

- Он у меня незаменим, князь, - сказал Калокир. - Его хоть куда. Ведь он говорит по-ромейски как по-русски, при случае объяснится по латыни, знает арабский, хазарский и прилично понимает печенегов.

- Похвально и подходяще нам.

Святослав налил ему турий рог вина:

- За твоё здоровье Фалалей-Дудица, и за услуги, оказываемые нам. Молодец.

- Благодарствую, князь.