Турецкий ятаган - Сергей Шхиян

— Дядя Степан — плохой человек, — грустно сказал Алексашка, — живет не по совести. Он теперь просто так от тебя не отстанет.

— Ничего, Саша, как-нибудь справлюсь. Спасибо что предупредил.

— Ну, я пойду? — просительно сказал парень, кося по сторонам тревожным взглядом.

— Иди, — кивнул я, благодарно улыбнулся и пролез через пролом в плетне на первый двор.

Сидящая в заточении похищенная красавица еще со вчерашнего дня, когда о ней рассказал Алексашка, будоражила воображение. Очень все это выглядело таинственно и романтично. Притом слишком давно я не видел интересных женщин, тем более теремных красавиц, чтобы пропустить мимо ушей такую интересную подробность жизни коварного дьяка. В конце концов, почему разоблачение взяточника, обкрадывающего царскую казну, важнее спасения живого человека, к тому же… Я представил, как может выглядеть такая жертва произвола и тут же задрал голову, вглядываясь в узкие стрельчатые окна терема.

Увы, ничего похожего на нежное личико с заплаканными глазками, там не мелькнуло. Терем был относительно невысокий, хотя и выше остальных зданий комплекса. Окна его находились над землей метрах в семи-восьми, так что будь в них нормальные стекла, рассмотреть красавицу не составило бы труда. К сожалению, до изготовления прозрачных оконных стекол наши предки еще не додумались. Стекла были толстые, мутные, разве что пропускающие свет. Потому мне осталось уповать только на свое воспаленное воображение.

— Эй, ты, — неожиданно окликнул меня стрелец в полной форме с фирменным бердышом, выходя из-за утла белокаменной подклети, — тебе чего здесь нужно?

Он был одним из свидетелей недавней несостоявшейся дуэли, видимо, держал сторону своего десятника и смотрел на меня враждебно.

— А тебе что за дело? — спросил я, подходя к нему вплотную. — Ты кто такой, чтобы меня спрашивать?!

— Нельзя здесь гулять, иди в другое место, — сразу сбавляя обороты, сказал стрелец. — Боярин не велит сюда ходить.

— Ладно, — без спора согласился я, — ты не знаешь, случаем, где здесь можно выпить достать?

— А деньги есть? — тотчас переменил тон часовой.

Я выудил из кармана несколько мелких серебряных монет и подкинул их на ладони. В голубых глазах стража мелькнула нежданная радость. Он воровато осмотрелся по сторонам и сунул мне в руку свой бердыш.

— Постоишь за меня, я мигом сбегаю?

— Постою — согласился я.

— Закуску брать?

— Конечно, возьми.

Парень ловко пересыпал монеты из моей ладони в свою.

— Иди вон туда, — показал он на нишу в высоком двухметровом фундаменте, — стой и не высовывайся.

Я еще не успел заступить на пост, как часового и след простыл.

От нечего делать я начал рассматривать бердыш. Он, на мой взгляд, не выдерживал никакой критики: сталь была низкосортная, видимо с большим содержанием углерода, чем напоминала обычный дешевый чугун; ковка грубая, а сам топор тупой. Таким оружием много не навоюешь.

Я привалился плечом к камню подклета. Вокруг было тихо, спокойно, даже как-то сонно. Видимо главная жизнь поместья протекала на хозяйственном дворе и внутри дома. Однако и оттуда не доносилось ни одного звука. Мой посланец отсутствовал уже минут десять. Мне надоело охранять стену, я прислонил бердыш к стене и присел на корточки. Стоять на часах мне определенно не нравилось. Вдруг послышались чьи-то торопливые шаги. Пришлось вскакивать и секиру брать на караул. Однако тревога оказалась ложной, это возвращался новый приятель. Его красный кафтан на животе заманчиво оттопыривался, и он бережно поддерживал руками свое приятое бремя.

— Достал! — радостно сообщил он, втискиваясь ко мне в сторожевую нишу. — У тетки Агафьи купил. Она горячее вино здесь лучше всех курит. Скоромным закусывать будешь?

— Буду, — ответил я. — Прихватил, из чего пить?

— Это у нас всегда с собой, — успокоил он, расстегнул на груди свой красный кафтан и вытащил плоскую кожаную флягу впечатляющего объема. — Подержи, я сейчас достану закуску. Вот это пирог с зайчатиной, а это свиная нога.

Идея напиться возникла у меня совершенно спонтанно. Вся мутная, неприкаянная жизнь последнего времени требовала хоть какой-то разрядки. Одна мысль, что весь этот долгий день мне будет некуда приткнуться и придется постоянно общаться со стрельцами и холопами, нагоняла тоску. Водка сулила хоть какую-то временную радость. Тем более что нужно было налаживать контакт с новыми товарищами, а совместное пьянство извека было самым проверенным и надежным катализатором дружеских отношений.

Глава 9

Дружба со стрельцом по имени Захар Цибин разрасталась, как снежный ком. Через час мы уже хлопали друг друга по плечу, через два обнимались. Когда содержимое фляги подходило к концу, стрелец Захар понял, кто у него лучший и единственный друг.

— Все они гады ползучие. Никому не верь — все равно обманут! — говорил он мне, нравоучительно двигая перед носом пальцем. — Одному мне верь, я тебя сразу полюбил, как брата.

— Тебе верю, как родному, — в свою очередь клялся я ему в вечной дружбе. — И я тебя сразу приметил. Вот, думаю, кто человек!

— Да, я человек! — сразу согласился он. — А они — гады ползучие. Скоромное в Великий пост жрут, нет, ты такое представляешь? Захочу попу скажу, он их проклянет.

— Не может быть, неужто в пост едят мясо?!

— Вот тебе святой истинный крест, — побожился Захар, — а Степка против тебя замышляет. Ты Степку знаешь?

— Знаю.

— Ну, вот.

— Что, «ну вот»? — не понял я.

— Это ты о чем?

— Ты сказал, что Степка против меня замышляет.

— Какой Степка? — теперь не понял Захар.

— Десятник ваш.

— Десятник? Степка?

— Ну, он.

— И что Степка?

— Ладно, — перешел я на другую тему, — а ты хоть знаешь, кого здесь охраняешь?

— Знаю. Бабу. Хорошая баба, гладкая. А тебе она зачем?

— Кому? — не понял я вопроса.

— Тебе, — уточнил он.

— Кто?

— Не знаю, давай, что ли, еще выпьем.

— Я больше не могу, — отказался я, чувствуя, что и так уже скоро в глазах у меня начнет двоится.

— Слабак ты, а я выпью. Знаешь, что царь Борис запретил хмельное в рот брать? А кто ослушается того под кнут?

— Слышал.

— А знаешь, почему он так сделал?

— Почему?

— Потому что Бориска Годунов не настоящий царь. Он настоящего-то нашего царя Дмитрия Иоанновича хотел смертью извести, да не вышло. Скоро его самого за ноги да в Москву-реку. А народ царю-то Дмитрию присягнет, давай выпьем за нашего царя-батюшку!

— Давай, — согласился я. — Наливай сначала себе, а я после выпью.

Стрелец налил в керамическую кружку остаток самогона, поднес ее к губам, но выпить не успел, начал медленно оседать наземь. Впрочем кружку продолжал держать ровно и надежно, так что ни единой драгоценной капли на вылилось на землю. Уже лежа на земле, собрав остаток сил, поднес ее ко рту и допил до дна. Только после этого смежил веки и погрузился в глубокий, крепкий сон счастливого человека с чистой совестью.

Я не без труда, утвердился на ослабевших ногах и побрел прочь, искать какому-то там сердцу укромный утолок. Выпил я много меньше собутыльника и потому понимал, что очень пьян и сейчас мне лучше никому не попадаться на глаза. На парадном дворе по-прежнему было пустынно. Никого не встретив, я дошел до тыла усадьбы и через лаз в частоколе выбрался за ее приделы. Там, сразу же за узким рвом, полном талой воды, начинался сосновый лес. Ров я перепрыгнул без проблем и пошел по пружинящей под ногами хвое подальше от ограды. В том состоянии, в котором я теперь прибывал, встречаться со стрельцами мне было противопоказано.

Постепенно в голове прояснялось. Однако я не спешил возвращаться в поместье, а устроился на узкой прогалине, которую прогревало теплое весеннее солнышко. Здесь было покойно и тепло. Я нагреб целую кучу прошлогодней хвои и растянулся на ней, как на коричневом, ароматном матраце. Лежал, смотрел на голубое, чистое небо и не заметил, как уснул.

— Держи его, — кричал какой-то человек. Мне на грудь навалилась непонятная, непреодолимая тяжесть, я попытался ее столкнуть.

И проснулся.

— Руки, руки держи! — требовал тот же голос. В мои кисти вцепились чьи-то крепкие пальцы и мне попытались заломить их за спину.

Я спросонья не сразу понял, что происходит, а когда сознание полностью вернулось, рванулся и сумел вырвать правую руку.

— Держи его, вырвался! — закричал второй человек, и опять на меня навалились две туши.

Однако я резко перевернулся с живота на спину, вырывая и левую руку. Наваливаясь телами, меня пытались связать два незнакомых человека, в одинакового цвета грубошерстных, колючих кафтанах.

— Вы кто такие? Что вам надо? — закричал я, спихивая с себя чернобородого, с красным от напряжения лицом. — А ну, отпусти!