Физическая невозможность смерти в сознании живущего. Игры бессмертных (сборник) - Юрий Алкин

Я уныло пошелестел страницами. Подписываться под этим убожеством совсем не хотелось. Лавры талантливого литератора пришлись впору, и угроза потерять их отнюдь не радовала. Несмотря на фальшь, опутывающую мир бессмертных, я подозревал, что уважительное отношение читателей к книгам Пятого было искренним. А теперь мне предлагали распрощаться с читательской любовью.

Разумеется, с точки зрения целей эксперимента уровень литературных упражнений бессмертных не имел ни малейшего значения. Машина должна была работать без сбоев, а побочные продукты этой работы никого не интересовали. Поэтому институту незачем было нанимать талантливого писателя. Работу мог выполнить относительно недорогой профессионал, способный быстро и безболезненно настрочить сто страниц текста, не нарушая запретов. Я уже слышал эти пересуды в Секции Трапез: «Да, исписался Пятый, исписался. Пора ему менять занятие». Капризничать по поводу низкого качества книги было просто смешно.

Чтобы оставаться талантливым писателем в глазах бессмертной общественности, у меня был только один выход.

– Нет и еще раз нет, – сказала Николь.

– Но почему? – продолжал настаивать я. – Дайте мне хотя бы попробовать.

– У тебя все равно не получится. А книгу пора выпускать. Ты ведь понимаешь, что подобные события у нас распланированы.

– Но это будет совсем небольшая задержка. Я управлюсь за несколько недель.

– Конечно, управишься. С тремя строчками.

– Послушай, ты забываешь, что я профессиональный журналист.

– Ты профессиональный зануда, – рассмеялась она. – И к тому же профессиональный очковтиратель. Можно подумать, мне неизвестно, что твоя журналистская деятельность сводилась к написанию конспектов.

– Не только! – запальчиво возразил я. – Меня печатали в газетах.

– Это не имеет значения.

С этим я спорить не стал, но от своего предложения не отступился.

– Ну хорошо, – согласилась она наконец. – Я поговорю с Тесье. Но на успех особо не рассчитывай.

Однако Тесье неожиданно согласился. Я не знал, какими соображениями он при этом руководствовался, но так или иначе мне дали добро на написание своей книги. На план и первую главу отводилось десять дней. В случае неудачи в свет выходила столь не понравившаяся мне поделка в «новом стиле». Я чувствовал себя так, будто подписал договор с суровым парижским издательством.

Четыре дня спустя я сидел за письменным столом и горестно взирал на девственно-чистый лист. Ситуация напоминала полузабытую подготовку к экзамену. Снова задача, которую я сам себе поставил, при ближайшем рассмотрении оказалась гораздо сложнее, чем я предполагал.

Если сюжет более или менее вырисовывался, то сам процесс письма был невероятно мучительным. Каждая вторая аналогия или метафора опиралась на понятия, за одно упоминание о которых у меня могли забрать оставшиеся три четверти вознаграждения. Все слова, которые я так старательно вытравливал из памяти, вдруг встрепенулись и наперебой предлагали свои услуги. В течение нескольких дней, отбиваясь от этого неожиданного нашествия, я смог вымучить из себя одну-единственную страницу, правда, весьма неплохую. Теперь с помощью элементарной математики выходило, что я никак не успею уложиться в поставленные сроки. Но отступать было как-то несерьезно.

Постукивая ручкой по столу, я перебирал в уме всевозможные варианты. «Он возмутился», «он вознегодовал». Нет, как говорил Тесье, «поменьше эмоций». Какой там оборот я использовал вчера? Я внимательно изучил содержимое исчерканного листа. Поняв, что, несмотря на все свои неоспоримые достоинства, справиться с этой проблемой он мне не поможет, я вздохнул и задумчиво отпустил его несколько картинным жестом. Лист изящно изогнулся в воздухе, плавно порхнул к стене и исчез. Некоторое время я тупо смотрел на стену, а затем ринулся вперед, едва не стукнувшись головой о нависающую полку. Все плоды моего тяжкого труда спрятались в широкой щели между столом и стеной.

Пришлось лезть под стол, но только для того, чтобы обнаружить, что он обладает своей собственной задней стенкой. Где-то между ней и стеной комнаты покоилась моя небольшая, но такая дорогая рукопись. Исследование боковых поверхностей тоже не дало положительных результатов. Щель была достаточно широкой, чтобы в нее можно было просунуть палец, но возможность что-либо увидеть исключалась полностью. Между тем мне было просто необходимо получить обратно капризный лист. Кроме начала будущего бестселлера, там было несколько важных идей, родившихся в результате кропотливой работы. Убедившись, что бумага вне досягаемости, я решил прибегнуть к грубой силе. Впрочем, я не очень надеялся на положительные результаты, памятуя о встроенном микрофоне.

Как и следовало ожидать, стол оказался намертво прикреплен к полу. Я не смог сдвинуть его даже на миллиметр. Без сомнения, здесь требовалось подручное приспособление. Например, палка. Или линейка. Обычная длинная узкая линейка. Вопрос заключался в том, где ее достать. Перебирая в памяти возможные способы получения этого ценного инструмента, я вспомнил нашумевшую картину Седьмого. Не может быть, чтобы он нарисовал свой квадрат от руки. И живет он, кстати, совсем недалеко.

Через час я уже стоял у стола, вооруженный длинной пластиковой линейкой. Седьмой категорически отверг нелепые обвинения в механизации художественного процесса, но линейку выдал. В качестве компенсации за нарушение душевного спокойствия мастера мне пришлось выслушать длинную лекцию о его творческих планах, наглядно иллюстрируемую карандашными эскизами. При других обстоятельствах я бы не без удовольствия послушал милое хвастовство Седьмого, к которому испытывал симпатию. Сейчас же, изображая искреннюю заинтересованность, я с тоской думал о том, что у меня осталось только шесть дней. А при этом не то что конец – начало первой главы еще не готово. Наконец, распрощавшись с восторженным художником, я отправился домой.

Теперь, выгнувшись в неестественной позе, я шарил линейкой за столом. Прикрепленная над ним полка значительно усложняла процесс – просунуть линейку можно было лишь сбоку. Мое орудие постоянно цеплялось за какой-то предмет, и я никак не мог понять, где же спрятался злополучный лист. Несколько раз мне казалось, что я нащупал его, но этим дело и ограничивалось. Наконец, потеряв остатки терпения, я рванул линейку на себя и почувствовал, что мешающий предмет подался в мою сторону. Еще несколько энергичных движений – и мне оставалось только с удивлением взирать на то, что выпало к моим ногам. Подобного улова я не ожидал. Это была растрепанная толстая тетрадь.