Искушение - Дженнифер Ли Арментроут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, ты ведь дашь мне… попробовать?
Я рассмеялась и покачала головой.
– Пошляк.
Улыбка сползла с его губ, как будто ее и не было. Свернувшись калачиком на диване, я обдумывала все, что рассказал мне Рен. В мыслях у меня царил совершеннейший разброд. Интересно, думала я, в курсе ли Дэвид. Знает ли он, что Майлза усыновили и что тот может быть полукровкой? Слышал ли он вообще о полукровках, и если да, готов ли к вероятному развитию событий? Он должен.
Рен откинул голову на спинку дивана.
– Из-за меня погиб мой лучший друг.
Я ошарашенно моргнула.
– Что?
Рен шумно выдохнул и уставился на экран телевизора, который висел напротив дивана.
– Его звали Ноа Кобб. Он был моим лучшим другом, мы вместе выросли и были не разлей вода. Как братья. Вместе хулиганили, вместе расхлебывали. Где один, там и другой.
У меня защемило сердце.
– Что с ним случилось?
Рен стиснул зубы и уставился перед собой.
– Ноа появился на свет по чистой случайности. Вырос в Ордене, оба родителя живы, крепкая счастливая семья. Никто бы сроду ничего не заподозрил. Его отец никогда не изменял его матери. Ничего такого не было. Мы уже потом узнали, что Ноа родился примерно тогда же, когда его отец женился на его приемной матери. До этого у него была случайная связь с эльфийкой, секс на одну ночь. Оба это тщательно скрывали. После… после того, что случилось, мы выяснили, что эта эльфийка отдала Ноа его отцу. Эльфы прекрасно знают, на что способны полукровки, но не могут вырастить ребенка, в жилах которого течет кровь смертного. Они совершенно лишены любви и милосердия, просто забывают о ребенке: с матерью-эльфийкой он не протянул бы и недели. А та женщина, на которой женился отец Ноа, приняла его как своего сына. Ни она, ни он понятия не имели, кто такой полукровка.
Я слушала Рена с болью в сердце. Милосердие, человечность, любовь отца и его жены спасли мальчика, но я знала, чем все кончится, и как бы мне ни хотелось надеяться, что все будет иначе, тут уж ничего было не поделать.
– Ноа был… славный малый. Из него вышел бы отличный охотник за эльфами. Он был предан Ордену до глубины души, и я… – Из горла Рена вырвался резкий смех. – Он даже знал, чему меня учат. Черт. Я не должен был ему рассказывать, но у нас не было секретов друг от друга, и тогда я ужасно гордился собой. Считал себя особенным. – Рен скривил губы в улыбке. – Все выяснилось совершенно случайно. И по моей вине. Я притащил прут из терновника.
Рен потер ладонью грудь – там, где сердце. Плечи его окаменели.
– Мы с родителями жили за городом. У нас было несколько акров земли. И там были расставлены мишени: мы с Ноа практиковались, кидали в них ножи. Он пришел ко мне в гости, и мы играли на заднем дворе. Отец тоже был дома. И еще один из Элиты, Кайл Клэр. – В голосе Рена сквозили напряжение и горечь. – Отец понятия не имел, что у меня с собой прут и я дал его поиграть Ноа. Тот нечаянно укололся. Совсем чуть-чуть. Но хватило и этого. Я все понял. Как и мой отец. И Кайл.
У меня сердце сжалось от боли. Мне довелось пережить немало потерть, но я не знала, что сделала бы, если бы выяснилось, что мой лучший друг – взять хотя бы Вэл – принадлежит к тем, кого меня учили убивать.
– Он понял, – хрипло проговорил Рен. – Когда увидел, как закипела кровь, он понял, потому что я ему рассказывал про полукровок. Посмотрел на меня, как будто извинялся за что-то. Никогда не забуду этот взгляд. – Рен осекся, откашлялся. Я зажмурилась, чтобы слезы не брызнули. – Я не мог опомниться. Не мог пошевелиться: просто стоял и смотрел на него. Мой отец и Кайл все видели. Они… сделали вид, что ничего не заметили, но я-то понял, что они все видели. Ноа ушел, а я… так и торчал во дворе, как дурак.
– Господи, – прошептала я.
– Кайл тоже ушел, и я догадался, зачем. Все это время полукровка был у нас под носом. А ведь иногда на то, чтобы вычислить вероятную цель, уходят годы. – Рен судорожно вздохнул и покачал головой. – Когда я наконец опомнился, то рванул за ними. Хотел догнать. Уж не знаю, что бы я сделал, но не мог же я просто так стоять, и все. Но отец меня остановил, и… Домой Ноа так и не вернулся. И я его больше никогда не видел.
– Рен, мне так жаль, – сдавленным голосом проговорила я. – Я даже не знаю, что тебе сказать.
Он кивнул и продолжал, словно чувство вины не позволяло ему молчать:
– Я до сих пор думаю о том, что мог бы поступить иначе. Не расскажи я Ноа про Элиту, никогда не показал бы ему тот терновый прут. И он бы никогда не укололся, так что все было бы совсем по-другому.
– Подожди. В том, что с ним случилось, нет твоей вины.
– Мне лучше знать.
– Сколько тебе тогда было лет? Шестнадцать? Да что мы понимаем в этом возрасте! Ты ни в чем не виноват.
– Я не помешал им убить Ноа.
– Но ты же пытался, – возразила я.
Рен устремил на меня тяжелый измученный взгляд.
– Значит, плохо пытался! Да и стоило ли пытаться? Меня же учили, что полукровок надо убивать. Тут не могло быть никаких сомнений.
– Да какая разница! При чем тут – сделал или не сделал? Ты не виноват в его смерти. – Я взяла его за руку. – Поверь, я понимаю, как тебя мучит совесть.
– Правда? – Рен бросил на меня удивленный взгляд.
Тут я поняла, что проговорилась и замялась. Последнее, что Рену стоит слышать, это то, что из-за меня погибли трое.
– Не мучай себя. То, что случилось, ужасно, и многое можно было бы сделать иначе, но едва ли бы это что-то изменило. – Я замолчала, удивившись собственной мудрости. – Ты ни в чем не виноват.
Рен внимательно посмотрел на меня и накрыл мою руку ладонью.
– Надеюсь, мне никогда больше не придется оказаться в такой ситуации.
У меня сжалось сердце, и я пообещала, прекрасно зная, что не в моей власти выполнить это обещание:
– Не придется.
Рен молчал, так напряженно вглядываясь в меня, что у меня участилось дыхание, а потом придвинулся ко мне и поцеловал.
Я не ожидала этого, но он целовал меня так нежно, так робко, что я растаяла. Я приоткрыла губы. Рен обвил меня рукой за шею. Я поцеловала его в ответ, хотя по-прежнему чувствовала себя неловко. Но спустя несколько мгновений я уже не думала о том, хорошо ли я целуюсь. Я вообще не могла думать ни о чем, кроме его губ на моих губах.
Рен прижал меня к себе, и мое сердце учащенно забилось. Рен взял меня за плечи и усадил верхом на себя. Я обхватила коленями его бедра. И все это мы проделали, не прерывая поцелуя, а это, поверьте, было нелегко.
Мне не следовало этого допускать, но я так сильно его хотела, что меня била дрожь. С каждым его прикосновением, с каждым поцелуем меня затягивало все сильнее, но остановиться я уже не могла. Я жаждала его ласк, острого возбуждения и того блаженства, от которого перехватывает дыхание.
Я жаждала его.
Глава 16
Рен тоже хотел этого. Хотел меня. Я поняла это по тому, как задрожала его рука, когда он погладил меня по бедру и взял за попу, по той жадности, с которой он меня целовал. Он снова обхватил меня сзади за шею, удерживая на месте, но я и так не собиралась покидать его объятия. За страстью в его взгляде читалась боль, от которой мое сердце сжалось. Мне хотелось унять эту боль, прогнать ее прочь, чтобы вернулся прежний Рен, который улыбался и дразнил меня, бесил и возбуждал.
Я провела ладонями по его груди, взялась за край его поношенной рубашки и попыталась ее задрать, но Рен потянул ее вниз.
– Чего ты хочешь, Айви? – спросил он спустя мгновение.
Я почти задыхалась.
– Рен…
Он не ответил. Глаза его полыхали зеленью. Рен коснулся ладонями моих щек, погладил большими пальцами под подбородком, наклонил голову и снова поцеловал. Поцелуи были глубокими, медленными. Я дрожала. Мне хотелось большего.
Я снова взялась за его рубашку, приподняла ее и обнажила его живот.
– Я хочу снять с тебя рубашку.
– Не буду тебе мешать. – Уголки его губ чуть приподнялись.
Он поднял руки, и я стащила с него рубашку, бросила ее на диван и отклонилась, чтобы наконец-то разглядеть парня. Он был… ослепительно красив. Мускулистый живот так и хотелось потрогать, погладить квадратики пресса. От пупка вниз шла полоска темных волос. Я не могла оторвать глаз от татуировки, которая покрывала всю его правую руку, плечо и бок.
Теперь я понимала, почему он ее сделал, и мне хотелось плакать и целовать татуировку. Линии вились по коже бесконечными узлами, переплетались на груди, образуя кроваво-красные маки. Тело Рена украшали дюжины бутонов. Между цветами виднелись буквы – фраза, от которой у меня навернулись слезы: «Вечная память».
Цветы были символом памяти о погибшем друге. Рен сделал эту татуировку, скорбя о Ноа. Было что-то невыразимо благородное в том, что он решил увековечить память о нем на своем теле.
Я наклонилась и поцеловала тот мак, который разместился над сердцем Рена. Он вздохнул, и я посмотрела ему в глаза.
– Очень… красивая татуировка. На спине тоже?