Закон вне закона - Валерий Гусев

И почти сразу распахнулась дверь, и в нее почти упала, задыхаясь от смеха, Лялька. В пижаме, босиком и с любимым длинноствольным "Питоном", матово блестевшим воронением в лунном свете. За ее спиной маячила тоже полуголая Юлька.

- Ну и что? - Я опустил на тумбочку автомат.

...Оказывается, ребята надумали попугать девчонок Алевтины, когда они дружной стайкой пойдут из душа в спальни. Антураж Замка вполне этой цели благоприятствовал. Как раз на их пути, на площадке парадной лестницы, по обеим сторонам трехметрового в вышину и ширину зеркала, стоят, никого не трогая, полые рыцарские доспехи. Ребята обрядили в них Пилипюка с тем, чтобы он в нужный момент ожил и, тяжело бряцая железными башмаками, угрожающе подняв меч, пошел вниз по ступеням, девчонкам навстречу.

Задумано было хорошо, не спорю. Но исполнено погано. На третьей сверху ступени Пилипюк запутался в непривычной обуви, грохнулся ниц со всей дури и покатился вниз, гремя, как большой чайник с плохой крышкой.

- Лежит! - хохотала Лялька, размахивая револьвером. - Сам встать не может. Девки на нем прыгают. А он изнутри бубнит, как самовар в трубу. Побежали посмотрим, пока не встал!

Сейчас, только побреюсь. И бороду расчешу. Канальи!

Лялька все никак не могла остановиться, дергалась как от щекотки. А вот Юлька не смеялась. Юльке, похоже, грустно было и завидно, что к ней такое беззаботное веселье не имеет никакого отношения, что ей никогда, наверное, не доведется попрыгать на каком-то поверженном, бубнящем, как самовар, Пилипюке.

Мне их обеих жалко стало. Да они еще и босиком.

- Ну-ка, идите сюда. Обе. - Я сел на тахте и распахнул одеяло, как старый ворон старые крылья. - С ногами забирайтесь.

Они угрелись у меня по бокам, затихли. Комната налилась лунным светом. Напуганные было грохотом и визгом соловьи в парке снова взялись за свое дело.

- Сейчас хорошие ночи, - сказала Лялька.

- Ага, - вдруг добавила Юлька. - В такую ночь сидеть бы у костра, на берегу реки, и смотреть, как плывет в ней луна со всеми своими звездами.

И это говорит девочка, которая прошла через такую грязь и такие мерзости.

- А потом звезды тускнеют, и не заметишь, как светлеет вокруг. И птицы начинают просыпаться. И вода в реке совсем другая, уже утренняя. Даже журчит по-новому.

Шум на лестнице стал стихать. Надо пойти разобраться для профилактики.

Я натянул брюки и вышел в коридор. Вмиг все рассыпались по комнатам. Однако рыцаря, уже пустого, успели поставить на место. Один Генка Рыжик замешкался, он всегда опаздывает, задумчивый такой, весь в себе.

Вытянулся, руки по швам, глаза блестят.

Доложил:

- Старшина Пилипюк с лестницы упал, товарищ полковник.

- Не ушибся? - Интересно, как он соврет начальству?

- Никак нет, он в бронике был.

- И в шлеме? - улыбнулся я. - Всем участникам акции - два наряда.

- А мата не было, товарищ полковник, - нахально заявил Рыжик.

Ага, так я и поверил, что Пилипюк без мата по лестнице катился.

Да, такие вот дела. Старшина Пилипюк. Женат. Двое детей. Четыре ранения. Одно из них - тяжелое. Личных задержаний даже не помню сколько... А он в прятки играет. С лестницы сыплется. Малой такой хлопчик.

Я вернулся к себе. Юлька уже ушла, Лялька свернулась клубочком.

- Брысь, - сказал я.

Она села в постели.

- Мне жалко ее. У нее так жизнь нескладно сложилась. Ее еще в шестом или в седьмом классе то ли изнасиловали, то ли совратили. То ли учитель физкультуры, то ли учитель труда. А после мальчишки все время приставали. Ну почему так получается?

- Потому что всякие дол...

- Наряд вне очереди, - предостерегла Лялька.

- ...всякие ...педагоги учат в школе не любви и дружбе, а презервативами пользоваться, - зло сказал я. - Я этим... педагогам еще вжарю. Когда вернусь. Иди спать. Завтра день трудный.

- А когда они у нас легкие? - проворчала Лялька и забрала свой револьвер.

Я лег на ее место в теплую, согретую девичьими телами постель. И подумал - какие они разные. И какие одинаковые. Только одной повезло, а другой нет. И кто за это должен ответить?

Утром я провел совещание в Горотделе, возложил на Волгина всю полноту власти и ответственности за порядок в городе в мое отсутствие. Особо указал на повышение бдительности и дисциплины. На необходимость (все-таки) обезопасить мост от вторжения и Замок от захвата.

- В Замке ставляю пять человек. Но ты на них не рассчитывай. В случае штурма обходись своими силами. Держи Горотдел. Ополченцев тоже не привлекай, жертвы среди мирного населения нам совсем ни к чему. Патрули все снять на это время, все резервные силы сосредоточить на мосту. Связь с нами держать постоянно, посади на это специального человека. Рации у нас хреновенькие, но мы постараемся держаться от города в радиусе не более пятидесяти километров. Если что - рванем на помощь.

После совещания я задержал в кабинете участкового уполномоченного Хлопчика. Похвалил его. Пообещал, что, как только Правительство определится с выработкой новых форм наград и поощрений, представить его первого.

- Спасибо, товарищ полковник.

- И вообще, мне кажется, вам пора переходить на новый уровень работы. - Я повернулся к Волгину: - Как считаешь?

- Бесспорно.

- Нет, товарищ полковник, - отказался Хлопчик, - не сманивайте, не пойду.

- Что так? Обиделся?

- Дел много. Извините, некогда мне. У меня сейчас профилактическая беседа с подростками. А потом - с работниками ЖЭКов: выработка мер по сохранности жилого фонда. Ну там, лифты, подъезды, малые формы. Извините.

Во как! Может, если бы мы наше Российское правительство, к примеру, дворниками поставили, мы б через два дня чистотой захлебнулись, а? А они, вишь, страной управлять тужатся, по незнанию своему. Кто б им подсказал?

- Ты на рынке давно не был? - спросил Волгин, когда Хлопчик торопливо вышел.

- Давно, - признался с неохотой.

- Все тебе некогда. - И этот критикует. Забыл мое добро, как я его возвысил. - Все у тебя задачи глобальные. Но уж если что начал, хоть контролируй до конца.

- А ты у меня зачем? - напомнил. - Ладно, вот сейчас как раз и зайду. Потому что по пути. - Спросил: - Что-нибудь выяснил с резиденцией?

Волгин вздохнул.

- Кое-что. Резиденций у нашего Губернатора аж шесть, не считая тех, что за пределами губернии. Самая подходящая - охотничий терем, в глуши. Там раньше охотбаза была. Но как туда тропу сыскать, никто не знает. Приближенные-то, доверенные лица, лакеи все эмигрировали в Заречье. Выяснил, что только профессор Кусакин может вспомнить, он в давние годы с охотоведом дружил, навещал его в глуши сосновой.

- Добро. Но до моего возвращения ничего не предпринимать. Все, я на рынок пошел.

Но на рынок можно было и не заходить. Ну разве что глаз и душу порадовать.

Чистота, порядок, Хлопчик даже туалеты на колесах сумел организовать. Но главное - никто никого не боится. Не суетятся продавцы, лихорадочно меняя ценники и срочно закрывая киоски, когда вдруг пронесется тревожной волной шепоток о какой-то проверке; не боятся покупатели, что их обсчитают (были два прецедента, сажать не стали, выгнали к едрене матери, на их место живо честные нашлись); не мелькают тут и там опасные лица бритоголовых качков; не заманивают в свои сети наперсточники и лотерейщики. Не шляются пьяные, не шныряют вороватые мальчишки, не просят подаяния нищие. Вообще как-то празднично здесь стало, по-хорошему базарно.

Хоть что-то мы все-таки сделали. А сделаешь хорошо одно, пусть и малое, сразу же тянет сделать другое, побольше. Диалектика, стало быть, такая...

В хорошем настроении, теряя его на ходу, пошел с рынка на заседание Правительства.

Достали они меня. Командуют. Вызывают. Поручения дают. А ведь, считай, я их на это место посадил, властью облек. Отблагодарили. Но, однако, ничего. Как говорится - не только еще не вечер, но и музыка не долго играла.

В повестке дня в очередной раз самый неотложный вопрос: борьба с безработицей. Потому, видно, и пригласили начальника штаба, что в решении этой задачи скрыт большой резерв снижения уровня преступности (см. материалы А.Дубровского).

Сев за стол, я окинул испытующим взором правительственные лица вроде умные и пухнуть еще не стали от трудов великих. Да и не с чего им пока пухнуть. Я их сразу предупредил, после избрания, что льгот и привилегий им никаких не будет до тех пор, пока они не обеспечат всеобщий достаток и благоденствие. Вот тогда посмотрим. И воздадим каждому по делам его, трудам и заслугам. Будет хорошо народу - будет хорошо и вам. И наоборот, стало быть, тоже справедливо. А то, ишь, повадились - рвутся во власть, как голодные шакалы к миске. А дорвутся - и давай жрать, строить, переводить, устраивать... На остальные дела, на народ, стало быть, уже ни времени, ни сил не остается. Да и на хрена он им нужен, этот народ, не для того ведь рвались...

От этих праведно-гневных мыслей отозвал меня голос председательствующего, предоставив мне первое слово. Тут я еще больше разозлился, уже на своих.