Полвека без Ивлина Во - Ивлин Во

Ивлин Во, несомненно, гениальный по точности и ясности художник, с которым не сравнится никто из современных англоязычных прозаиков. Это было очевидно с самого начала его писательской карьеры, и «Возвращение в Брайдсхед», отличаясь от всех предыдущих произведений совершенно особой интонацией, манерой изложения, местом действия, тем не менее, стал логическим продолжением выбранного пути.

«Возвращение в Брайдсхед» обладает той силой и глубиной, которые характеризуют Во как искусного писателя, находящегося на пике творчества, поражающего живым умом, не потерявшего ничего из уже достигнутого. Захватывающая история изложена образным языком. Так или иначе в ней подытожено и прокомментировано все характерное для нашего времени и общества. Почти романтическое ощущение чуда сочетается с дерзкими суждениями писателя-реалиста. Одним словом, это большой содержательный роман, открывающий сезон 1946 года; роман, выполненный с совершенством, превосходящий другие романы уходящего года, несмотря на их разнообразные достоинства.

От прежнего Во остается Во-моралист. Автор книги, безусловно, моралист, каковым был всегда. Если поглубже вглядеться в изображение веселой жизни Мейфэра, мы увидим, что автор выполняет древнюю функцию сатирика — подвергает суровой критике нравы и нормы общества. Излишне говорить, что он слишком крупный художник (и тонкий шутник, умеющий развлечь читателей), чтобы заниматься нравоучением. Избежать этого, однако, не удается, и сатирик все равно расправляется с абсурдом жизни, в том числе и с пустопорожними обычаями, а моралист ненавидит несправедливость и уверен в ценности разума и элементарной порядочности.

Если, помимо «Возвращения в Брайдсхед», вы читали другие вещи Во, то поняли, что, начиная с первой книги («Упадок и разрушение»), он был отлично оснащен для жанра общественной сатиры. Уже тогда он прекрасно знал, о чем говорит: мы имеем сведения из первых рук от человека, который жил в этом мире и, пожалуй, даже был его частью. Он пишет так, что его колкие остроты поражают жертву или пронзают ее насквозь, как того требуют обстоятельства. Его перо работает безупречно и быстро. Вы переходите от предложения к предложению, ощущая почти чувственное удовольствие от его умения подобрать точное слово, особую деталь для характеристики человека или места, восхищаясь его замечательным чутьем на все нелепое и смешное. Прочитав первые две страницы «Упадка и разрушения», мы понимаем, по меньшей мере, то, что в литературу пришел первоклассный мастер фарса:

…Ветераны-боллинджеровцы стекались в Оксфорд со всех концов Европы. Второй день тянулась кавалькада припадочных монархов в отставке, неуклюжих сквайров из обветшалых родовых поместий, проворных и переменчивых, как ветер, молодых дипломатов из посольств и миссий, полуграмотных шотландских баронетов из сырых и замшелых гранитных цитаделей…[219]

Если бы он даже больше ничего не написал после этого, его все равно бы помнили за тот яркий спектакль, который он устроил в романе, за великолепное безумство его лучших страниц: сатиру на спортивный праздник в школе, портрет бывшего взломщика, а ныне дворецкого в брюках для гольфа болотного цвета, махинации с «белыми рабынями» виконтессы Метроланд, подтрунивание над английской пенитенциарной системой. В этой книге мы ясно видим автора — молодого человека, вооруженного дубинкой и рапирой и прекрасно владеющего и тем и другим.

Ему было двадцать пять лет, когда он сочинял свою первую книгу и, возможно, от природного избытка сил пускал в ход дубинку чересчур часто. Отсюда — смешные имена в духе Теккерея (маленький лорд Тангенс, сын графа Периметра, лорд Какаду и др.), элементы экстравагантной комедии (любопытство виконтессы Метроланд, невинный Поль Пеннифезер, изгнанный из Оксфорда за то, что «пробежал по двору колледжа без штанов»). В «Мерзкой плоти» и «Сенсации» Ивлин Во вновь делает главным героем простака, чьи бесконечные злоключения, в сущности, следуют классическим образцам; но уже во втором романе его сатира становится необычайно искусной.

Из всех его книг наибольшей популярностью у американских читателей пользуется «Мерзкая плоть», сделавшая его признанным летописцем того, что названо в книге «твердым ядрышком веселья, которое ничем не расколоть». Его юмор — гомерический и вместе с тем беспощадный. Он не щадит никого, от верующей миссис Оранг до репортера светской хроники Майлза Злопрактиса. Все его герои — снобы или жадные, продажные, коварные люди, участвующие в трагикомической декадентской буффонаде. Как сатирик он имеет право на свободные мазки и пишет «Пригоршню праха» — еще одно беспощадное исследование общественной и частной морали, в котором наряду с грубыми шутками преобладает скорее мрачная ирония, нежели фарс. До «Возвращения в Брайдсхед» этот роман был его лучшей и самой утонченной книгой.

В нем не было смелой импровизации, как в «Упадке и разрушении», и тех затейливых приемов, заставляющих читателя забыть о том, насколько незамысловата рассказываемая история. Зато впервые в книгах Во появились герои, получившие полноправное существование: порядочный, но обыкновенный муж, уважающий традиции и обычаи, жена, которая ему изменяет без всякой причины, даже не от скуки. Над всем этим нависает ужас, скрытый в цитате из Т. С. Элиота, из которой взято название книги: «Покажу тебе страх в пригоршне праха». Автор не нагнетает, а лишь намекает на него. И все выполнено с завораживающей мощью и театральной экономностью художественных средств, когда основные сцены и мотивы изображаются весьма непринужденно.

Ивлин Во, вероятно, уже тогда мог приступить к созданию такой вещи, как «Возвращение в Брайдсхед». Но вместо этого он занялся путевыми заметками, биографией, изучением Мексики и еще двумя романами: «Сенсация» и «Не жалейте флагов». Из двух последних книг лишь первая кажется читателю чисто юмористической, где автор добродушно высмеивает газетных магнатов, военных корреспондентов и навязываемый обществу культ героев. Все это описано в его отточенной издевательски-серьезной манере, как и сцена, где он подготавливает почву для приключений репортера в Измаилии (Абиссинии).

В семидесятые годы прошлого века в Измаилию или в соседние районы приезжали бесстрашные европейцы с надлежащим снаряжением: часами с кукушкой, фонографами, оперными шляпами, проектами договоров и национальными флагами, которые должны были там оставить. Они приезжали как миссионеры, послы, торговцы, старатели, естествоиспытатели. Назад никто не вернулся. Их съели — всех до единого[220].

В романе «Не жалейте флагов» он возвращается в Мейфэр, к прежней толпе, изображая ее на фоне Второй мировой войны, вернее первых этапов войны. Можно предположить, что именно в этом романе манера, характерная для «Упадка и разрушения» и «Мерзкой плоти», обнаруживает первые признаки утомления. «Призраки», как назвал Во эту толпу в посвящении[221], превращают войну в приятную забаву, они перерезают друг другу горло, пока административная волокита запутывает людей в кабинетах бюрократов. Веселая, развлекательная и желчная книга казалась эхом. Даже без неожиданного эпилога, где порочных и искушенных героев внезапно охватывает священный огонь патриотизма, подспудно создается ощущение, что все это — чересчур простой рисунок. Чересчур простой не для каждого писателя, но для такого таланта, который мог создать «Пригоршню праха». Не слишком ли сильно карает он своих жертв, которых столь предусмотрительно и забавно уже дважды уничтожил?

Дело в том, что он достиг совершенства в рамках определенной формы и теперь уже не мог создать внутри нее ничего нового. Он выработал стиль, который в точности подходил для его цели: стремительный, точный, предельно экономный. Перечень его побед впечатляет. Как романист он блестяще высказался о многом: о «золотой молодежи», бестолковых дипломатах, газетах, образовании, кинематографе, снобах, хапугах и лицемерии. Он писал развлекательную и по обычаю хороших сатириков чрезвычайно назидательную прозу. Как биограф он начал с пикантного жизнеописания Россетти, а в 1936 году получил премию Хоторндена за книгу «Эдмунд Кампион» — превосходную монографию об ученом иезуите и мученике. Как автор путевых заметок в книгах «Девяносто девять дней» и «Во в Абиссинии» он оставил очень живые личные свидетельства, а в книге «Мексика: наглядный урок» изложил точку зрения, которая более либеральным наблюдателям могла бы показаться произвольной, но, на самом деле, была добросовестным, хорошо обоснованным отчетом консерватора.

Проблема, с которой Во столкнулся как прозаик, заключалась не в том, что он не взволновал американскую публику. До сих пор его книги никогда не были у нас бестселлерами, хотя никто не объяснит почему. «Мерзкая плоть» расходилась вполне приличными тиражами в нескольких переизданиях. «Пригоршня праха» с благословения Александра Вуллкотта появилась в одной из его хрестоматий. Но издания, выходившие в Америке, продавались плохо, и только его немногочисленные поклонники могли обстоятельно рассказать о самом писателе и его книгах.