Герой Бродвея (сборник) - Вилли Конн

— Что с Майком, профессор? Как попала к Вам моя фотография? — тревожно спросила Эола.

— Не беспокойтесь, миссис Норман, он дал мне ее по той простой причине, что у него не было времени писать рекомендательное письмо.

— Узнаю моего мужа, — облегченно вздохнула Эола.

— Майк услышал, что я лечу в Портленд и попросил передать Вам это, — Мотичелли протянул шкатулку со сперматозоидами…

В ту же секунду овчарки бросились на профессора с таким остервенением, что охранники едва удержали их.

— Одну минуточку, мэм, — тот, кого звали Чарли, предельно вежливо, но, вместе с тем, властно взял шкатулку из рук Мотичелли.

— Извините, профессор, это причуды моего мужа, — виновато улыбнулась Эола.

«Проклятый легавый!» — выругался про себя Мотичелли.

Охранник, внимательно осмотрев контейнер снаружи, зашел с ним за угол и там открыл его. И тотчас невидимые для человеческого глаза крылатые сперматозоиды торопливым роем выпорхнули наружу!..

На секунду Эола почувствовала тяжесть в области живота и легкое недомогание.

— Что с вами? — с трудом скрывая ликование, спросил Мотичелли.

— Ничего. Наверное, я вчера перегрелась на солнце, — ответила миссис Норман. — Ну, где Вы, Чарли? — позвала Эола.

— Извините, мэм, но в такую штучку может войти изрядный заряд взрывчатки, которая разнесет весь ваш дом, — Чарли протянул ей шкатулку.

— Ах, какая прелесть! — Эола вытащила из нее бриллиантовые сережки. — Может быть. Вы выпьете с нами кофе, профессор? К тому же Вы не осмотрели наши космические трофеи.

— Нет, нет, мне пора, — заторопился Мотичелли.

— Ну, как хотите. Проводите профессора, — распорядилась Эола.

Очнувшись, Майк был удивлен темнотой и неудобством своей позы. Он попытался поднять руку, но она уперлась во что-то.

— Никак я лежу в покойницком мешке? Такого со мной еще не бывало, — он начал активно двигать локтями и коленями.

— Господи, Вы живы?! — Блемонтин раскрыл застежку-молнию на мешке Майка. — Добро пожаловать на тот свет, мистер.

— Теперь я знаю, как чувствуют себя воскресшие. А где же наш друг — профессор? — спросил Норман, выбираясь из мешка.

— Не знаю, мистер, я сам только что очнулся. Мы проспали не меньше суток.

— Вам что-нибудь снилось, Блемонтин?

— Мне могла сниться только яичница с ветчиной — я ужасно голоден.

«О, Блемонтин, наивная душа, ничего не знающая об эксперименте, жертвой которого он едва не стал», — сочувственно подумал Майк.

— Мистер, а откуда Вы знаете мое имя? Вы, наверное, бывали на моих концертах? — простодушно, но не без некоторого самолюбования, спросил Блемонтин.

— Я знаю не только это, но и еще кое-что, — улыбнулся Майк. — Знаю, например, где Вы носите свой колокольчик. Держите!

Детектив кинул Блемонтину ключ на сиреневом шнурке.

— Мистер, неужели это он? — Блемонтин расцеловал ключ. — Отвернитесь на минутку, мистер.

— И Вы тоже, Блемонтин.

— А это еще зачем?

— Не хочу, чтобы были свидетели того, как я вскрываю чужие шкафы, друг мой.

Обшарив кабинет Мотичелли, Майк, наконец, нашел две любопытные вещицы — счет на техобслуживание частного самолета и пилотскую карту. Внимательно осмотрев ее, он обнаружил едва заметную царапину против поселка Хелвуд.

— Ого! — присвистнул Норман.

Он отлично знал, что именно здесь находится ранчо господина… Майк тревожно взглянул на Блемонтина, все еще возившегося с замком, словно тот мог прочесть в его мыслях имя высокопоставленного лица, которого собирался навестить профессор. Заполучи Мотичелли такого сторонника, и его бредовые планы вполне могли стать реальностью.

«Интересно, какой пост и сколько рабов предложит ему в своем всемирном правительстве профессор?».

Майк решительно поднялся. Надо было спешить.

Получив известие о том, что самолет с Мотичелли поднялся аэродрома Портленда и взял курс на Хелвуд, детектив немедленно вылетел на перехват с другого частного аэродрома.

Подняв самолет на максимальную высоту, Майк долго крутил головой, боясь пропустить Мотичелли. И, когда его самолет серой тенью мелькнул по правому борту, немедленно послал «стрекозу» вдогонку за профессором.

Настигнув его, Норман приблизился настолько, что разглядел гримасу удивления на лице Мотичелли. Однако растерянность профессора была недолгой. Вильнув влево — вниз, он попытался уйти от преследования. Ревя моторами, рискуя сорваться в «штопор», самолеты носились друг за другом. С земли это было похоже не на смертельный поединок, а на проделки подвыпивших воздушных хулиганов.

Чиркнув винтом по хвосту профессорского самолета, Норман, наконец, вынудил его пойти на снижение. Детектив пристроился рядом с ним. Крыло в крыло.

И тут дверь пилотской кабины распахнулась — Норман увидел направленное на него дуло автомата. Пули защелкали по обивке «стрекозы». Выхватив полицейский «кольт», Майк выстрелил в массивную фигуру Мотичелли. Подавшись вперед, тело профессора упало на приборный щиток. Его самолет накренился и, набирая скорость, стал падать.

Пламя и дым, поднявшиеся над кукурузным полем, были бесспорным свидетельством гибели профессора и его чудовищных планов. Сделав несколько кругов над местом катастрофы, Майк развернул «стрекозу» и лег на обратный курс — его ждали в пансионате «Роза».

— Сэр, у меня для Вас неважные новости — звонили охранники…

Недослушав сержанта Брауна, открывшего дверь пансионата, Майк бросился к телефону. Предчувствуя недоброе, дрожащей рукой он набрал номер Эолы. Три томительных гудка показались вечностью. Тихий щелчок автоответчика прозвучал, как выстрел в упор — если с ним говорит аппарат, значит Эола исчезла.

Норман напряг слух:

— Майк, — услышал он голос любимой, записанный на пленку, — случилось непоправимое. Судьба разлучает нас. Помнишь, ты хотел детей, а я не соглашалась? Тому была причина: беременность означала бы конец моего земного бытия. Но это произошло. В твое отсутствие, Майк. Сама не знаю как, но поверь, любимый, я чиста перед тобой. Я возвращаюсь туда, откуда пришла — в чуждые вам, землянам, миры. Прощай, мой любимый. Да хранит тебя Бог — единый во всей Вселенной!

Автоответчик умолк. Майк выронил трубку. Подпрыгивая, она закачалась на телефонном шнуре.

— Боже, за что? Пусть я не был примерным христианином и пивную посещал чаще, чем храм Твой, но я всегда чтил Твои заповеди, защищал людей от негодяев и подлецов, нарушающих закон. Боже, лучше бы Ты взял мою жизнь!

Майк заледенел в безутешном горе, забыв о том, что провидение Божие посылает свои щедроты страждущим лишь до тех пор, пока они не начинают пренебрегать ими, считая чем-то само собой разумеющимся.

«Будь честен, Майк, разве не ловил ты себя на мысли, что, уезжая от прекрасной инопланетянки даже на одну ночь, ты теряешь невосполнимое?».

Норман стиснул кулаками виски. Имея — не ценим, потерявши — плачем…

Как мог он оставлять Эолу на долгие месяцы, азартно охотясь за преступниками, отстаивая чужое счастье и упуская свое? Майк, не задумываясь, отдал бы сейчас жизнь — нет, не за ночь, проведенную с любимой — только за то, чтобы увидеть ее лицо и, обняв, пролить к ее ногам слезы, душившие его и не находившие выхода.

Волны горечи и отчаяния бились о плотину его рыцарства, и она не выдержала. Уронив голову на руки, Майк зарыдал. Невиданные душевные страдания, не сравнимые с тем, что ему приходилось пережить прежде, заставили Майка позавидовать тихому сну покойников на Арлингтонском кладбище. Будь ты проклят, Мотичелли!

Резкая боль пронзила вдруг голову. Дыханье замерло. Пуля? Но почему он не слышал выстрела? Что-то заставило его встать и идти в сад. Не понимая, что с ним происходит, он шел по аллее навстречу восходящему солнцу. Ласковые лучи, пробиваясь сквозь цветущую сирень, своими теплыми перьями щекотали его лицо, словно кто-то прикладывал к нему тончайший душистый платок.

У теннисного корта он набрел на стайку претенденток. Обычно его холодный взгляд безразлично скользил по ним, не замечая деталей — привздернутой грудки или трогательной лодыжки — ведь они были всего лишь «сорной травой». Но на этот раз глаза Майка были широко открыты. Он с удовольствием, как будто облизывая мороженое, разглядывал черные, как угольки, глаза и курносый нос пуэрториканки. Еще недавно он казался ему уродливым, но теперь Майк нашел его прелестным.

— Что за черт?

Не понимая себя, Майк коснулся все еще болевшего лба. Разве мог он знать, что со дня свадьбы в его голове сидел «предохранитель», отвращавший его от всех женщин мира. Поставленный рукой инопланетянки, он гарантировал ей верность мужа. Не будем осуждать ее за это, ибо найдется ли в вашей стране и городе женщина, которая, имея такой «предохранитель», не воспользовалась бы им?