Бриллианты вечны. Из России с любовью. Доктор Ноу - Ян Флеминг

Внутри кто-то что-то говорил. Мужской голос. А потом — крик девушки:

— Нет!!!

Звук пощечины. Громкий, как пистолетный выстрел. Он ударил Бонда как бич, подхлестнул его, заставил без подготовки нырнуть в иллюминатор.

Пролетая сквозь него, Бонд успел подумать, что не знает, на что налетит внутри, и прикрыл левой рукой голову, выхватывая правой «беретту».

Он «приземлился» на стоявший у стены чемодан. Резкий кульбит вперед, и он уже на ногах, на середине каюты, лицом к иллюминаторам, пригнувшись, сжав до боли в суставах рукоять пистолета и сцепив зубы.

Мгновенно оценил ситуацию, большой черный пистолет в его руке замер точно по центру между двумя мужчинами.

— Вот и все, — сказал Бонд, медленно выпрямляясь.

Это была простая констатация факта. И черный зрачок его пистолета как бы подтверждал его право констатировать факты. Об этом же говорили и его холодные как лед глаза.

— Тебя-то кто сюда звал? — спросил толстяк. — Тебе здесь нечего делать.

Он прекрасно владел собой. Ни паники. Ни намека на удивление.

— Нам как раз не хватало четвертого для игры в карты.

Толстяк в рубашке сидел боком на тумбочке, и его маленькие глазки сверкали злобой. Перед ним, спиной к Бонду, на стуле сидела Тиффани Кейс. Из одежды на ней были только узенькие светло-бежевые трусики. Ее колени были зажаты коленями толстяка. Бледное лицо с отчетливым красным отпечатком ладони было повернуто к Бонду. Глаза как у загнанного зверя, рот приоткрыт в изумлении.

Беловолосый лежал на постели. Сейчас он поднялся, опершись на левый локоть, а его правая рука застыла на пол-пути к висевшей на левом боку кобуре с пистолетом. Он без всякого любопытства смотрел на Бонда, а тонкие губы приоткрылись в ничего не выражающей улыбке «как щель почтового ящика». Изо рта у него торчала, похожая на язычок змеи, длинная зубочистка.

«Беретта» была все так же направлена между толстяком и беловолосым. Когда Бонд заговорил, голос его был ровным и уверенным.

— Тиффани, — как можно отчетливее сказал он. — Встань на колени и отползи, нагнув голову как можно ниже, на середину каюты.

Бонд не смотрел на нее, переводя взгляд с одной мишени на другую.

— Я здесь, Джеймс. — Голос, полный надежды и восхищения.

— Встань и иди в ванную. Запри дверь. Ляг в ванну и лежи там, не двигаясь.

Он краем глаза проследил, как она прошла в ванную комнату, и услышал, как щелкнула дверь. Теперь пули ее не достанут, и ей не придется видеть то, что произойдет.

Три метра отделяли одного бандита от другого, и Бонд подумал, что если они успеют выхватить оружие, то ему придется плохо. В тот же момент, как сам он выстрелит в одного из них, второй успеет выстрелить в него. Пока его пистолет молчал, под угрозой смерти были они оба. Но как только раздастся первый выстрел, один из них еще будет жив.

— Сорок восемь, шестьдесят пять, восемьдесят шесть.

Одна из разновидностей комбинаций в американском футболе. Комбинаций, десятки которых они наверняка репетировали друг с другом сотни раз. Выкрикнув эти слова, толстяк распростерся на полу, а его правая рука метнулась к поясу брюк.

В тот же миг человек на постели развернулся и головой вперед бросился рыбкой в направлении Бонда, превратившись сразу в очень небольшую мишень. Его рука уже достигла кобуры…

Пистолет Бонда бесшумно плюнул огнем. Пуля вошла точно в лоб, у самой кромки белых волос. Рука мертвеца конвульсивно нажала на спуск, и пуля из его пистолета безобидно вспорола матрас.

Толстяк взвизгнул. Прямо на него смотрел казавшийся ему огромным черный зрачок «беретты», которой была безразлична его дальнейшая судьба и которая лишь выбирала, в какой именно сантиметр потного лба всадить пулю.

А пистолет самого толстяка все еще был лишь на уровне расставленных колен Бонда, и пуля из него попала бы не в Бонда, а в выкрашенную белой краской стену каюты.

— Брось оружие.

Пистолет с глухим стуком упал на ковер.

— Встать.

Толстяк поднялся на ноги и смотрел на Бонда так, как туберкулезный больной, только что откашлявшись, смотрит на свой платок, опасаясь самого худшего.

— Сядь на стул.

Не надежда ли мелькнула в глазах толстяка? Бонд не позволил себе расслабиться.

Толстяк медленно повернулся. Он вытянул руки над головой, хотя Бонд и не говорил ему поднять их, сделал два шага к стулу и опять медленно повернулся, как будто собираясь сесть.

Он стоял лицом к Бонду, и когда начал опускаться на стул, руки его вполне естественно опустились, не менее естественно двинулись за спину, как бы нащупывая стол, но правая рука зашла за спину гораздо глубже левой. И в ту же секунду эта правая рука метнулась вперед, распрямилась как пружина, и в воздухе сверкнуло лезвие брошенного ножа как белый язычок пламени. «Беретта» ответила красным пламенем.

Бесшумная пуля и бесшумный клинок пронеслись друг мимо друга, и зрачки двух направивших их людей расширились от боли, когда они достигли каждый своей цели.

Но зрачки толстяка так и остались расширенными, глаза закатились, и он, схватившись за левую часть груди, упал навзничь на стоявший сзади стул. Раздался треск ломающегося дерева, глухой стук упавшего тела. И тишина.

Бонд отсутствующим взглядом посмотрел на торчавшую из складок его рубашки, запутавшуюся в них рукоятку ножа, и сделал два шага к открытому иллюминатору. Несколько секунд он стоял неподвижно, уставившись на море и небо. Он глубоко вдыхал свежий воздух и слушал прекрасные звуки, издаваемые Океаном Жизни, который все еще принадлежал ему и Тиффани, но был уже чужим для двух убийц из Детройта. Наконец, преодолев охватившее его оцепенение, он не глядя вытащил нож из складок рубашки и бросил его в иллюминатор. Потом, по-прежнему глядя на океанские волны, он поставил «беретту» на предохранитель, почувствовав, что рука как-будто налилась свинцом, и снова засунул ее за пояс.

Неохотно он оторвался от созерцания океанского простора и повернулся. В каюте был полный разгром, и он, повинуясь какому-то внутреннему чувству, вытер ладони о брюки. Затем, аккуратно перешагивая через то, что лежало на полу, Бонд подошел к двери в ванную и усталым, лишенным эмоциональной окраски голосом произнес:

— Это я, Тиффани.

Ему никто не ответил, и он открыл дверь ванной комнаты. Она и не могла ответить, так как ничего не слышала. Она лежала в пустой ванне лицом вниз, зажав уши руками. И даже когда он взял ее на руки и поцеловал в щеку, она не до конца осознала, что происходит, и судорожно прижалась к нему, проводя пальцами по его лицу и груди, чтобы убедиться, что это действительно он.

Бонд невольно дернулся, когда ее пальцы задели рану на боку, и она отпрянула, посмотрела ему в глаза, а потом — на свои пальцы в крови и на его ставшую алой от крови рубашку.

— Боже мой, ты ранен, — произнесла она и, забыв о только что пережитом кошмаре, сорвала с него рубашку, промыла рану и забинтовала ее полосами полотенца, разрезанного опасной бритвой, принадлежавшей одному из убитых.

Она ни о чем не спрашивала, пока Бонд собирал ее брошенную на пол одежду и давал ей указания: одеться и не выходить из ванной, пока он не приведет каюту в порядок и не протрет все предметы, где могли остаться отпечатки их пальцев.

Она просто стояла и смотрела на него сияющими от счастья и слез глазами. Она ничего не сказала и после того, как Бонд поцеловал ее в губы.

Бонд улыбнулся ей, вышел из ванной, закрыл за собой дверь и принялся за дело. Каждое движение его было рассчитано, но он поминутно останавливался, чтобы взглянуть на ту или иную деталь каюты глазами полицейских детективов, которые поднимутся на борт корабля в Саутгемптоне.

Сначала он завернул тяжелую пепельницу в свою окровавленную рубашку и, размахнувшись, швырнул ее в волны, как можно дальше от корабля. Пиджаки двух мужчин он оставил висеть на крючках на двери каюты, но вынул из их карманов носовые платки, обмотал ими руки и обыскал стенные шкафы. Найдя в одном из них чистые рубашки беловолосого, он выбрал одну из них и одел на себя. Затем, заскрипев зубами от боли, Бонд приподнял толстяка, снял с него рубашку, подошел к иллюминатору, вынул «беретту», прижал ее к тому месту на рубашке, где уже была дырочка от пули, и выстрелил еще раз. Теперь на рубашке были видны следы пороха, способные заронить в умы детективов версию о самоубийстве. Он надел рубашку на мертвеца, тщательно вытер платком «беретту» и вложил ее в правую руку толстяка так, чтобы его указательный палец лежал на спусковом крючке.

После этого он взял с вешалки пиджак Кида, одел его на его владельца, подтащил беловолосого к иллюминатору, поднатужился и вытолкнул труп.

Бонд протер иллюминатор и, переводя дыхание, еще раз осмотрел каюту. Подумав, он подошел к карточному столику, стоявшему у стенки и сохранившему все атрибуты незаконченной игры, опрокинул его, опять подошел к толстяку, достал у него из кармана пачку банкнот и бросил ее рядом с рассыпавшимися на полу картами.