Любовь как закладная жизни - Ольга Горовая

Хочется — получите, во всех смыслах. Пора было уже Борову оттрахать свою зазнобу и расслабиться, а то так и окочуриться от перенапряга недолго. Причем, еще неясно, кто первый не выдержит, Боров, или он сам, уже по горло сытый всей этой белибердой и заскоками друга. Потому Федот сейчас девочку встретит и в кабинет проведет. Боров уже выпил достаточно водки, да и злоба в нем бурлит — выдержка должна улететь ко всем чертям. Вот пусть друг и оторвется. Надо уже лечить эту болячку его собственным методом.

— «Спробуй заячий помет!

Он — ядреный! Он проймет!

И куды целебней меду,

Хоть по вкусу и не мед»

Тихонько, больше для себя, пробормотал он сквозь зубы, и остановился, глядя на девчонку, приближающуюся к нему по проходу в сопровождении одного из охранников. Странно она как-то выглядела, не похоже на себя обычную. Волосы растрепанный, торчат во все стороны, вместо привычной косы, да еще и мокрые, видно дождь так и льет снаружи. Сама в пол пялится, словно споткнуться боится. На плече сумка, не маленькая такая, дорожная.

В коридоре света была немного, потому Федот не мог рассмотреть ее уж очень подробно, но впечатление от внешности девчонки у него осталось какое-то странное, словно взъерошенный воробей залетел к ним в клуб. Эх, Боров, Боров…

Угораздило же друга запасть на малолетку, да еще и так конкретно.

— С чем пожаловала, Бусина? — Хмыкнул он, когда девка остановилась и опасливо глянула на него из-под бровей.

Ему нравилось ее доставать. Бог знает отчего, но Федот искренне забавлялся, видя, что его присутствие ее бесит, и пугает, кстати. Боров вот, тот бесился из-за того, что девчонка его не боится. А Федот ничего и не делал, а она от него в сторону шарахается. Будто он при ней младенцев резал и кишками их закусывал. Хотя, он — что? Он только распоряжения выполняет, идейный вдохновитель у них Боров. Вот кто их, баб этих, разберет, чего у них там, в мозгах делается?

— Меня зовут Агния. — Девка вскинула голову и зло зыркнула в его сторону.

Ха, хоть и взъерошенная, и какая-то грустная, а все равно огрызается.

Он ее этим каждый раз доставал. Никому девка не спускала этого прозвища, никому не разрешала так себя звать, а Борову и слова не говорила.

— Да, хоть Яга, мне без разницы. Ты что, не в курсе, что тебе сюда вечером нельзя? Хочешь, чтоб у нас из-за тебя проблемы с ментами были? — Он хмыкнул и, демонстративно достав сигарету, чиркнул спичкой.

Ясень пень, Федот преувеличивал. С ментами у них все было на мази. Да и кто ж будет тут ее искать, одну малолетку, еще и в коридоре подсобных помещений? Но поизводить дите-то можно, коли то само напрашивается.

— Мне с Вячеславом Генриховичем поговорить надо. — Твердо заявила девчонка.

— Так уж и надо. — Федот хмыкнул и выдохнул в ее сторону дым. — А ему, может, не надо. Может, занят человек, а ты приперлась, нежданно, не звано, а?

— Я подожду, если он занят. — Заявила девчонка и стала у стены, словно, и правда, собиралась ждать столько, сколько он ни скажет.

Не, ну странные они оба, как ни погляди, и Боров, и Бусина эта его.

— Так, ты мне краску тут, со стен не обтирай. Кто потом ремонт делать будет? — Опять затянулся Федот. — Пошли уж, отведу я тебя к Борову, раз свалилась на мою голову.

Отвернувшись, он пошел назад, не оборачиваясь, чтобы проверить, идет она следом или нет. Не сомневался, что идет.

Федот остановился метра за три до двери в кабинет. Обернулся.

— Дальше дорогу знаешь. — Он сжал сигарету зубами. — Не заблудишься.

И, посторонившись, посмотрел, как девчонка одна пошла к кабинету Борова. Даже не задумалась ни на минуту. Вон, постучалась и тут же вошла.

Дверь закрылась. Федот выдохнул дым.

— «Он на вкус хотя и крут,

И с него, бывает, мрут,

Но какие выживают

Те до старости живут!..»

Федот отвернулся и пошел к залу, подумав, что надо будет предупредить парней не рыпаться, если вдруг, кто кричать начнет.

В кабинете Боруцкого было накурено. Накурено так, что «дым стоял коромыслом». Агния едва не поперхнулась, сделав первый вдох. Но все-таки, подавив зародившийся еще в коридоре кашель в груди, зашла внутрь и закрыла за собой двери. Вячеслав Генрихович стоял у окна, спиной к ней.

Вроде и лампа была включена, но из-за того же дыма, свет казался каким-то тусклым и сизым. Остальные двери, одна из которых, насколько Агния знала, вела к кладовке, а другая к переходу и к бильярдному залу, с выходом в сауну, были плотно закрыты. На столе стояло две бутылки. Водка, кажется. Одна уже пустая, а вторую, похоже, только распечатали.

Агнии стало немного не по себе, но, игнорируя это, она решила не трусить. Ей во что бы то ни стало, надо было извиниться перед Боруцким. Даже если он пьяный.

А он-таки оказался пьяным, поняла она, когда Вячеслав Генрихович обернулся, видно на звук ее стука. И очень пьяным, кажется.

— Федот, бл…! Тебя за смертью только посылать! — Вячеслав одним глотком махнул рюмку, когда услышал, как открылась дверь. Можно подумать, что друг за оливками в магазин гонял, а не на кухню. Или, чего он там притащил. — Я че, один тут, как хмырь какой, напиваться должен? Сам водку притащил, сам пить начал, а теперь, че, в кусты… — Боруцкий обернулся к двери.

И как тупой уставился на застывшую у порога Бусину. Тяжело глотнул, проталкивая водку, которая ни с того, ни с сего, вдруг камнем стала и закупорила глотку. Та обожгла, плеснулась в желудке холодным огнем. И окатила назад горечью и злобой.

Боров даже на секунду решил, что все, упился до «белки», и ему на месте Федота эта девчонка мерещится. Хотя, вроде и пил еще не так долго, чтоб умом двинуться. Это с обиды и злости, видно.

Мать его так! Как же он был зол! На себя, конечно, больше. Зол потому, что эта девчонка так сумела его задеть, что он настолько обиделся. Идиот, блин. Ведь и не сопляк, вроде, и никогда таким не страдал, а задела она его настолько, что он убить кого-то готов. Да и убил бы, наверное, если бы Федот рядом не маячил, не осаждал вовремя. Прав друг, на кой хрен им сейчас морока с трупами?

«Что вы понимаете в этом?»

И правда, что он понимал? А ни хрена, вот. Ничего он не смысл в ее долбанной опере. И ничего, повыше других поднялся и без всяких консерваторий. И это она у него пороги оббивала, а не он у нее что-то просить приходил.

Не такой он, значит, чтоб суметь оценить. Недостаточно хороший! А кто хороший? Эти студентишки ее? Что тоже на концерт отправились? Они лучше?

Он с ней, как с золотой носится, пылинки сдувает, а она… «Не понимаете! Никто вы мне!»

Бл…!

А он, ведь, всего лишь уберечь ее хотел. Ну, правда, что он, хуже кого-то знает, что у молодых пацанов в голове? Сам, что ли, таким не был? Тем более, когда не стоит над душой никто, и хмель, и чувство вседозволенности?