Любовь как закладная жизни - Ольга Горовая

И схватился, почти вскочив, сразу, как только понял, что в кабинете — тишина.

Вячеслав покачнулся, ухватившись за край стола. И так вдруг испугался, что она ушла, пока он спал, что не сразу до него дошло — вот она, его Бусинка. Сидит тут же на столе, и удивленно смотрит на его прыжки. И он все это время, похоже, проспал, так и обнимая ее, упершись лбом в ее колени.

— Вячеслав Генрихович? — Совсем тихо и сипло прошептала она. — Все в порядке?

Наверное, и замолчала потому, что уже не могла больше петь.

Он не мог ответить. Смотрел на ее лицо, на чуть сухие губы, которые Агния вдруг, будто издеваясь над ним, легко облизнула. И снова открыла рот, не получив ответа.

Но в этот раз он не дал ей возможности ничего спросить. Вскинув одну руку, Вячеслав сжал ее затылок, загребая, запутываясь пальцами в волосах, и резко дернул на себя, вжимая ее губы, распахнувшиеся от удивления, в свой рот.

Он низко застонал, и еще сильнее надавил на ее затылок.

Она оказалась еще слаще, чем Боров думал. Еще пьянее, чем ему представлялось. Такая мягкая, влажная, дурманящая. Он скользнул своим языком между ее губ. Внутрь. Не так, как ему хотелось. Еще не так. Просто стремясь, нуждаясь в том, чтобы попробовать, и сходя с ума от того, с какой молниеносной скоростью ему тут же захотелось больше. И зная, что еще секунда — и все будет. Он получит, возьмет все, что хочет. Потому что она — его. Никому не отдаст. Никогда.

Сердце, еще не успокоившееся от внезапного пробуждения и растерянности, загрохотало в ушах, когда Боруцкому показалось, что его Бусинка легко шевельнулась. Но, не отталкивая, не пытаясь освободиться. А, подобно ему, словно пробуя на вкус самого Вячеслава.

Бред. Почудилось. И все-таки…

Казалось, все. Черта пройдена, и для него нет возврата. Как и для этой девчонки. И он уже не сможет остановиться.

И все-таки, видно был Бог на свете. И Он берег его Бусинку, даже от самого Вячеслава.

Боруцкий понятия не имел, где нашел силы разжать пальцы и отступить на шаг от нее. Откуда взял выдержку, чтобы даже не глянуть на зарумянившееся лицо и покрасневшие, припухшие губы.

Так ни слова и не сказав ей, он с трудом, пошатываясь, еще пьяный в стельку, обошел стол и кое-как добрался до дивана. Почти рухнул на тот. И, заставив себя даже отвернуться, чтобы не поддаться искушению, и не глянуть на нее, закрыл глаза и почти моментально уснул.

Боров понятия не имел, сколько он проспал. Голова гудела и, почему-то, было холодно. А еще шея затекла. И во рту было так сухо, что губы, казалось, сейчас треснут. С тяжким вздохом он повернулся на спину, едва не застонав от боли, расколовшей голову, и попытался приоткрыть глаза. Вышло только с одним. И то дело.

В комнате было темно, но из окна, открытого, кстати, оттого, видимо, и холод такой, лился сумрачный свет. Похоже, уже утро. Хоть и вряд ли, чтоб перевалило за семь часов. По стеклу барабанили капли. Дождь продолжался.

Кое-как растерев лицо ладонью, Боруцкий попытался сесть. Пришлось сцепить зубы, чтобы не застонать от нового удара боли по голове. Он уперся локтями в колени, свесил тяжелую голову, переживая приступ тошноты, и попытался вспомнить, чего ж тут было вчера, что он с такого бодуна?

Вспомнился Федот, и водка. Причем, сейчас, по здравому размышлению, Боруцкому показалось, что он сам выглушил большую часть «горькой». Тут его взгляд зацепился за красное пятно рядом.

Вячеслав обернулся и с нарастающим ужасом уставился на куртку Агнии.

Точно, Бусина была. Он помнил, как она пришла, и свою злобу помнил. И как орал. И что хотел сделать с ней… Вот песню только собирался дослушать.

— Твою мать!

Забыв о боли и тошноте, Боруцкий вскочил на ноги. И тут же увидел девчонку. Бусинка, поджав ноги и свернувшись клубочком, спала в его кресле. Сжав колючий подбородок ладонью, он осторожно подошел к ней.

«Господи. Только бы он ее не тронул. Господи».

Боруцкий даже не понял, что у него задрожали пальцы, пока не попытался аккуратно отвести с ее лица волосы. Или это с перепою?

Вячеслав сжал кулаки и глубоко вдохнул, пытаясь вернуть самоконтроль. Вместо этого у него проснулось дикое желание закурить.

Боров беззвучно выругался. Еще раз посмотрел на нее. И попытался достать из своей памяти хоть что-то.

Он точно ее целовал, Боруцкий знал, что не придумал это. Что не сумел бы просто выдумать это безумное ощущение эйфории и кайфа, которое ощутил, когда коснулся ее губ, когда почувствовал вкус рта Бусинки.

Он ее целовал. Блин!

Сумел ли он остановиться на этом?

Вячеслав мог бы поклясться, что помнил ощущение ее рук на своей шее, затылке, волосах. Он помнил это, помнил, как она его гладила, словно успокаивала…

Или это он себя успокаивает? И Агния пыталась вырваться, оттолкнуть его?

Одежда, вроде, цела. Да и так, все терпимо выглядит. Только вот все на столе свалено в кучу.

Взгляд зацепился за ее сережки, лежащие между осколками стекла. Боров помнил, слишком хорошо и ясно помнил, для чего он освобождал место, сгребая все в сторону.

Боруцкий опять ругнулся одними губами. Вновь протянул руку, в этот раз удачней контролируя себя, и осторожно отвел волосы с ее лица.

— Бл…! — Прохрипел он уже в голос, с ужасом уставившись на приличных размеров лиловый синяк, темнеющий у нее на щеке.

Нет. Он же не бил ее.

Не мог. Даже настолько пьяным и злым. Он не мог ее ударить. Свою Бусинку. Свою девочку. Или мог?

Боруцкий не мог перестать пялиться на фингал, даже увидев, что Агния дернулась из-за его крика и проснулась.

— Вячеслав Генрихович? — Она несколько раз моргнула, и приподнялась в кресле, стараясь сесть.

Он буквально впился в нее взглядом. Агния смотрела сонно, немного растерянно и, кажется, смущенно. Но без страха. Так же доверчиво, как и всегда. Этого доверия не было бы, ударь он ее, попробуй изнасиловать… правда, ведь?

— Я… — Он прокашлялся, пытаясь заставить говорить сухое, хрипящее горло. Надо было бы хоть чего-то выпить, чтоб рот промочить. Но собственное самочувствие отошло для Боруцкого на второй план. — Бусинка, маленькая. — Он присел на корточки перед креслом, продолжая смотреть девчонке в глаза. — Я тебя обидел вчера?

Глава 12

Соболев постучал в дверь ровно через десять минут. Пунктуальный, ничего не скажешь. Хорошо, хватило ума не трезвонить. Боров не был уверен, что звонок не разбудил бы Агнию, а предупредить Соболя об этом забыл.

— Заходи. — Он распахнул входные двери и, не особо заморачиваясь церемониями, тут же пошел назад, чтобы иметь возможность наблюдать за сном жены, пусть и из кухни.