Первородный грех. Книга первая - Мариус Габриэль

У него плохой сон, он потеет, ему снятся кошмары. От этого он писается во сне, и ему страшно стыдно. А днем его измученный за ночь рассудок устает еще сильнее, и он совершает новые ошибки.

Подвал приводит его в ужас, который с каждым разом становится все сильнее, все невыносимее.

Конечно, чудовища – это всего лишь обломки старой мебели, а тянущиеся к нему кости – ржавая сетка железной кровати. Но страх не отпускает его. Страх пустил глубокие корни в сознание мальчика, и его уже никогда не выкорчевать оттуда.

Джоул понимает, что ему страшно, потому что он слаб. Только праведники сильны пред лицом Господа. Но он не праведник.

Не праведник.

Санта-Барбара

Фэрчайлды устроили вечеринку, на которой они представили маму и папу своим живущим в Санта-Барбаре друзьям.

Около пятидесяти гостей собрались на берегу искусственного озера с белоснежными лилиями и грациозными фламинго.

Птицы двигались неторопливо, словно изящные, элегантные женщины. У них были нежно-розовые перья (самый модный цвет тогда) и длинные гибкие шеи. Каждый из приглашенных посчитал своим долгом отметить, что они просто великолепны.

Мистер Фэрчайлд (дядя Макс) был владельцем компании по производству пластмасс, а пластмассам, говорил он, принадлежит будущее. Миссис Фэрчайлд (тетя Моника) была блондинкой, и притом очень красивой, да еще и англичанкой.

А кроме того, у Фэрчайлдов был заросший душистым жасмином бельведер,[23] летний домик, площадка для игры в крокет и теннисный корт, где Маргарет Фэрчайлд учила Иден владеть ракеткой. Маргарет было одиннадцать лет, на два года больше, чем Иден.[24]

Если не считать фламинго, Фэрчайлды были весьма консервативными людьми, а временами даже скучными. Мама называла их парой зануд. Однако папа говорил, что, если бы их удалось немного расшевелить, Фэрчайлды могли бы стать их лучшими друзьями в Санта-Барбаре.

Ведь пройдет совсем немного времени, и они переедут сюда жить.

С прошлой осени строительство шло полным ходом, и наконец можно было видеть очертания будущего дома, а не просто голые стены да пустые оконные глазницы, составить о нем реальное представление. Папа уже вступил в местный яхт-клуб и купил место в гавани, куда поставил свою яхту.

– Итак, значит, через месяц ты едешь в Европу, Иден, – сказала тетя Моника, передавая девочке кусок торта.

Откусывая угощение, Иден кивнула. И мама, и папа, и тетя Моника, и дядя Макс – все стояли, окруженные какими-то незнакомыми людьми.

– Ты, наверное, ждешь не дождешься этой поездки. А какой маршрут?

Так как Иден понятия не имела, что такое маршрут, вместо нее ответил папа:

– Париж, Венеция, Рим, Барселона, Лондон.

– Какая прелесть! Настоящее большое европейское турне. Вы получите массу удовольствия.

– А сколько лет Иден, восемь?

– Мне девять!

– Думаете, ей будет интересно? – спросил дядя Макс.

– Уж развлекаться-то Иден всегда готова, – ответил папа. – В Испании мы собираемся присмотреть кое-что для нашего нового дома. Антиквариат, картины, керамику. Посмотрим, что удастся приобрести. Все зависит от цен.

– Держу пари, мамочка тебя там совсем разбалует, – обратился к Иден дядя Макс.

Пожилой человек по имени Хауэлл Карлисл, который был профессором каких-то наук в каком-то университете, задал маме вопрос:

– Когда вы уехали из Испании?

– В 1945 году.

– Значит, вы были там во время гражданской войны?

– Да.

Хауэлл Карлисл взял из папиного кожаного кисета щепотку табака, забил его в трубку, раскурил.

– Вы были в зоне военных действий?

– Ну, не как Доминик, который на истребителях участвовал в сражениях над Тихим океаном. Но и у нас были ожесточенные бои.

Жена профессора, румяная женщина с обвислым, как у индюшки, подбородком, округлив глаза, подалась вперед.

– Вы видели настоящие сражения?

Мама опустила глаза в свой бокал с шампанским.

– Я видела, как умирают люди, если вы это имеете в виду.

– Вы потеряли кого-нибудь из родственников? – спросила тетя Моника.

– Думаю, в Испании нет ни одной семьи, не потерявшей в той войне родственников.

– О, дорогая, – сокрушенно воскликнула тетя Моника. – Я не знала. Простите.

– Как я понимаю, ваши близкие погибли от рук красных? – задал вопрос дядя Макс.

Мама чуть заметно улыбнулась.

– Нет, – ответила она. – Так уж получилось, что их убили люди Франко.

Повисла неловкая пауза. Затем дядя Макс чопорно произнес:

– Да-а. А я и не знал, что ваша семья была на другой стороне. Я полагал…

Мама сделала маленький глоточек шампанского.

– Мои родственники были на обеих сторонах. Как, впрочем, и в большинстве испанских семей. Но мои ближайшие родные были республиканцами.

– Республиканцами? – переспросил кто-то.

– Она хочет сказать – коммунистами, – поправил Хауэлл Карлисл.

– Ну, уж если быть совсем точным, анархистами, – заметила мама.

– Вот так-то, Макс. Ты знакомишь своих друзей с кровожадной пламенной революционеркой, – засмеялся папа. – Интересно, что теперь будут говорить в клубе?

Дядя Макс хохотнул и уставился на маму.

– Что ж, – твердо сказала тетя Моника, – лично я никогда не любила Франко. Он маленький напыщенный фашист. И не смотри на меня так, Макс. Он ничуть не лучше, чем Гитлер или Муссолини.

– Кем бы он ни был, – хмурясь, проговорил дядя Макс, – он вовремя встал на пути большевизма.

– Эй, Макс, сейчас другие времена, – шутливо крикнул папа. – Я уже несколько лет не слышал, чтобы кто-нибудь произносил слово «большевизм».

– Нам надоели разговоры о политике, Хауэлл, – резко сказала тетя Моника и, повернувшись к маме, добавила: – Должно быть, для вас, Мерседес, это было ужасное время.

– Война есть война, – проговорила мама. – И ничего с ней не поделаешь. Она просто приходит к тебе.

– Уверена, вам будет больно возвращаться в родные края.

– Прошло уже столько лет.

– А для вас это не может быть опасно? – спросил дядя Макс.

Мама улыбнулась.

– О, я думаю, генерал Франко уже забыл о моем существовании. К тому же, у меня будет американский паспорт. Макс, я вовсе не кровожадная пламенная революционерка. В противном случае я бы здесь не оказалась.

– А может, вы кто-то вроде Мата Хари, – хихикнул Хауэлл. – Заводите здесь знакомства, а сами вынашиваете план разрушить Санта-Барбару до основания.

Все засмеялись. Папа погладил Иден по голове.

– Вот какие вещи ты узнала сегодня о своей мамочке.

– Можно, мы пойдем смотреть фламинго? – спросила она, устав от разговоров взрослых.

Маргарет взяла ее за руку, и они отправились к сверкающему в полуденном солнце озеру.