Драконий перстень - Георгий Григорьянц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я буду биться с ненавистными мне римлянами до предсмертного вздоха, отчаянно и страстно, как будто каждая моя битва – последняя, и я одолею врага!
– Предполагая выиграть битву, будь готов воевать бесконечно или сложить голову во имя грядущей славы.
– Каким бы безысходным не казалось мое положение, я легко не сдамся. Жизнь – это борьба, а бороться мне не привыкать!.. Вот что, Тираннион! Отвези Помпею в дар чашу: может, сердце его смягчится.
Царь хлопнул в ладоши, и в зал вошел слуга, держа в руках великолепную большую чашу с резным красным дискосом из полосчатого сардоникса на ножке из слоистого сине-белого агата. Эта ножка была сделана в виде ребенка в звериной шкуре, стоящего на круглом основании. Агаты и сердоликовый оникс для этой чаши доставили из Индии, и мастера Понта изготовили невиданное изделие.
– Эта чаша стоит целое состояние, она символизирует долголетие и процветание. – Митридат деловито дотронулся до шедевра. – Говоришь, на стороне Помпея везение? Посмотрим… Ну, иди. Чаша хрупкая, будь с ней осторожен!
Когда Тираннион ушел, выражение лица Митридата стало презрительным, уголок рта приподнялся, будто в полуулыбке (которая на самом деле была усмешкой).
– Раб Вириат готов? – его вопрос прозвучал зловеще.
Из-за шелковой занавеси, задрапированной каскадными складками, вышел Диафант, приближенный Митридата, и его начальник охраны.
– Мой государь, раб готов. Все инструкции им получены.
Аршам, сын бывшей любимой наложницы Тиграна Седы – красивый, крепкого сложения юноша – вбежал в покои матери в арташатском царском дворце:
– Мама, римляне идут!
– Что? Как? – всполошилась Седа.
– Все только об этом и говорят! Римская армия движется на восток!
Седа выглядела, как всегда, изумительно: в фиолетовом платье с узорчатым шитьем и декоративными рукавами, в вышитых туфлях, изящная и грациозная. На ее бледном лице отразилось волнение. Ошеломленная новостью, Седа прошлась по комнате, обернулась и сказала:
– Римляне свергнут Тиграна. У них будет выбор, кого поставить на трон Великой Армении: Тиграна-младшего или Артавазда. Ни тот, ни другой их не устроит – слишком заносчивы, ненадежны. Аршам! – решительно сказала она. – Это твой шанс! Надо войти в доверие к римлянам – ты же сын царя, хотя и рожден от наложницы!
«Аршам родился под счастливой звездой, – свято верила Седа. – Да, он внебрачный отпрыск, не имеет прав на наследование трона, немного ленив, не слишком образован; однако же красив, лихой наездник и лучший стрелок из лука. И потом, Аршам – ее сын! Она сделает его царем, устранит все препятствия, даже если на пути встанут горы…»
– Тебя пока не замечают, – говорила Седа страстно, – но звезды тоже заметны только ночью. Рассвет наступит и поманит моего сына к высотам бескрайних возможностей!
Искушение власти в молодом Аршаме будоражило тщеславие: богатство, почитание, чувство превосходства и полная безнаказанность! Тяжесть бремени власти? Об этом юноша не задумывался; главное – возвыситься, и для этого он готов на многое.
– Через пять дней в театре, – задумчиво сказал Аршам, – дают трагедию, которую поставил Артавазд. Как помощник, я буду там…
– Сынок! В истинной трагедии герой всегда умирает! – Седа достала из ларца туго набитый кошель из бордового бархата: – Блеск золота может отравить жизнь даже праведнику…
В театре Арташата показывали трагедию афинского драматурга Софокла. Под куполом мерцающих звезд и в свете немногочисленных факелов в орхестре – круглой сценической площадке – развертывалось бурное действие пьесы «Царь Эдип». Три актера в масках и хор из пятнадцати человек, двигаясь среди декораций – расписных холстов и живо изображая сцены трагедии, громко декламировали текст по-гречески, так, что было слышно в последних рядах. Места для зрителей располагались подковой вокруг орхестры.
За скеной, напоминающей храм с колоннами и статуями (ее еще называли домом бога) царевич Артавазд, который был пока лишь начинающим драматургом и постановщиком, не находил себе места: «Царя Эдипа» давали впервые.
– Аршам, как зрители? – волнуясь, вопрошал он друга.
– Похоже, под впечатлением, – отвечал тот.
– Я хочу, чтобы публика погрузилась в иллюзию действия и сопереживала душевному состоянию героев, – произнес Артавазд, вслушиваясь в слова актеров:
Креонт
О царь, владел когда-то нашим краем
Лай, перед тем, как ты стал править в Фивах.
Эдип
Слыхал, но сам не видывал его.
Креонт
Он был убит, и бог повелевает,
Кто б ни были они, отмстить убийцам.
Эдип
Но где они? В каком краю? Где сыщешь
Неясный след давнишнего злодейства?
Креонт
В пределах наших, – он сказал: «Прилежный
Найдет его, но не найдет небрежный»28.
Драматургия пьесы сталкивала героев. Артавазд, наблюдая из-за колонны за зрителями, не заметил, как три вооруженных человека в темноте ночи подкрадывались к нему. Динамичность действия увлекла царевича, и в момент, когда он обернулся, чтобы задать очередной вопрос Аршаму, над ним уже был занесен меч. Реакция была быстрой. Увернувшись, царевич обнажил свой клинок из дамасской стали и парировал удар. Отскочив от колонны, он встал в стойку, чтобы противостоять атаке убийцы, но нападающих оказалось трое. Их клинки хищно сверкнули в свете факела. Подскочил Аршам, и один из наемников завязал бой с ним.
Артавазд, отбиваясь сразу от двоих, замысливших, видимо, молниеносным ударом покончить с соперником, сумел взять контроль над схваткой и сфокусировался на отчаянной борьбе. Один их нападавших, обходя царевича с боку, искал момент для выигрышного удара, но наследник престола хорошо уклонялся, был быстр и непредсказуем. Аршам, будучи опытным бойцом, сумел все же выбить меч из рук противника и приставил клинок к его горлу. Обезоруженный наемник пытался что-то сказать, но получил смертельный укол. Покончив с ним, юноша, скрываемый темнотой, презрительно посмотрел на царевича, однако на помощь к нему спешить не стал, а притаился за колонной, наблюдая за боем.
Артавазд, сохраняя хладнокровие, защищался одновременно от двоих врагов, стараясь действовать интуитивно и держа необходимую дистанцию. Такая же ситуация уже возникала в прошлом в Птолемаиде, когда на него напали десять наемников. Принцип воителей, которым приходилось сражаться одновременно с несколькими противниками, гласил: больше маневрировать, чтобы нападавшие мешали друг другу, стараться иметь дело с каждым из них в отдельности! Дав одному из убийц приблизиться к себе, усыпив бдительность и дождавшись, когда тот приготовился сделать глубокий выпад, царевич ловко рубанул мечом по его правой руке. Наемник отскочил, зажимая рану, из которой хлынула кровь, бросил меч и бежал с места битвы.
В орхестре кипели страсти:
Креонт
Убиты. Лишь один, бежавший в страхе,
Пожалуй, нам открыл бы кое-что.
Эдип
Но как решились бы на то злодеи,
Когда бы здесь не подкупили их?
Публика принимала трагедию восторженно. Со зрительских мест доносились одобрительный гул, топот, аплодисменты. Идея о неустанном стремлении к истине – как бы она ни оказалась безжалостна, – заложенная в постановке, захватила людей.
За скеной Артавазд переключил внимание на последнего противника. Они бились, все время маневрируя, и внезапно оказались в лучах света перед публикой, которая замерла и насторожилась, артисты замолчали, хор в панике разбежался.
Отбивая удары врага, Артавазд сделал широкий
