Ураган - Джонрид Абдуллаханов

стороны простирались унылые пески, с другой — появилось круглое озеро, образовавшееся во время разлива реки Зарафшан. В него, как в зеркало, смотрятся небо и лучи заходящего солнца, повисшего над горизонтом. Трава на берегу не шевелится и кажется заколдованной. Умолкли кузнечики и птицы. Лишь пришедшие сюда люди, соскучившись по воде и зеленой траве, не скрывали своей радости. Они громко и счастливо смеялись, потому что сотни мучительных километров по выжженной пустыне остались теперь позади. Люди скидывали сапоги, срывали шляпы с широкими полями. Потом бросались в воду и плескались и галдели там, нарушив безмолвное целомудрие озера. Верблюды, будто шокированные озорством людей, осуждающе поглядывали на них и отошли в сторону.

Стало быстро темнеть. На пески словно кто-то накинул черное покрывало. А люди все еще никак не могли расстаться с водой.

Засветились звезды, подул ветерок с реки, шевельнув траву, подали голос ночные птицы.

Вскоре запылал костер, закипела вода в кумганах[19]. После купания разыгрался аппетит. Покончив с ужином, путники легли спать. У догорающего костра остался парень лет двадцати пяти. Высокий, худющий, сидел он задумавшись и глядел на затухающие угли.

К нему подсел караванбаши[20], веселый, никогда не унывающий человек лет сорока пяти.

— Не спится? — спросил он и сам же ответил: — Это потому, что скоро вернемся домой. Если пораньше, с утренним ветерком двинемся, то еще два перехода — и ты у своей молодой. Соскучился, наверное, три месяца в разлуке. Не так-то просто.

Парень же думал о другом.

— Слышите? — спросил он, глянув в темноту. — Кто-то поет там, — он кивнул в сторону пустыни.

Из-за барханов, напоминающих верблюжьи горбы, слышалось что-то похожее на пение. Ну, вроде бы на танбуре играли. Голос то приближался, то удалялся; то казалось, девушка поет, то — кто-то играет на кушнае.

— Это барханы бывают такими певучими, — ответил караванбаши. — Когда ветер дует с реки и ударяется о барханы, между крупинками песка происходит трение... Обожди, если ночью ветер усилится, такой «оркестр» загремит по всей пустыне — спать не даст. — Он помолчал, вздохнул, положил парню на плечо руку и продолжал: — Эти пески можно сравнить с золотом. Ценность Кызылкумов будет еще доказана. Пески надо долго изучать. Вот мы и делаем это.

Подошел высокий, седоватый человек.

— Что, Матвей Владимирович, сон бежит от вас? — спросил караванбаши.

Матвей Владимирович потянулся.

— Удивительно, профессор, вчера в это время я спал, как мертвец. А сегодня... Или еще раз искупаться? А у тебя, Гулямджан, есть охота выкупаться?

— Гулямджан устал, пусть спит, — ответил за него профессор.

— А вы, профессор?

— У меня еще есть дела, — сказал поднимаясь караванбаши.

Гулям остался один и задумался. Не верилось, что тяжкая дорога позади. Еще вчера мечталось о таком вечере у озера. А ведь легко можно было не дойти... Что-то неумолимое и безжалостное есть в природе. Разве эти места не были некогда прекрасными, разве не было здесь изумительных дворцов, разве не жили здесь люди со своими радостями, печалями и надеждами? Где эти минареты, целующие небо, роскошные палаты, пышные дворцы? Где города и шумные базары? Разве не существовали здесь каналы, отливавшие голубизной, волны, бьющие о берега, аллеи, по которым прогуливались люди, хаузы, окруженные цветниками? Все испепелила пустыня, оставив лишь следы разрушенных плотин, развалины древних стен. Опустели сторожевые будки вокруг крупного торгового города Мадинатултуджор, который некогда считался местом паломничества и народных гуляний.

Развалины строений заросли колючками. Вокруг только шмыгают ящерицы, да изредка проползет змея. Если всмотреться в обширные пустоши, окружающие останки древнего города, то можно еще увидеть прежнюю разбивку полей, садов. Стоит дать волю воображению, и ты представишь, как вон в тот домик только что вошла молодая женщина, услышишь голос ее мужа, ржание его коня...

Но, к сожалению, это плоды фантазии, и только. Все живое здесь погибло, потому что не смогло бороться с засухой и безводьем, дало накинуть на себя песчаный саван...

Потом пришли другие времена, другие люди. Они узнали многие секреты и тайны пустыни и решили: будут здесь новые города, новые кишлаки. Им жить всегда. Но для них нужна вода. «Воды, воды!» — просит каждая песчинка. «Воды, воды!» — просит каждая травинка. «Вода — жизнь», «Без воды нет жизни», — твердит природа. Поэтому и пришли сюда изыскатели. Для этого и работает месяцами в песках экспедиция под руководством профессора Салиха Пулатовича Джамалова.

В составе экспедиции не только ирригаторы, есть и археолог, почвовед, биолог, есть и рабочие. Некоторые не нашли в себе мужества и вернулись с полпути. Остался небольшой отряд. Животные не выдерживали, погибали. А люди шли все дальше и дальше, шаг за шагом исследуя пустыню. Бураны и смерчи будто нарочно испытывали их волю. А тут еще пали лошади, ослы. Пришлось тяжелый груз тащить на себе. Не хватало верблюдов. Отдыхали в редких кишлаках, расположенных по краю оазиса, там же пополняли бурдюки водой, запасались продуктами — и опять в пески. Жители кишлаков с сочувствием спрашивали:

— Зачем вы бродите по пустыне, когда есть прямая дорога?

— Мы изучаем пустыню.

— Какая вам надобность в этом?

— Мы покорим ее, выстроим там новые города.

— Э-э, — махали рукой старики, — разве можно победить пустыню, ведь ее создал всевышний. Напрасная затея, надо довольствоваться тем, что есть.

Профессор Джамалов больше других верил в будущее этих мест. Вот уже почти пятнадцать лет он, ученик старых русских ирригаторов, ставших после Октября на службу революции и призванных самим Лениным к возрождению древней азиатской земли, колесит по Каракумам и Кызылкумам, прославился своими научными трудами об этих пустынях. Верный его помощник, Матвей Владимирович Данилевич, приехал после окончания Ленинградского университета, и теперь они всегда вместе.

Неожиданно пришел приказ приостановить работы. Нет ничего хуже, чем начать дело и оставить его незаконченным. Но члены экспедиции единогласно решили продолжать работу. За это, конечно, не похвалят, но не бросать же то, во что веришь. Своими глазами они видели, как тяжка жизнь в кишлаках. Пустыня наступает, и многие дворы наполовину занесены песком, в колодцах постоянно не хватает воды. Встречались брошенные кишлаки. Их жители уходили куда глаза глядят. Разве можно от всего этого отмахнуться?

Веками люди мечтали покорить пустыню,