Летописи Ванильного некроманта. Том первый (СИ) - Тулинова Лена

Странник пытался выманить Грей погулять, пробежаться, поесть — безрезультатно. Птице приносили мясо, и маленькая Грей ела вместе с нею. Кхиллау чистила ей пёрышки и издавала воркующие звуки. На Нота грифончик почти не обращала внимания, разве что иногда укладывалась ему на колени, словно котёнок. Но стоило Кхиллау позвать Грей, как она спрыгивала с коленок мальчика и бежала на призывное курлыканье.

— Даже Грей от тебя отвернулась. Ндай, совсем грустная история, — сказала Анда, но её голосу недоставало сочувствия и тепла, когда она обращалась к маленькому Страннику. — Даже не знаю, чем тебя утешить. Хочешь, научу тебя призывать сороку?

— Зачем? — сказал Нот скучным тоном, глядя, как Грей утаптывает край подстилки возле Кхиллау, чтобы лечь рядом с нею спать. — Что мне твои сороки? С ними даже не поговоришь толком.

— А с грифоном поговоришь, что ли?

Странник отвернулся.

— Всё равно, — буркнул он. — Всё равно твоя сорока улетит от меня.

— Судя по размерам твоей грифонши, о маленький несносный мальчик, она слишком мала и нуждается в родительском крыле. И ей будет лучше, когда она вырастет, чтобы рядом был кто-то из её крылатой, громкоголосой, когтистой и клювастой стаи. Потому что этой маленькой, но славной девочке надо будет учиться летать, — бесцеремонно встрял в разговор всадник.

Услышав слова Терхаллоу, Кхиллау расправила крылья, словно собиралась взлететь, и издала пронзительный крик. Грей заклекотала и поднялась на задние лапки, а Странник сжался комочком в кресле и спрятал лицо в коленках.

— Как ты подрос, — почти ласково сказала Анда. — Совсем уже большой. Слушай, когда твоя Грей вырастет, летать её научим мы. У Бессвета тоже есть крылья. Ай?

— Никакой не ай, — проворчал Нот Уиндвард. — Что ещё за "ай"?

— На языке острова, где я жила когда-то, есть шестнадцать слов для того, чтобы сказать "да", — пояснила Анда. — "Ай" — это "да", на которое никто уже не возразит. Поэтому сказать "никакой не ай" нельзя.

Грей, которая улеглась возле Кхиллау, выглядела очень умиротворённой и счастливой. Но Странник встал, взял грифончика в охапку и прижал к груди. Вернулся в кресло и принялся гладить её, почёсывать под клювом и разглаживать маленькие крылышки.

Грей закрыла глазки и тихо заурчала, откликаясь на ласку. Ей было неудобно на коленках — она была довольно большая для худенького мальчишки. Её коготки цеплялись за Странника, но он и виду не подавал, что ему больно.

Мать проснулась с улыбкой. Первый Некромант тихо дышал рядом, в полумраке спальни. Как стало темно ранним утром! Где-то в груди Матери толкнулась лёгкая печаль по ушедшему лету — она была похожа на тоску о прошедшей юности, только куда как легче!

Вчера у неё выдался на редкость замечательный день, но ночью волшебство костей пропало, развеялось, и вот она снова взрослая женщина. Магия этих земель внешне делает всех гораздо моложе, но куда девать прожитые годы, если они уже прожиты? Нет, они никуда не денутся. «Груз лет» или как это там называется…

Она тихонько оделась и спустилась в кухню. Омегыч уже смолол кофе. Пахло так, словно вся кухня дышала кофейным духом. Мать потянулась было за костями возраста, но остановила руку.

Страшно хотелось узнать, сколько лет ей выпадет на этот раз. Ужасно хотелось опять ощутить себя маленькой, лёгкой, беззаботной. Память у тебя остаётся, но становится словно бы затуманенной. А вот уметь ты будешь всего лишь то, что умела в пять лет… или в три. Или в десять! Это так весело! Это щекочет изнутри давно забытым восторгом, и кажется, что ты вот-вот взлетишь вопреки опыту и уверениям феи.

— Сначала кофе, — решительно сказала Мать.

Потому что именно за кофе так хорошо думается и мечтается. И принимать решения за чашкой кофе тоже легче. И просто посидеть в тишине — сын не помешает, если будет молчать, а уже известно, что будет…

Омегыч добавил в кофе апельсиновую цедру и щепотку сушёной мяты — это сделало напиток необычным, даже волшебным. Мать Некромантов отпила немного, закрыла глаза и улыбнулась.

Омегыч смотрел, как она пьёт, и улыбался тоже — только Мать этого не видела.

Она вновь протянула руку к костям и снова отвела её.

— Интуиция? — усмехнулся Омегыч.

Не то чтобы он в интуицию не верил, но предпочитал над такими вещами иронично посмеиваться. Это ведь не магия и не алхимия. Вот огонь — он течёт в жилах огнемага, растворённый в его горячей крови. Или некромантия: в неё конечно же веришь, если сам хоть раз поднимал жив-курилку из могилы или не позволял живому покинуть этот свет. А интуиция? Чутьё, как говорит Анда. Что это такое?

— Тебе же было весело вчера, — напомнил он. — Ты отдыхала. К тому же по правилам — хочешь, не хочешь — младшим положено быть всю неделю.

И в третий раз Мать Некромантов потянулась к двум костяным кубикам.

— В конце концов, — сказала она, — нет никаких оснований полагать, что вы вдруг с чем-то не справитесь. Есть же ещё и отец!

— И ещё я за старшего, — подтвердил Омегыч. — Мы справимся.

Она бросила кости на стол. Две двоечки. Четыре года.

Часть 1. Глава 26. Умрах

Через лесную речку шириной в четыре шага был повален ствол. Толстый, в несколько обхватов. В лесу похолодало, от воды шёл белёсый пар, но Ванильный Некромант не остановился, чтобы полюбоваться на его причудливые формы. Да и не до любования тут: ствол старый, замшелый. А мох только кажется с виду сухим — наступишь, а он словно губка! И так и норовит сделаться податливо-скользким под подошвами башмаков!

Ванильный перебрался на ту сторону речки и побежал, изредка спотыкаясь о корни на лесных тропинках. Его сердце колотилось быстрее, чем дятел стучал по старой липе.

Он ходил проверять посты. Увидел, что от жив-курилок ни следа не осталось, и отправился на кладбище, чтобы выяснить, почему они зарылись обратно… или куда делись, если не зарылись. А потом, беспечный в своей уверенности, что ничего плохого ни с кем произойти в Треагарде не может, отправился искать поздние опята.

Опята! Какие могли быть опята, если даже Теро-Теро был обеспокоен неизвестным порталом над горным кряжем? Глупый, наивный, беспечный Ванильный Некромант!

Теренций едва не растянулся носом вниз. У него окончательно сбилось дыхание, но он встал на одно колено, досчитал до десяти и, поднявшись, кинулся бежать дальше, не давая толком передышки уставшему бешено колотиться сердцу. В поисках опят он нашёл птицу Каннах, вернее, то, что от неё осталось, а потом увидел, как идет, переваливаясь, что-то страшное.

Знакомые места показались неожиданно близко. Слишком близко, чтобы успокоиться и позволить себе маленький привал в домике на краю кладбища. Подмастерья, нетленнные жив-курилки, сгрудились возле дома и выглядели так, словно чего-то боятся. Теренций дал себе ещё маленькую передышку, чтобы поменять подмастерьям задачу: охранять дом. В дом он лишь забегает, чтобы захватить бодрящее зелье. Перевёл дыхание, положил на стул сумку с Гошей внутри, пошарил на полках. Гошу он вытащил, чтобы набить сумку склянками. Внутри черепа брякнуло — там лежало несколько монет, подтверждавших, что Гоша проиграл спор, но сейчас это уже не имело значения.

Когда Ванильный пил, жадно глотая, снаружи, пока что издалека, послышалось клокотание и треск костей.

Бросил пустой флакон и кинулся бежать дальше — к дому, скорее к дому!

— Эй, — удивлённо сказал череп, поняв, что его оставили в домишке одного. — Вот олух! Забыл меня. Ну да, конечно, я же теперь копилка!

И он засмеялся обиженным и язвительным смехом, которого никто не услышал.

На открытом месте он снова запнулся от усталости, и на солнце блеснуло что-то, облепившее его спину. Это был кусок серебристой сетки с крючками. На крючках крепились блестящие шарики.

Именно эти шарики, кстати сказать, не давали Ванильному Некроманту открыть телепорт и прыгнуть сразу в дом-на-семи-ветрах. И он прекрасно знал, что эта сетка ему мешает, и отлично помнил, что летящий на костяном чудище всадник бросил её. Но крючки глубоко впились в куртку — Теренций так и не сумел её сбросить.