Ферма кентавров - Людмила Пивень
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне стало жутко неприятно, что тренер за глаза нас называет учениками. Как в школе какой-то…
Владимир Борисович продолжал:
— Человеческий фактор, Костяй, ты всегда недооценивал человеческий фактор. А ученики — этот самый фактор и есть. Без них у нас не будет побед, а без побед не будет денег… Что же касается любви к лошадям — без этого тоже не обойтись. Ты не конник, тебе понять трудно, это — такая любовь из-за которой и убить можно, и пожертвовать собой можно… Только вот вырастут дети — у них другая любовь начнётся, поймут, что значат деньги, зарубежные поездки… Это сейчас у них бог — с четырьмя ногами и гривой, да время от времени ржёт. Потом захочется им шмоток-побрякушек, квартиры отдельные понадобятся, не всю жизнь ведь общагою жить. Да они сами начнут своим лошадям рекламу делать, чтобы подороже их продать и свой процент получить!
Ну нет!
Ни за что!
Никогда!
— Методика… Если б я не верил в твою методику, ни цента бы не вложил в раздолбанную ферму! Сказать по правде, сейчас об этих вложениях не жалею. Но! Ты с этими сопляками палку перегибаешь. Вздумал породу выводить, зоотехник хренов! Надо было просто бездомных пацанов набрать, и всё! А так — в убийство влипли…
Что?!
Боясь пропустить хотя бы одно слово, я приподнялась и застыла под окном в очень неудобном положении, на полусогнутых ногах. И забыла, что промокла, и не заметила, когда снова начал моросить дождь…
— Это был несчастный случай, — хмуро сказал Владимир Борисович.
— Запланированный несчастный случай, — надзидательно подчеркнул Костик. — Ты что, не знаешь закона: если неприятность может случиться, она случается. Ведь ты же сам познакомил этого придурка с матерью… как его? Пацана твоего старшего… Арсена.
— Ну да, — судя по голосу, тренер заулыбался. — Это единственный, так сказать, чётко запланированный союз. Коля Зуенко — мастер по троеборью, лошади в него, можно сказать, влюблялись. Мать — Таня Халабанова, занималась выездкой, потом детишек тренировала. Ей только травма помешала чемпионкой Украины стать. Я и сказал Кольке: а на спор, Танька тебя и близко к себе не подпустит? Он завёлся… Да если хочешь знать, я доброе дело сделал! Халабановой же сорок пять было, если бы не Колька, так бы старой девой и померла!
— А так померла при родах, — язвительно продолжил Костик. — Поздно же бабе рожать первый раз в сорок пять… Считай, убил ты её, как из пушки.
— Ну, рожают же другие… — смутно сказал тренер. Снова звякнуло стеко о стекло, забулькала жидкость. — Выпьем давай за то, чтобы больше таких неувязочек не было…
— Их не будет… — нравоучительно сказал Костик, снова звякнули стаканы и он продолжил после паузы слегка задохнувшимся голосом: — Их не будет, если не станешь провоцировать. Ну зачем тебе потребовалось вешать на стену фотку типа: «Я и мои дети»? Можно же было предположить, что на старости лет этот Зуенко вспомнит: «Было дело, сделал я ребёнка одной престарелой девушке, нехорошо это, грех это, исправить надо. Найду дитё и воспитаю»? Можно же было предположить, что завернёт он в гости к старому другу Владу Степко? Можно же было предположить, что заметит он снимок и решит: тёмненький мальчик очень похож на папу с мамой?
Значит, мы с Машкой были правы… Только лучше бы ошибались!
Тренер сказал, оправдываясь:
— Вроде я его разубедил, сказал, что, по слухам, помер младенец вместе с мамочкой при родах…
— А он увидел фотографию и убедился, что ты его обманываешь. Ну, если не убедился, то подозрения появились. И пришёл он тогда среди ночи на ферму, с детишками поговорить…
— И чего ночью-то делать было?! Ведь Акташ во дворе…
— Про твоих людоедов только сельские знают, дружок твой знать не мог.
— Да я чуть с ума не сошёл, когда позвонил с конюшни Павел и сообщил, что вышел он из конюшни, показалось, что водопроводный кран на улице течёт, и видит: лежит головой на ступеньках дома мужик и рядом Акташ скалится… Видно, прыгнул на него сзади, а он упал — прямо на ступеньку лбом.
— А Павел не мог сам его пристукнуть? В драке? Здоровый бугай!
Ну, по сравнению с Костиком вовсе не трудно казаться большим и сильным…
Тренер согласился:
— Да, здоровый… Ученики его Динозавром называют, сокращённо — «Завр». Как бы то ни было, нам же на руку оказалось, что он здоровый, он и отнёс подальше труп, и закопал сам. Внимание милиции привлекать к ферме совершенно незачем…
Ошиблись мы с Машкой, выходит, в главном — в нашем тренере. Я начала думать, что лучше бы не подслушивала этот разговор с самого начала, сейчас уйти не было никакой возможности. Уж очень загадочными были слова Костика о том, что лучше было бы просто детдомовцев набрать… Значит мы — не «просто»?
Владимир Борисович продолжал:
— Не повезло бедняге. Давай-ка выпьем за упокой души Николая Зуенко! Сильный был парень, храбрый, а как нелепо погиб…
Снова забулькала водка, но стаканы не звенели — за упокой души всегда пьют, не чокаясь.
Потом заговорил Костик:
— Не заложит этот Завр?
— Нет. Павло по натуре — хитрый кулачина. Если бы знал он, почему Зуенко появился на ферме, то мог, пожалуй, шантажировать. А так выходит, он сам замешан в сокрытии факта смерти, и поступать себе во вред не будет, никогда не будет… И вообще, нет человека — нет проблемы. Остальные ученики получены практически безопасным путём.
Я вся превратилась в слух.
— Уголовным путём! — уточнил Костик.
— Кому бы упрекать, Костяй, только не тебе, с кодексом у самого тебя счёты, знаю, найду-утся… Вот послушай, как я к этому пришёл. Узнал я про то, что тепеп-…телп… короче, о том, что мысленная эта связь возможна между человеком и лошадью, ещё в институте. Институт физкультуры в Киеве, они его сейчас в Академию переделали, дурачки…
— Влад, я твою историю сто раз уже слышал. Давай о деле!
— Не-ет, послушай, — голос у тренера был глупо-упрямым и я поняла, что он выпил уже достаточно. Никогда не буду пить! Всякий знает, что если человек выпил не так много, чтобы упасть и заснуть, он начинает ко всем приставать и рассказывать, какой он умный, хитрый и предприимчивый, и как его никто не ценит по достоинству. Сколько раз я это в деревне видела-слышала! Только вот Владимир Борисович раньше не пил… При нас. Теперь, когда я узнала, что тренер знал о смерти своего друга и позволил закопать его в скотомогильнике, я не верила ни одному своему прежнему знанию о нём.
Костик, видно, понял, что пока Владимир Борисович своё не скажет, никакого разговора о деле, то есть о поисках Боргеза и меня, не выйдет. Тренер продолжал:
— Это значит, училась со мною Надя Тамадзе, симпатичная такая грузиночка. Она увлекалась спиритизмом, парапсихологией — ну, всем, о чём тогда говорили как о сущей ереси. И я в это не верил! И я думал — ерунда! А ты?
— Я в другое время рос, — угрюмо ответил Костик.
— Во-от, тебе бы легче было в мысленную связь поверить. А я это — тогда! — смог. Мне показала Надюша, как она, стоя на земле, без корды лошадь работает. И, главное, жеребец бегает в недоуздке, а вроде как бы поводу сопротивляется, головой мотает, а ни потащить, ни подыграть не может. Ну, первая мысль, что этого жеребца она выдер… дрессировала. А она говорит: «Я с любой лошадью так работать могу! Показать?» — И показала… Я, конечно, сразу к ней: «Научи!» Она, бедненькая, никто ей раньше не верил, так обрадовалась, начала учить — и без толку. Мне Р-роман говорил, ну, этот… сенс из Бахчисарая, что, мол, Володя, человек ты хороший, но экста…экстрасенс никакой.
Тренер выпил уже столько, что длинные слова давались ему с трудом.
Эту часть истории я, как и Костик, знала. И, застыв в неудобной позе под окном, из которого вкусно пахло едой, еле удерживалась, чтобы не поторопить: «Ну давай же, давай дальше!»
— Н-ну, потом наши с Наденькой пути разошлись, ты знаешь, как это бывает… Но я идеей загорелся… Ой-й загорелся! И тогда решил: раз мне эта мысленная связь не удаётся, можно же вывести породу лошадей, которые бы лучше обычных воспринимали бы человеческие мысли. И мы с Олечкой поехали в деревню. Ох, она и натерпелась! Я-то в деревне вырос, а она — столичная девушка, искусствовед, оказалась среди деревенщины грязной, народ тупой, пьянство, маты-перематы. Здесь, в Крыму, сёла почище и люди поприличней, а там, средняя полоса, сплошное бескультурье… Святая женщина! Она в меня верила!
— Это верно, святая… Тогда верила, теперь этих сопляков опекает, возится с ними…
— О н-нет! Она моих учеников любит! Как мать любит! Только женщины могут чужих детей любить… Ну так вот, ничего у меня с породой не вышло. То есть путь был правильный, совершенно верный, только вот председатель колхоза у нас там был такой пенсионер замшелый, р-ретрогр-рад… Ну, и средства для выведения породы нужны не колхозные. Лошади стоят денег, люди — гораздо дешевле! — Владимир Борисович так засмеялся, словно ему не было смешно.
