Получить статус Бога - Алексей Большаков

— Если начну оправдываться, запишешь во враги и перестанешь здороваться? Теряюсь от максимализма друзей. Командуй.

— Желание вернуть аборигенов семьям по прежнему актуально.

— Без проблем, но, не будь я экстрасенс…. вижу сверхзадачу.

— Умеешь между строк душевные терзания прочитывать, — Федор смущенно засопел. — Джуди исчезла на второй день, и сердце мое…

— Идешь с нами?

— Собираемся… И еще: Джуди знала о «Клондайке»… Допивай напиток Богов. Сами делаем, без пива же никак, хоть на Марс улети, хоть вокруг Плутона болтайся, — пиво нужно.

— Не успокаивай… значит, Галчонок, моя девушка, тоже знала?

— «Клондайк» должен был подобрать космокапсулу с астронавтками, после вашей кончины.

— Грустно, Федор, но я тебе верю.

На улице грохнул мощный взрыв, и окна модуля осыпались мелким стеклом на пол. На месте первого вагончика чернела трехметровая воронка.

ГЛАВА 28 ДРУЗЬЯ И ШПИОНЫ

Умение наблюдать, смотреть и

видеть — созерцать — корень мудрости

Шпионы — обычные люди,

но платят им за вранье

— Едва упомянул о шпионах и, как с куста, диверсия. Черт! — Федор нетерпеливо перебирал ногами на крыльце модуля, готовясь мчаться и выяснять.

Народонаселение фактории торопливо-суетливо подтягивалось к месту взрыва. Я придержал Федора за рукав комбеза:

— Смотри отсюда, обращая внимание на отсутствие наличия контингента. Своих вижу, тарелконавты — здесь. Вычисляя шпиена, думай вслух, Федя.

— Раз, два…. десять — шахтеры здесь, — Федор попросту пересчитывал подчиненных «по головам», благо, толпа у воронки хорошо просматривалась с двухметровой высоты. — Химика нет. Порву гада!

Федор через перила прыгнул вниз и по-спринтерски припустил к лаборатории, с размаха выбил телом дверь. Я обежал модуль с тыла и, прихватив за руку, впечатал лицом в пыль выскочившего из окна химика Николая. Модуль дрожал и трясся от ударов и воплей разгневанного Федора.

— Я б в шпионы пошел, пусть меня научат, — я придавил большим пальцем болевую точку под носом химика, удерживая парня от ненужного вранья. — Джуди где?

— Утром сбежала, — всхлипнул химик и злорадно оглянулся на Федора. — Ни мне, ни тебе.

— Взрослые люди вроде бы, — я с сомнением перевел взгляд с одного на другого. — Здорово вас девушка высветила, как на ладошке показала. К тридцати не стал циничным, значит, не был и умным.

— Мне ближе глупая молодость, чем мудрость на грани маразма, — шмыгнув помятым носом, осторожно надерзил Николай.

— К тебе мудрость пришла, ко мне маразм крадется…, жизнь не остановить, — поддержал Федор; выбрался через окно и, горестно отмахнув рукой, рассмеялся. — Умные и циничные у вас на Земле, а у нас все на душевном порыве, с открытым сердцем… — с распахнутым взглядом, — с жалостью глядя на запутавшихся в любовных страстях друзей, я «отвесил» Николаю подзатыльник за непочтение к старшим и примирительно улыбнулся. — Очередные зулусы на мою голову: рванул рубаху от ворота, ударил шапкой оземь…. что ж не живется вам спокойно и бесстрастно? Готовь, Николай, взрывчатку; пойдешь в поход подрывником. После заката тронемся незаметно. Готов отличиться?

— В жизни всегда есть место подвигу, особенно, если не спится, — освобождаясь от нервного напряжения, засмеялся Николай. — В шпионы без знания иностранных языков не возьмут, а диверсант еще может получиться.

— А между делом до вечера заровняешь яму, — строго приказал Федор.

От своих проблем голова пухнет, а тут чужих воз. Лохматый Тобик выкатился и зарысил рядом, путаясь и прижимаясь к ногам. Присев рядом, потеребил-погладил теплый загривок:

— Напугали бабаханьем неумные любовники? — незаметно оглядевшись по сторонам, позвонил Отрепьеву. — Будешь смеяться, но у нас по факту на каждого члена экипажа по америкосу и по инопланетнику.

— И по ноль целых, пять десятых работающих шпионов на нос, — в тон продолжил Гришка.

— И ты, брат, считаешь, что Галчонок врет?

— Не договаривает. Случай с «Чикаго» как первый звонок, а теперь и «Клондайк» всплыл.

— Прав, пазлы складываются в картину изощренного шпионажа.

— И надо ждать диверсий, — «подлил масла в огонь» Отрепьев.

— Одну вот только разрулили. Гони всех с корабля на комфортное жительство в вагончиках.

— Галя уже в крайнем, твое пиво допивает.

— Если и рыбу доедает, не пощажу.

— Поторопись.

Предупредительно постучав, прошел в комнату. Галя неловко сидела на краешке стула, очевидно, наблюдала за мной в окно. Взглянула настороженно, отчего синие глаза еще округлились:

— Хочешь объяснений?

— Потом…

Обнялись и долго стояли, прижимаясь, перетекая, смешиваясь чувствами друг в друге; терялись во времени и пространстве. Задвигались, целуясь, раздевая и раздеваясь. Улеглись, уместились на жестковатой походной «полуторке», покрытой мягким синтетическим одеялом, темно-голубой казарменной расцветки.

В отношениях с Галей-Галчонком слово «любовь» никогда не звучало, да и не было нужды в объяснении чувств: телесная, духовная, энергетическая близость стягивала и соединяла. Представить себе не мог ситуации, когда, стоя рядом с Галей, не держал бы ее за руку или не касался телом.

Со дня расстрела американского крейсера почти не расставались. Галя либо сидела рядом в кресле, иногда на коленях, либо стояла позади, обнимая за плечи. Только секса не случилось, зато теперь накопленный потенциал «рвал плотины и шифер с крыш»; низвергался нескончаемой лавиной, и каждый оргазм становился основой, платформой, ступенькой для нарастания следующего, более сильного, более высокого, более пьянящего.

— Твои глаза когда-нибудь закрываются или даже не моргают?

— Зацени, — Галчонок прикрыла глаза, и нижние веки полностью скрылись под сантиметровой опушкой ресниц.

— Так не бывает, — потянулся потрогать губами, и Галя торопливо наклонилась, прилегла, вытягиваясь на мне во весь рост.

— Возьмешь в жены девушку-шпионку?

— Как благородный рыцарь… обязан; благо твое инкогнито потеряло актуальность, а мое либидо вернулось к норме… но, боюсь, не согласишься ломать свою карьеру?

— Это только работа, независимость, положение в обществе. Работа — отдельно, любовь — отдельно. Как ты не понимаешь?

— Пытаюсь осмыслить. Америка воспитывает людей действия, мы пытаемся думать и чувствовать, хотя одно другому не должно бы мешать. Что выбираешь?