Война не Мир - Юля Панькова

Мне не верилось в свое счастье. Я вынула из тостера свежие теплые хлебцы и принялась кусать один за другим, словно давая себе гарантию, что мне не придется делиться. Я сгребла хлебницу и пошла досматривать новости. Передавали о новых возможностях ноут-буков. Плоская невесомая книжечка, ничего лишнего ― дизайн для брюнеток ― и он мог работать без зарядки 108 часов. Я решила заказать себе такой компьютер…

Несмотря на то, что мы с Димой работали все каникулы без остановки, получалось, что редакция не успевала сдать номер. В последний момент наклюнулись модули и неверстанные макеты. Потом на три дня отключали электричество (оказалось, что оно у нас не проплачено). Потом фотограф запорол съемку моделей, раскрашенных под военных медбратов.

Потом у издателя кто-то съел хлеб. Я пожалела о том, что радовалась исчезновению Ренаты.

― Ты не можешь даже унять своих троглодитов! ― вопила издатель, наша дама. Ее парень мотался где-то по эротическим галереям. Редакция быстро ушла курить.

Из шкафчика, где обычно стояли чашки и кофе, с утра пропал кирпич хлеба с какими-то модными зернами. Оказалось, что другого наш издатель не ест. Может, в принципе, но сожранный кем-то хлеб был уникальный. Мы провели, запершись в моем кабинете, два часа. На последних минутах первого часа мне хотелось удавиться, потом прошло. Если смотреть на людей, как на новости в телевизоре, станут по боку, наверное, даже маньяки-убийцы. Чтобы хоть чем-то себя развлечь, я придумала не моргать. Я сидела на столе, следила за перемещениями ее тела в розовом трикотаже от кутюр и не моргала. Я даже забыла, что это издатель. Я вообще не помнила, кто она. Или он. То, что на теле юбка, говорит только о том, что на нем юбка. Через полчаса громкие звуки стихли. Я очнулась, когда издатель сказала:

― Ну, я пойду? Работайте тут, я буду позванивать.

― Конечно, ― ответила я и моргнула.

Когда издатель ушла, я попросила редакцию отныне лепить на свою еду стикеры и без них не есть. Все бросились выбирать цвета. Итого, три часа мы не делали номер. До сдачи оставались последние сутки. Дальше мы попадали на бабки из-за нарушения договора с типографией. Беда изолированных изданий в том, что продукта мало, а геморрой тот же.

Утром издатель пришла с четырьмя водителями. Один был ее, другой ее мужа, третий ― брата. Последним зашел водитель директора блатной торговой сети. Каждый нес по вороху огромных пакетов. Издатель сияла, как невеста миллионера. Я мрачно уставилась на кучу тряпья. Кажется, никто еще не понял, что нам предстоит сделать.

― Смотри, какой прикольнющий! ― издатель достала из чехла малиновый зонтик со стразами.

― Ты хочешь все это снимать?

Она захлопала глазами.

― Мы можем выкинуть эту пошлую статью про электрический стул или оставим ее на следующий номер. Женский журнал должен быть с картинками, все так говорят.

― Окей, ― сказала я и вытащила из пакета детский горшок, ― это эротичная вещь, как ты считаешь?

Издатель сказала снимать. Девочка по картинкам села вызванивать студии, я попросила стилиста переписать марки одежды. Мы с редакторами ушли курить и думать концепцию. Съемка получалась размытой тематики. В рабочем варианте мы дали ей название «Все ее барахло».

Собрать журнал ― это как из ничего построить домик и поделить границы государств одновременно. Или лучше так: это как при узком бюджете сгоношить себе вечерний наряд. Все равно в последний момент окажется, что сумка, по любому, не катит с этим колье.

Студия для съемок барахла нашлась где-то по Ярославке. Доехать без пробок, с учетом того, что пятница, был полный облом. Фотограф пригрозил, что времени у него до шести. Подвести вещи надо было максимум до обеда. Позже ― можно даже не рыпаться.

Понятно, что мы опоздали. Издатель захотела вести шмотки сама. Вместе с основной кучей пакетов в багажнике она по ошибке не вписалась в Проспект Мира и встала где-то на кольце. Оттуда она звонила мне каждые пять минут, и от ее номера на экране телефона ближе к шести меня уже стало колбасить.

За время ожидания я обнаружила, что с тех пор, как я смотрю телевизор, мне стало легче общаться с людьми ― не надо было искать тему для разговоров, я просто вспоминала последнее новости. Это вызывало куда больший энтузиазм, чем все перепробованное мной до сих пор. Ибо сказано, будьте проще…

Когда фотограф начал орать матом, потому что мы не прислали стилиста (места в машинах не хватило), я использовала этот трюк.

― Хаха, ― сказала я, ― у тебя интонация сейчас была, как у Владимира Соловьева! Слышал, вчера он говорил о вводе войск?

― Ой, не то слово! Как они затрахали уже с этими новостями!.. ― откликнулся с другого конца города практически незнакомый мне человек, и мы поболтали еще пять минут.

К восьми вернулась издатель. До студии она не доехала, развернулась.

Водитель внес за ней в два раза больше пакетов и еще подозрительные коробки. Я пала духом.

― Съемку можно забрать завтра в 12, ― тараторила я, вертясь вокруг нее, пока та снимала шарф, ― мы быстро заверщем на 6 полос, почистим картинки и отправлять. Попадаем на бабки.

Водитель достал из коробки профессиональную камеру. Прибежал дизайнер сказать, что слетел почти готовый макет ― в последний момент рекламщики засомневались, но обещали в другой номер ту же рекламу + заднюю обложку, если мы дадим 5% дисконт. Вбегая в кабинет, дизайнер споткнулся о треног, обмотанный пленкой с воздушными пузырями. Треног стукнул ножкой о ножку. Я вспомнила Пушкина. Издатель достала и расправила золотой отражатель, встряхнув его как зонт после дождя, полюбовалась и полезла монтировать стол.

― Что ты хочешь этим сказать? ― я была почти в панике.

― Лопухова! Ты знаешь, сколько я отдала за камеру и все оборудование, знаешь? ― и она радостно назвала сумму нашего месячного бюджета, включая оплату электричества.

Я села на стол. Повторить фокус с не морганием почему-то не удавалось. Монтаж фотостудии у меня в кабинете задел меня за живое. Водитель устроился в моем кресле и читал инструкцию к софт-боксу.

Всю ночь мы снимали. Дизайнер сгонял за фруктами ― для красоты. Сейлзы нахлобучили шапки и молча ушли домой. Редактора по очереди повязывали на ананас галстуки, девочка по картинкам меняла апельсины, когда очень большой или недостаточно оранжевый портили композицию, секретарша была за 911 ― она висела на телефоне и спрашивала своего папу, фотолюбителя, как снимать прозрачные банки с духами, чтобы не отсвечивали. На снимке они выходили похожими на солнечных зайцев. Издатель ползада вокруг фонов на коленях и дергала затвор. Я держала настольную лампу (галогенную забыли купить). Через полчаса лампа приплавилась к корпусу.

― Творчество! ― шептала издатель, прижав нос к камере, ― вот о чем я мечтала всю жизнь!

Я мечтала, чтобы вместо видоискателя у ее глаза оказался вдруг затвор нового пневматического ружья. Я за мир, мне просто интересно, как бы она смотрелась со свежим фингалом…

Когда был снят последний башмак, было утро. Наш офис размещался на втором этаже коммерческого банка и, если мы оставались после опечатывания дверей, то не могли уйти уже до открытия обслуживающих залов. Издатель запросилась домой.

Дизайнер с риском сигнализации вскрыл окно над козырьком, пролез в него и спрыгнул на снег. Сначала он принял комп и сумки, потом мы спустили издателя. До сих пор удивляюсь, почему я просто не ушла из журнала, увидев неоплаченный счет за электроэнергию. На войне все выглядит как-то не так.

Верстальщик сел обрабатывать картинки. Мы тупо стояли за его спиной и смотрели в экран. Дизайнер лежал на диване и изредка всхлипывал. От табачного дыма в спертом воздухе у него началась аллергия. Он сказал, что всяко-разно не начнет делать материал, пока не подвезут остальную часть съемки. Это будет не раньше обеда.

Мне вдруг пришло в голову, что смыться надо было еще тогда, когда Рената понеслась спасать тосты. Причем, лучше с ней.

После сдачи номера меня уговорили напиться. Я решила сделать это одна. Я сидела в открывшейся забегаловке у меня под домом в трико и шапочке и смертельно не хотела никого видеть. Даже официантов. Я заказала себе пачку сигарет.

Я заметила, что когда очень чего-нибудь хочешь, вдруг начинают одолевать совсем противоположные твоему желанию мысли. Я сидела и думала: а вдруг ко мне подойдет кашемировый перец из-за соседнего столика, и старалась сделать все, чтобы не подошел ― отводила глаза, не смотрела в его сторону… А вдруг позвонит издатель или главред с Байкала? А что если на кафе вообще совершат налет, обрушится метеорит или еще какая холера. Мне хотелось покоя. Официанты все время меняли мне пепельницу.

Что есть нирвана? Это когда уже сбылись все желания, и нечем даже забить себе голову. Ко мне подошел человек в такой же шапочке, как у меня, только с рынка.

― Разрешите подсесть?

― Подсаживайтесь, ― ответила я.