Веселый мудрец. Юмористические повести - Борис Привалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Бэрдыхан выгнал братьев Чорбэ, не уплатив им ни копейки за работу на его поле, то он не думал, что парни посмеют когда-либо явиться в Бужор.
— Потянуло на родину, — сказал Митикэ Бэрдыхану, когда, ранехонько утром, усталые от долгой дороги, братья нос к носу столкнулись с пузатым старостой на улице Бужора.
— Идем в Олт бужорский к мошу Илие, — невинно произнес Фэникэ. — Хотим посоветоваться с ним.
— Гм, гм… — Бэрдыхан поправил рубаху на животе. — Думаю, что вам не стоит ходить в Олт… мош Илие… он… у него неприятности с полицией.
— Что ж, может, подозревают его в краже коня из конюшни генерала Коростяну? — усмехнулся Фэникэ.
— Думаю, что похуже, — понизив голос, произнес Бэрдыхан. — Полиция должна доставить его вместе с другими преступниками в город! А что он натворил — не нашего ума дело.
И староста внушительно кивнул головой б сторону своего дома, на крыльце которого сидел полицейский.
— Жена уехала к родственникам, в Олт, — сказал Бэрдыхан, — вот я и предложил в моей хате этапу остановиться…
— А я-то думаю, почему вашей хате почет? Один полицейский сидит на пороге, а другой в саду! Третий справа, четвертый слева…
— Там всего двое. Один спит, второй дежурит. А в хате преступник, — внушительно молвил Бэрдыхан, — ждут ещё кое-кого из Кукулян. Потом всех погонят дальше.
— Жалко их! — сказал Фэникэ.
— В городской тюрьме места хватит! — закричал Бэрдыхан. — Будешь языком молоть, и тебя туда спровадят! Каждый помещиком быть хочет! Тьфу!
Братья переглянулись.
— Ты не забыл, Фэникэ, клятвы? — спросил Митикэ.
— Какой клятвы? — спросил Бэрдыхан.
— Нет, не забыл, — сказал Фэникэ, с откровенной завистью глядя на толстое брюхо старосты: сколько же всякой снеди на своему веку съел Бэрдыхан и сколько еды он в себя запихивает каждый день!
— Какой клятвы, я спрашиваю? — грозно повторил Бэрдыхан. — Ну, отвечайте!
— Клятва простая: всегда помнить то, что нужно! — улыбнулся Митикэ. — Сейчас вот вы сказали: «И тебя поведут в город».
— Мы это запомнили, — подхватил Фэникэ. — А-а! — успокоенно протянул староста.
— Пошли, — сказал Митикэ брату. — Зайдем к корчмарю — может, поесть даст в долг.
— Только чтобы не торчать в селе, — сказал Бэрдыхан. — Раз-два и дальше. А то взашей выгоню!
Братья пошли к корчме. Вот дом старосты… Кто бы мог думать, что в нем будет сидеть, как в тюрьме, великий копач — мош Илие?
Проходя мимо полицейского, братья замедлили шаги.
— Интересно, цел ли тот лаз с огорода на чердак? — взглянув на дом, тихо спросил Фэникэ.
— Что ж, по-твоему, за десять лет тут ничего не изменилось?
— И верно! — Фэникэ так удивился, что даже остановился посреди улицы. — Десять лет прошло, как мы с тобой играли тут в прятки!
— Проходи! — крикнул полицейский. — Чего не видели?
— Много чего не видели, — ответил Митикэ. — Вас, хотя бы, ваше благородие!
— Идите своей дорогой, — отвернулся полицейский.
— Дорога от нас не уйдет! — вытаскивая из мешка свой флуэр, воскликнул Митикэ. — Мы ее умеем привораживать!
— Если бы еда нас так любила, как дорога! — Фэникэ вытащил най, провел губами по ладам.
Братья заиграли отцовскую песенку «Горе бежит от улыбки».
Полицейский поднял голову, прислушался к задорной мелодии.
В хате проснулся второй полицейский. Его всклокоченная голова без фуражки высунулась в дверь. Видимо, кто-то находящийся в хате тоже хотел посмотреть на музыкантов, потому что взлохмачгнный полицейский вдруг крикнул:
— Куда?! Не выглядывать! — и исчез за дверью. Братья кончили песенку, спрятали инструменты и пошли к корчме.
— Мош Илие нас слышал, — тихо сказал Митикэ. — Теперь он знает, что мы здесь!
— «Мы здесь!» — вздохнул Фэникэ. — Подумаешь. А как помочь? Мы даже не знаем, что нам делать.
— Ты-то, положим, знаешь, — усмехнулся Митикэ, — тебе нужно срочно поесть!
— И еще этот обжора Бэрдыхан, — сплюнул Фэникэ. — «Взашей выгоню»! Видал? Хорошо, что мы уже давно поклялись отомстить ему!
— А то что бы было?
— Я бы сейчас поклялся, только и всего.
— Дайте колбасу, не то хату разнесу! — запел Фэникэ возле дома корчмаря.
— Кто-то с утра уже буянит! — послышался заспанный голос — Господи, поспать и то нельзя!
Братья просидели в корчме довольно долго. Во-первых, корчмарь, узнав братьев, согласился накормить их в долг. Во-вторых, насытить Фэникэ оказалось не так-то просто. А в-третьих, из корчмы отлично видно было все, что происходит вокруг дома старосты.
Вот охранникам принесли еду. Один полицейский ел не сходя с места, поставив на колени глиняный горшок с похлебкой.
Второй полицейский дважды заходил в корчму, подозрительно поглядывая на братьев.
— Из Кукулян ведут еще троих, — сказал братьям корчмарь, — вот они и ждут. Потом их погонят в город, в участок. Ох, вот времена! Полицейских — как саранчи. И всех нужно поить бесплатно! Сельские полицейские — это же взяточники и крохоборы. Прячьте все, что плохо лежит. А в эти дни, когда по степи ищут-свищут какого-то смутьяна — просто жизни не стало от них.
Когда полицейский зашел в третий раз, он спросил корчмаря громко, чтобы всем было слышно:
— А эти двое молодцов откуда? Здешние?
— Здешние, — с поклоном отвечал корчмарь. — И отец, и дед их — все здешние, бужорские.
— Ага! Ну что ж, — проговорил полицейский. — Пусть живут!
И удалился, гордо вышагивая и бренча саблей.
— Мы здесь, пожалуй, ничего не сможем сделать для моша Илие, — тихо сказал Митикэ брату. — Разве только словом удастся перемолвиться. Придется нам идти следом за ним в город. Если спросят, скажем — актеры Пэкалэ и Тындалэ…
— Ну, а по дороге, — прожевывая мамалыгу, проговорил Фэникэ, — по дороге всякое может случиться…
— И я так думаю, — кивнул Митикэ. — Но чем черт не шутит, может, и сегодня ночью кое-что сделать нужно будет. Ведь у нас должник тут один есть…
— Чтоб он лопнул, этот обжора Бэрдыхан!
— Я, кажется, придумал, как убить сразу двух зайцев! — воскликнул Митикэ и испуганно закрыл себе рот — чуть не проговорился.
— Опять что-нибудь вроде тех скачек? — догадался Фэникэ.
— Похлеще, пожалуй! — радостно подмигнул Митикэ. — И с мошем Илие побеседуем и старосту проучим!
…Вечером в корчме было полным-полно посетителей. Еще бы! Не часто случается послушать таких музыкантов и певцов, как братья Чорбэ! Да еще к тому же земляков!
Крестьяне тихо разговаривали между собой — обсуждали арест моша Илие. Все сходились на том, что кто-то из помещиков хочет свести счеты с копачом — видимо, уж больно не по душе пришелся какой-то из советов моша.
Принесли скрипку, и Митикэ уже не выпускал ее из рук.
В старину, мне говорили.Из полыни мед варили!..
— играя на скрипке, напевал Митикэ, а Фэникэ вторил ему на нае.
Бэрдыхан выделялся среди всех, как большая бочка.
Приметив успех музыкантов, он громогласно заявил о том, что братья Чорбэ чуть ли не его приемные дети.
— Они же сироты, — говорил он, — я их растил, как любимых сынков! Господи, а сколько я им денег передавал!
Митикэ сказал сидящим вокруг слушателям:
— А в селе Вадулуе я сам видел, как тамошний староста выпил больше вола. Староста выпил два ведра, а вол чуть-чуть не дотянул до двух. Вот как старосты пьют! А у нас в Бужоре?
— Что за гвалт? — спросил Бэрдыхан.
Когда ему рассказали о вадулуйском старосте, Бэрдыхан захохотал во все горло:
— Да уж если их сморчок мог так пить, то я и подавно!
— Слово, сорвавшееся с языка, — сказал Митикэ, — это яйцо, упавшее на камень: ни того, ни другого не воротишь!
— Кто проиграет, тот платит! — привычно уточнил корчмарь, прежде всего заботясь о своих интересах.
— С вола попробуй получить! — захохотали кругом.
— Я не согласен! — закричал корчмарь. — Четыре ведра вина! Кто заплатит? Хорошо, если проиграет староста.
— Что? — закричал Бэрдыхан. — Да я двух волов напою пьяными, а сам пойду танцевать!
— Разложи расход на всех, корчмарь, — сказал Митикэ. — Каждому придется по полкопейки, зато мы узнаем, кто крепче стоит на ногах — вол или староста!
Кто-то сбегал во двор к старосте и привел одного из его волов к дверям корчмы.
— Ты выбрал самого большого, — сказал Бэрдыхан, — но я его не боюсь!
— Очень вкусно пить виноС тем, кто вам знаком давно…
— заиграл и запел Митикэ.
Староста поставил свой стул прямо против двери — в двух шагах от вола, лениво пережевывающего свою жвачку.
— Поднеси ему ведро, — кивнул на вола староста, — и мне тоже.
