Воспоминания минувших дней - Гарольд Роббинс

Негр нехотя впустил его.

— Сумасшедшие ребята, вот что я вам скажу, — проворчал он. — Даже ночью от вас покоя нет. Налево, четвертый этаж.

Дэниэл поднялся по лестнице. Адрес в объявлении был указан правильно. Откуда-то доносились, голоса и, оглядевшись, Дэниэл увидел закрытую дверь. Голоса слышались оттуда.

Он нерешительно взялся за ручку двери.

В накуренной комнате сидели четыре человека. Увидев Дэниэла, они приподнялись с мест, а один с угрожающим видом двинулся ему навстречу.

— Лучше сядьте, — сказал ему Дэниэл. — Сегодня меня уже порядком потрепали, и я убью любого, кто попытается сделать это еще раз.

Человек остановился.

— Что вам нужно? Зачем вы вообще пришли сюда?

— Я хочу поговорить с боссом вашего профсоюза. Мне надо ему кое-что сказать.

К Дэниэлу обратился другой человек, сидевший за стойкой посередине комнаты.

— Слушаю вас, — тихо сказал он. — Билл Фостер, исполнительный секретарь профсоюза.

— То есть, босс?

— Да, думаю, меня так можно называть. Что вы хотели мне сказать?

Дэниэл сделал несколько шагов вперед и остановился перед ним.

— Я — Дэниэл. Бун Хаггинс. До сегодняшнего вечера я был охранником на Пятом заводе «Юнайтед Стэйтс Стил».

Один из собравшихся хотел что-то сказать, но Фостер жестом остановил его.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Сегодня нам сказали, что будет забастовка, и мы должны помогать штрейкбрехерам войти на завод, даже если придется пустить в ход дубинки и пистолеты. Кроме того, шериф пришлет своих людей.

— Мы это знаем. Что-нибудь еще?

— Наверное, нет, — Дэниэл направился к двери. — Извините, что побеспокоил вас.

— Подождите! — Почти приказной тон заставил Дэниэла обернуться. Он увидел темноволосого человека с карими глазами и тонкими чертами лица.

— Вы пришли к нам только для того, чтобы сказать это? — спросил он.

— Я отказался от места охранника, и мне приказали убираться. Если бы все на этом закончилось, я бы не пришел сюда. В конечном счете, у вас свои дела, у меня — свои. Но они подстерегли меня за углом, и я понял, что мое место с вами.

Все посмотрели на покрытое синяками и ссадинами лицо Дэниэла.

— Да, похоже, ваши бывшие друзья неплохо знают свое дело, — сказал наконец темноволосый.

— Если их начальник попадется мне в руки, он получит в сто раз больше, — ответил Дэниэл. — Там, откуда я родом, такое не прощается.

— А откуда вы родом?

— Из Фитчвилля, сэр.

— Из Фитчвилля… Постойте, как, вы говорите, вас зовут?

— Хаггинс, сэр. Дэниэл Бун.

— Тот самый Дэниэл, который работал на шахте в Графтоне? — Темноволосый кивнул, довольный тем, что ему удалось вспомнить. — И это вы…

— Да, сэр. Совершенно верно.

Темноволосый помолчал.

— Вы не могли бы подождать несколько минут за дверью? Мне надо поговорить с друзьями.

Дэниэл вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Из комнаты доносились голоса собравшихся, но он не обращал на них никакого внимания. Ему было все равно, о чем они говорили. Достав бутылку виски, он сделал глоток, потом, почувствовав, что алкоголь не взбадривает его, еще один.

Через несколько минут дверь открылась, Дэниэла пригласили войти, и он шагнул в комнату, все еще держа в руках бутылку, и взгляды собравшихся устремились на бутылку.

— Извините, — сказал Дэниэл, заметив их удивление. — Я держусь на ногах только благодаря этому.

Его объяснение немного успокоило профсоюзных деятелей.

— Я — Филипп Мюррей из Объединенного профсоюза горняков, — сказал темноволосый. — Только что я говорил о вас с моим другом мистером Фостером, и, если вы не против, он хотел бы подложить вам работу.

— Спасибо, мистер Мюррей.

— К сожалению, мы не можем платить вам столько, сколько ваши бывшие хозяева. У нас нет таких денег. Самое большее, что мы можем вам пообещать — это восемь долларов в неделю и стол.

— Хорошо. А что я должен буду делать?

— Вы знаете охранников и то, как они действуют. Когда начнется забастовка, вы встанете с нами в пикет и будете советовать, что делать.

— Не знаю, получится ли у меня, но я попробую, — сказал Дэниэл. — Только мне кажется, что если вы будете медлить, они соберут здесь целую армию.

— Мы понимаем. — Фостер посмотрел на Дэниэла, как бы пытаясь определить, стоит ли говорить дальше. Наконец он решился. — Забастовка назначена на завтра.

Дэниэл промолчал.

— Теперь ступайте домой и отдохните, — Фостер понял, что надо разрядить обстановку.

— Мне некуда идти. Я жил в казарме возле завода. — Дэниэл почувствовал внезапную слабость и прислонился к стойке, чтобы не упасть.

— В соседней комнате есть кровать, — услышал он голос Фостера, — надо перенести его туда, а утром им займется доктор.

— Спасибо, — тихо произнес Дэниэл. Опираясь на чью-то руку, он с трудом добрался до кровати, и только опустив голову на подушку, позволил себе расслабиться. Последнее, что он увидел перед тем, как потерять сознание, был висевший на стене календарь: 22 сентября 1919 года.

Через неделю в забастовке участвовало около ста тысяч рабочих, и она охватила восемь штатов. Центром борьбы был, однако, Питтсбург, в котором находилась резиденция «Юнайтед Стэйтс Стил». Президент Компании Элберт Гэри, не стал недооценивать своих противников, и уже на следующий день после начала забастовки в газетах появилось подписанное им обращение.

Красные, анархисты и им подобные, снова пытаются уничтожить сталелитейную промышленность, подорвать политическую стабильность в Соединенных Штатах. К счастью для Америки, большинство рабочих осталось верно своему долгу и готово защищать Родину от посягательств этих негодяев. Тех же, кто наслушался лицемерных лозунгов, я призываю вернуться на работу и как президент «Ю-Эс Стил» даю слово, что ни один из них не понесет наказания. Сталелитейные компании никогда не пойдут на поводу у заезжих коммунистических эмиссаров. Забастовка обречена, у вас остается единственный выход — вернуться на работу и делом доказать, что вы достойны быть гражданами нашей великой страны.

Через два дня листовки с этим обращением и изображением игравшего мощными мускулами дяди Сэма были расклеены по всему городу. Большинство было написано по-английски, но встречались листовки и на других языках, предназначенные для недавно приехавших эмигрантов. Напряжение росло.

Дэниэл ежедневно выходил с пикетчиками к воротам завода. Сначала ни охранники, ни полицейские, которых прислал шериф, не беспокоили бастующих. Завод словно замер. Из трубы поднималась лишь тонкая серая струйка дыма, а значит, наладить выплавку стали директорам пока не удалось.

Понемногу бастующие воодушевились. Этому настроению поддались даже те, кто поначалу относился к забастовке скептически.

— По-моему, мы победим, — сказал через неделю один из рабочих. — Сколько времени прошло, а им ничего не удалось сделать.

Дэниэл задумчиво посмотрел на ворота. Охранников стало больше.

— Рано радоваться, — ответил он. — Они не будут сидеть сложа руки. Сначала они ждали, что мы вернемся, теперь им во что бы то ни стало надо возобновить работу завода.

— Вряд ли им это удастся, — возразил рабочий. — Без нас они ничего не сделают.

Дэниэл не ответил. В тот момент ему нечего было сказать, но тяжелые предчувствия не оставляли его. Что-то действительно должно было произойти. Вернувшись в штаб-квартиру профсоюза, он молча сел в углу и стал равнодушно наблюдать за царившей в помещении суматохой. Известие не заставило себя долго ждать. Ближе к ночи по телефону сообщили, что Компания наняла в Питтсбурге четыреста негров-штрейкбрехеров, которые должны приехать в восемь часов утра.

Глава 7

Около шести часов утра пикет у ворот завода начал понемногу расти. Тридцать человек, простоявшие всю ночь, уступили место пришедшим товарищам, но, чувствуя, что в этот день все должно решиться, не расходились по домам. К восьми часам у ворот завода собрались четыреста человек, к девяти их было уже семьсот, и все подходы к воротам перекрыло огромное, постоянно двигавшееся людское кольцо.

Дэниэл стоял на углу улицы, ведшей к воротам. Позади него, на крыльце небольшого дома, расположились Билл Фостер и другие лидеры профсоюза. Охранники тоже готовились к схватке. Сержант разделил их на десять групп по восемь человек. Каждый был вооружен дубинкой и пистолетом.

— Они привезли еще сорок человек, — сказал Дэниэл, наклоняясь к Фостеру.

Фостер кивнул, задумчиво жуя губами сигару.

— Когда ворота откроются, охранники попытаются расчистить путь штрейкбрехерам.

— Знаю, — нервно ответил Фостер.