Последний бой майора Петтигрю - Хелен Саймонсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто-то должен вступиться за Джорджа, — сказала она. — В исламе не позволяется возлагать на ребенка грехи его родителей. Ему пришлось видеть, как на похороны его бабушки пришла всего жалкая горстка народу. Это был большой позор.
— Кошмар, — сказал майор.
— Боюсь, что родственники мужа усугубили этот позор, распространяя лживые слухи, — продолжила миссис Али. — Надеюсь, Абдул Вахид понимает это и сможет принять верное решение.
— Судя по всему, он привязан и к ней, и к мальчику, — сказал майор.
— Рада, что вы так думаете, — ответила миссис Али. — Я надеялась, что вы поговорите с ним об этом. Ему нужно услышать мужское мнение.
— Боюсь, я не в том положении… — начал майор, которого привела в ужас одна мысль о разговоре на столь личные темы.
Он бы не смог поговорить об этом даже с собственным сыном, не говоря уже об упрямом и молчаливом юноше, проживающем в его гостевой комнате.
— Вы военный, а значит, лучше многих понимаете, что такое честь и гордость, — сказала миссис Али. — Я все-таки женщина и к тому же готова отринуть что угодно, лишь бы удержать при себе этого мальчика. Абдул Вахид знает это и не верит, что я способна понять его точку зрения.
— Я не знаток веры, на которую он опирается, — сказал майор. — Я не могу поучать его.
Но он был так доволен лестными словами миссис Али, что понимал: долго сопротивляться он не сможет.
— Я прошу вас только поговорить с ним — как один благородный мужчина с другим. Абдул Вахид все еще выстраивает отношения со своей верой. Все мы в конечном итоге создаем свои собственные религии, не так ли?
— Вряд ли бы с вами согласился аятолла или архиепископ Кентерберийский, — сказал майор. — Ваш подход противоречит всем канонам.
— Я просто трезво смотрю на вещи.
— Не думал, что магазинами управляют такие еретики, — сказал майор. — Я в ужасе.
— Вы поговорите с ним ради меня? — спросила она, не отводя взгляда.
— Я сделаю все, о чем вы попросите, — ответил он. Теперь она смотрела на него с благодарностью и как будто даже с надеждой. Он отвернулся и добавил, тыкая в землю своей тростью:
— Знайте, что можете полностью мной располагать.
— Вижу, что рыцарство еще живо, — сказала она.
— Я — ваш рыцарь, — ответил он. — Только не просите меня биться на турнирах.
Стоило майору подумать, что у него уже много лет не было такого чудесного воскресенья, как по газону прошагала какая-то женщина и утащила мальчика со щенком подальше от Джорджа. Они направились к выходу из парка, но, пройдя пару сотен футов, остановились, и женщина принялась сердито выговаривать ребенку, дергая его за руку. Затем мальчика отпустили, и он помчался за своим щенком. Джордж наблюдал, как они уходили, а потом, опустив плечи, медленно пошел к скамейке.
— Что случилось, Джордж? — спросила миссис Али. — Эта женщина нагрубила тебе?
Мальчик пожал плечами.
— Говори же, — сказал майор, стараясь, чтобы его голос звучал не слишком сердито. — В чем дело?
— Ни в чем, — вздохнул Джордж. — Его мама сказала, что ему нельзя со мной играть.
— Бывают же невежи, — фыркнул майор и привстал со скамьи.
Это была та самая женщина, которая незадолго до того звала Эдди. Можно было бы поговорить с ней, но она была очень крупной и, несмотря на свою неуклюжую медлительность, могла оказаться агрессивной.
— Мне очень жаль, Джордж, — сказала миссис Али и положила руку на руку майора, словно желая остановить его.
Майор снова сел.
— Дома тоже никто со мной не играл, — сказал он.
— Да ладно, я уверен, что у тебя полно друзей, — сказал майор. — Таких же молодых людей, как ты.
Джордж с жалостью на него взглянул, словно он был стариком, а майор — неразумным ребенком.
— Если у тебя только мама, а папы нет, с тобой никто не будет играть, — объяснил он. — Можно мне еще булочку?
Майор был так потрясен, что молча передал ему тарелку. Только когда Джордж вгрызся в глазурь, он вспомнил, что никогда не позволял своему сыну съедать больше одной сладости за чаем, а иногда вообще не давал ему сладкое, чтобы случайно не разбаловать. Сейчас же лишняя булочка казалась единственным возможным утешением.
Миссис Али вскочила, подбежала к мальчику, встала на колени и обняла его.
— Но ведь твоя мама и тетя Норин так тебя любят, и няня тебя очень любила, — сказала она. — И я тебя тоже очень люблю.
Она поцеловала его и погладила по голове. Джордж пытался увернуться, чтобы уберечь булочку от прядей ее длинных волос.
— Не забывай об этом, даже если другие будут к тебе жестоки, — добавила она.
— Ты кажешься умным юношей, — сказал майор, когда миссис Али отпустила Джорджа.
Мальчик взглянул на него с подозрением, и майор решил не вспоминать пословицу «Собака лает — ветер носит». Вместо этого он взял мальчика за грязную липкую ладошку.
— Буду польщен, если ты будешь считать меня своим другом.
— Ладно, — сказал Джордж и пожал ему руку. — А во что вы умеете играть, кроме воздушного змея?
Миссис Али рассмеялась, но майор изо всех сил постарался сохранить серьезное выражение лица.
— Ты когда-нибудь играл в шахматы? — спросил он. — Я бы мог тебя научить.
По пути домой Джордж уснул на заднем сиденье, утомленный играми и переполненный булочками. Майор выбирал самые живописные дороги, миссис Али, словно зачарованная, следила за окрестностями. На одном из перекрестков она увидела старый круглый почтовый ящик, и он остановил машину. На мгновение она замерла с письмом в руке, задумчиво опустив голову, и он задержал дыхание. Он вдруг представил себе весь путь, который проделывает письмо: сначала почтовый ящик, из железной пасти которого письмо уже невозможно достать, затем неизбежное путешествие из сумки в сумку, пока человек в грузовике не подъедет к чьей-то двери и не пропихнет в почтовую щель стопку конвертов. Вдруг его ужаснула мысль, что произнесенные слова не вернешь, а мысли не имеют той же утешительной силы. Когда миссис Али опустила конверт в ящик, вокруг словно потемнело.
Несколько дней майор пытался придумать, как ему завязать непринужденную беседу, в результате которой молодому человеку может захотеться принять от постороннего человека советы по устройству его жизни. Это казалось малоосуществимым — даже если найти верные слова. Абдул Вахид рано вставал и не выпивал перед уходом даже чашки чаю. Как правило, он ужинал в магазине, возвращался поздно и тут же ускользал к себе в комнату, где читал на ночь свои религиозные книжки. О его возвращении иногда возвещали только оставленные на кухонном столе знаки признательности: кулек с новым сортом чая, упаковка печенья или пакет яблок. Непривычными были только его ботинки, которые он на ночь ставил к черному выходу, и слабый запах лаймового лосьона после бритья, витавший в ванной, которую каждое утро Абдул Вахид оставлял безупречно чистой. Майор отчаялся придумать вступление к разговору и, чтобы все же выполнить свое обещание миссис Али, стал по вечерам готовить чай и поджидать гостя, надеясь перехватить его по пути в спальню.
В один из вечеров, когда на улице лил ливень, майору повезло. Абдул Вахид задержался в прихожей, чтобы отряхнуться и повесить на вешалку свой дождевик. Видимо, его ботинки промокли насквозь — майор услышал, как он набивает их скомканными газетами. Он поставил чайник на плиту, выставил заварочный чайник на середину стола и достал две кружки.
— Не хотите выпить со мной чашку чаю? — спросил майор Абдула Вахида, когда тот заглянул на кухню. — Жуткая погодка.
— Мне бы не хотелось вас беспокоить, — ответил молодой человек неуверенно.
Он дрожал от холода. Майор подумал, что тонкий свитер, который тот надел поверх рубашки, совсем не соответствует погоде.
— Вы и так уже делаете для меня больше, чем я заслуживаю.
— Вы бы меня очень обязали, если бы посидели со мной, — сказал майор. — Я сегодня весь день один и был бы рад вашей компании.
И он, словно уже получил согласие, стал кочергой шевелить дрова в камине. Глядя на огонь, он понял, что сказал правду. Хотя он и стремился вести насыщенную жизнь, заниматься делами, играть в гольф, ходить на встречи и принимать гостей, порой выдавались дни вроде этого, когда шел дождь, и его мучило ощущение, что чего-то не хватает. Когда на клумбах начинала пузыриться грязь, а солнце пряталось за тучами, он скучал по жене. Он даже скучал по Роджеру и по тому, как трясся дом, когда по лестнице взад-вперед носились чумазые мальчишки. Теперь он жалел, что так часто одергивал Роджера и его друзей, не понимая, сколько радости им приносит весь этот шум.
Абдул Вахид сел за кухонный стол и взял себе чашку чаю.
— Спасибо. Сегодня довольно сыро.
— Да уж, не слишком приятно, — согласился майор, гадая, надолго ли они застряли в неизбежных разговорах о погоде.