Колонна и горизонты - Радоня Вешович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Позже справа от нас появилась еще одна колонна. Люди тоже взбирались на вершину. Мы решили, что это наша 3-я санджакская бригада, с которой мы должны встретиться на горе Боровая, спешит, чтобы раньше нас оказаться на месте встречи. Люди, находящиеся на вершине, были, видимо, ее авангардом. Осторожный Четкович, чтобы своевременно избежать недоразумения, приказал Перо Попиводе развернуть красное знамя. Подойдя ближе, мы разглядели пилотки бойцов ливненского партизанского отряда имени Воина Зироевича. Мы издали приветствовали партизан.
Колонна, двигавшаяся со стороны Шуицы, оказалась усташской. Именно в тот момент, когда ливненцы здоровались с нами, усташи атаковали их с тыла. Стараясь обеспечить нам беспрепятственный марш к горам Цинцер, ливненцы приняли бой и тем самым стали нашим арьергардом. Оставаться на открытой местности было опасно, и мы ускорили движение. В этой спешке наши интенданты забыли нагруженную имуществом лошадь и поросенка, оставленного на ужин. Заметив это, Живко и Мирко, хотя мы уже далеко отошли от того места, вернулись туда. Это было опасно, но не оставлять же бойцов без еды!
Живко и Мирко догнали нас, когда солнце уже заходило. К тому моменту батальон достиг подножия Цинцер. Они рассказали, что ливненцы еще продолжали вести бой, а привязанная лошадь мирно пощипывала траву. Изнемогая от жажды, поросенок беззвучно забился в кусты и лежал там.
Тени от хвойных лесов ложились на луга. Впереди уходили в небо голые вершины Динары. В горах тишина и свежесть. Чувствуется запах сосен и костров. Устроившись на мшистых коврах, бойцы в ожидании ужина о чем-то беседуют. В этот раз половник повара оказался несправедливым в отношении Живко: он принес Живко всего несколько крошек белой печенки, а ведь именно Живко обеспечил нам этот ужин. Кто-то сказал об этом вслух, и ротный эконом Тошич предложил Живко хороший кусок мяса, но тот решительно отказался. «Нужно быть снисходительным к половнику за его неточность», — сказал он.
Взаимодействие между нашими силами было налажено слабо. 3-й санджакской бригады на Цинцере не оказалось, и мы были вынуждены вернуться на гору Боровая, где совсем недавно наши подразделения развертывались ночью в боевой порядок и высылали вперед Бачо Йовановича с гранатометчиками, хотя этого и не требовалось. На рассвете колонна заметила на плоскогорье у рощи, под вершиной Сухиврх, группу людей и остановилась. Начали строить догадки, кто там может быть: на поляне виднелись солдатские палатки, угасавшие костры, обоз и множество снующих фигур. Похоже, что люди собираются сниматься с места. И только когда послышалось обращение «госпон бойник»[12], стало ясно, что мы оказались рядом с лагерем пресловутого легиона Францетича, сатнии которого стремились в те дни удержать в своих руках участок между Купресом и Ливно.
3-я рота забросала лагерь гранатами и обстреляла его из пулеметов и винтовок, что сначала вызвало в стане усташей замешательство. Но затем, придя в себя, усташи, словно разъяренные осы, налетели на нас. Кто-то из группы, где находились Чирович, Живкович, Пекович, Раштегорац, Джукич и Баич, выкрикнул: «Хватай их живыми!» Взошедшее солнце светило нам прямо в глаза, так что мы не могли даже смотреть, а тем более целиться и наблюдать за усташами, которые, как змеи, подползали к нам, расчищая себе путь гранатами и автоматным огнем.
Мы с Идризом схватили станковый пулемет и коробки с патронами и побежали сквозь свинцовый дождь за Душаном Вуйошевичем, который бежал к опушке леса, перебросив через плечо ствол пулемета. Я надеялся, что там мы найдем подходящее укрытие, чтобы установить пулемет и вести огонь. Но перед самым лесом Душан остановился и дал нам знак, чтобы мы установили треногу пулемета в стороне, на открытой местности. «Это неразумно, — подумал я, — он посылает нас на верную гибель». Сзади на нас катилась лавина усташей. Их было по меньшей мере человек двести, и они шли с развернутыми знаменами. Рассыпанные по долине, солдаты противника напоминали четников, которые недавно так же вот двигались на нас в Дурмиторских горах.
«Если я начну возражать Душану, — решил я, — он подумает, что я струсил, и в запальчивости сможет очернить меня на каком-нибудь собрании. Ведь я, хотя и молод, уже член партии, а он, которого считают храбрейшим черногорским партизаном, еще беспартийный».
Мы перебежали открытую поляну и под шквалом огня установили треногу. Душан прикрепил ствол и выпустил несколько коротких очередей по усташам, но они, не обращая на огонь внимания, приближались к нам. Израсходовав две ленты, Душан снял ствол пулемета и направился к лесу, а мы вдвоем — за ним. В течение всего этого времени на лес, подобно крупному граду, сыпались пули. Они крошили ветки и сбивали листья.
Когда Четкович увидел, что 3-я рота почти окружена и рассеяна, он немедленно бросил в атаку две остальные.
Усташи встретили наше подкрепление ураганным огнем. 1-я и 2-я роты под командованием Саво Бурича и Гайо Войовича понесли большие потери.
В предрассветной дымке в лесу все вдруг стихло. Запахло земляникой. Собирая ягоды, Идриз недовольно ворчал:
— Это черт знает что такое!
— Ты о чем?
— Он вроде как смерти ищет, — продолжал Идриз. — Но зачем он и нас без надобности подвергает опасности?
Откуда у Идриза такие мысли? Разве не любовь к жизни привела сюда Душана? И конечно же, не мы с Идризом, а те несколько сектантов из нашей роты вынудили Душана к тому, что иногда его храбрость граничит с безрассудством. Именно они уже целый год делали все, чтобы закрыть перед Душаном дверь в партию.
Усташи без оглядки пронеслись мимо нас, однако эти палачи успели обезобразить ножами и сбросить со скалы тела наших семерых погибших товарищей, среди которых был и Светозар Чорац.
Тягостно проходило батальонное совещание, на котором анализировался этот бой. Взводы и отделения разместились на пригорке. И опять перед глазами бойцов встали картины минувшего боя: они слышали дикие крики «негров» Францетича (так он называл своих «героев кинжала»); видели, как Бурич и Живко с большим трудом выбираются из клещей врага.
Вместо того чтобы сделать полезные выводы на будущее, кое-кто пытался повернуть этот разговор против Перо Четковича. Его обвиняли в больших потерях, видимо, хотели тем самым подорвать авторитет командира. Нам, новичкам, казалось непонятным и бессмысленным все, что создавало в батальоне ненужную нервозность,
