По светлому следу (сб.) - Томан Николай Владимирович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В диспетчерской комнате, в которой работала Рощина, был идеальный порядок. Тут находились лишь крайне необходимые для связи и контроля приборы. Ничто не должно было отвлекать внимания диспетчера от его главной обязанности – командовать движением поездов.
На столе перед Анной лежал диспетчерский график, покрытый тонкой сеткой вертикальных и горизонтальных линий, по которым она с помощью диспетчерского лекала цветными карандашами наносила пройденный путь поездов своего участка. Тут же на длинной складной подставке висел микрофон. Слева от него помещался продолговатый черный ящичек – селекторный аппарат е маленькими ручками-ключами для вызова станций. В складках материи, драпирующей стены диспетчерской, потрескивал репродуктор. Чуть пониже висели большие электрические часы. Прямо перед глазами – расписание движения поездов.
Повернув селекторный ключ, Анна вызвала Песочную.
– Как двенадцать сорок два? – назвала она в микрофон номер поезда отца.
– Прибыл по расписанию, – отозвался из репродуктора простуженный голос дежурного по станции Песочная.
– У него набор воды в Городище, а за ним следом Доронин идет с двумя с половиной тысячами. Не задержит он Доронина? Вызовите его к селектору.
– Понял вас, – отозвался дежурный.
А спустя несколько минут из репродуктора послышался голос Петра Петровича.
Анне хотелось сказать ему просто: «Папа, постарайся, пожалуйста, не подвести Сергея», и еще что-нибудь теплое, ободряющее, но вместо этого при шлось спросить официально:
– Вы знаете, Петр Петрович, что следом за вами идет Доронин с тяжеловесным?
– Знаю, товарищ диспетчер. Можете не беспокоиться – не подведу Доронина.
– Но у вас набор воды в Городище.
– Воды хватит. Обойдусь без набора.
«Молодец папа!» – радостно подумала Анна, но в микрофон сказала своим обычным официальным голосом:
– Тогда пропущу вас через Городище с ходу.
Медленно текли минуты. Поезд Рощина по графику должен был проследовать через Городище только в пятнадцать часов сорок минут. За окном гремели зенитки, сотрясая стены здания, но Анна, казалось, не слышала ничего. Ее беспокоил лишь отец да Сергей Доронин с его двумя с половиной тысячами тонн важного для фронта груза. Сам командарм уже не раз справлялся о нем у начальника станции, и Анна знала об этом.
Трижды тяжело грохнуло что-то неподалеку от станции. С потолка на голову Анны посыпалась известка.
«Опять бомбят…» – с тревогой подумала она.
Но в это время раздался голос из репродуктора, и Анна уже ничего не слышала, кроме него.
– Диспетчер!
– Я диспетчер.
– У селектора Городище. Двенадцать сорок два прошел тридцать пять.
«Наконец-то!» – облегченно вздохнула Анна, взглянув на часы. Стрелка их была на пятнадцати часах тридцати пяти минутах, но дежурный по станции Городище доложил Анне только минуты, так как в диспетчерской службе для лаконичности не принято называть часы.
Отец, значит, прошел Городище на пять минут раньше времени, предусмотренного графиком!
«Молодец папа! – мысленно воскликнула счастливая Анна. – Ты всегда был хорошим машинистом, а теперь помолодел словно. Непременно напишу об этом Алеше и Лене на фронт…»
И тут снова вспомнила она Сергея. Это ведь он вдохновил ее отца на такой подвиг…
От этих мыслей весь день у Анны было хорошее настроение, и она увереннее, чем всегда, командовала своим диспетчерским участком, смелее принимала оперативные решения, а к концу смены многие опаздывавшие поезда ввела в график.
РАЗГАДКА КРАПЛЕНОГО ПИСЬМА
Капитан Варгин был специалистом по расшифровке секретных донесений. Ему и поручил майор Булавин заняться письмом Марии Марковны, написанным рукою Гаевого.
Капитан тщательно исследовал его, но сразу ему не удавалось обнаружить никаких следов шифровки. А когда он сделал снимок, письмо оказалось покрытым множеством мелких, беспорядочно разбросанных крапинок. Решив, что крапинки могли получиться на снимке случайно, вследствие недоброкачественной фотопленки или фотобумаги, Варгин повторил опыт. Но результат и на этот раз оказался тот же.
«Выходит, что крапинки тут не случайно», – решил капитан.
Гаевой, видимо, нанес их на письмо таким химическим веществом, которое обнаруживалось лишь при фотографировании. Не было сомнений, что он хотел скрыть их от посторонних глаз.
Придя к такому заключению, Варгин вооружился лупой, пытаясь обнаружить в положении подозрительных крапинок какую-нибудь систему. Но после нескольких часов напряженной работы вынужден был отказаться от своего намерения. Крапинки по-прежнему казались капитану хаотически разбрызганными по всему тексту и пустым полям письма.
Был уже поздний вечер, когда майор, занимавшийся весь день срочными делами, вызвал Варгина к себе.
– Ну как, Виктор Ильич, поддается разгадке криптограмма Гаевого? – спросил он капитана.
– Не поддается, товарищ майор, – уныло проговорил Варгин, нервно теребя в руках фотокопии письма и листки исчерченной замысловатыми знаками бумаги. – Никак не могу нащупать систему в сумбуре этих чертовых крапинок.
Варгин прекрасно разбирался во всех тонкостях искусства дешифровки, но у него бывали моменты, когда ему начинало вдруг казаться, что он зашел в тупик. Тогда инициатива покидала его, и он прекращал поиски.
Майор знал этот недостаток своего помощника и всегда старался ободрить его.
– Дайте-ка мне посмотреть эти таинственные крапинки, – попросил он Варгина, протягивая руку за снимками письма. – Быть не может, чтобы тут так уж все было неприступно.
– Я перепробовал все, – пожал плечами капитан. – Сначала пытался читать буквы письма, на которых были крапинки, справа налево, потом слева направо, затем через букву, через строчку и вообще самыми невероятными способами, однако у меня все еще нет ни малейшей ниточки, за которую можно было бы уцепиться.
Капитан Варгин произнес это совершенно безнадежным тоном, не допуская и мысли, что Булавин сможет ему помочь.
Майор долго рассматривал снимки в сосредоточенном молчании. Он знал, как любил капитан хитроумные головоломки, как мог сутками без сна и отдыха сидеть над группами цифр или замысловатыми рисунками орнамента, в графических линиях которого были запрятаны схемы дорог и станций, зарисованных шпионами. Ему можно было поверить, что он перепробовал все возможные комбинации читки крапленых букв на снимке письма. Видимо, и в самом деле криптограмма была необычайно замысловатой.
– Я бы отпустил вас спать, капитан, – медленно, будто все еще раздумывая над чем-то, проговорил наконец Булавин, – однако к утру мы должны возвратить на почту это письмо.
– А нельзя разве задержать его до следующей отправки? – удивился Варгин.
– Это исключается, – тоном, не терпящим возражений, произнес майор, потирая усталые глаза. – Письмо необходимо возвратить на почту и отправить по адресу без задержки, но до этого непременно нужно узнать его тайный текст.
Булавин взял со стола сильную лупу и, внимательно рассматривая через нее снимки, продолжал:
– Нам нужно, товарищ Варгин, чтобы ни Гаевой, ни его адресат не подозревали о том, что мы напали на их след. Малейшая задержка письма может их насторожить. А что касается замысловатости шифра, то не хитроумнее же он всех прочих, уже разгаданных вами.
Капитан, задумавшись, низко склонил голову над снимками. Не поднимая глаз на майора, спросил:
– Профессиональное чутье вам это подсказывает или есть более убедительные причины?
Булавин ничего ему не ответил, встал из-за стола и не спеша стал прохаживаться по комнате. Он ходил так довольно долго, ни на минуту не останавливаясь и не произнося ни слова. Варгин терпеливо ждал его объяснений, рассеянно перебирая фотографии и изредка поглядывая на майора.
Прошло уже несколько минут, а Булавин все еще ходил по комнате, будто забыв о существовании Варгина. Неожиданно остановившись перед столом, снова взял из рук капитана фотокопии письма Гаевого. Долго, внимательно рассматривал их на свет и наконец заявил убежденно:
