Русь нерусская (Как рождалась «рiдна мова») - Александр Каревин

Еще один известный закарпатский деятель — Иван Раковский недоумевал по поводу стремления российских украинофилов создавать отдельный малорусский язык и литературу: «Как могла образоваться в пределах самой же России партия, отвергающая настоящий письменный русский язык? Что в Австрии готова почва для подобного рода деятелей — это нам понятно: ибо, само собой разумеется, что немецкое правительство равнодушно не может смотреть на преуспеяния другой народности, могущей, в свое время, оспаривать преобладание немецкого элемента; но что в России, и именно между соплеменниками нашими малороссами находятся мечтающие об образовании малорусской литературы, отдельной от настоящей русской, это, конечно, приводит нас в изумление… Мы должны заметить, что нисколько не видим нужды покинуть настоящую русскую литературу и гоняться за призраками какой-то новой малорусской литературы» {558}. Раковский удивлялся намерению возвести неправильное произношение некоторых русских слов в грамматические нормы и на такой основе создать новый язык: «Не находим мы никакой ни грамматики, ни логики в употреблении следующего образа писания: „вже“, „де“, „ще“, „усе“, „гострий“, „читав“, „говорить“, „у церковь“, „у корові“ и пр. вместо „где“, „ещё“, „всё“, „острый“, „читал“», „говорит“, „в церковь“, „в корове“». По его мнению, многие слова в отдельных местностях произносятся по-своему, отлично от правильного литературного произношения, и от произношений других местностей. Например, «знау», вместо «знаю», «цярь» вместо «царь», «читат» вместо «читает» и т. д. Сколько же пришлось бы создавать языков? {559} «Мы не считаем настоящую русскую литературу чуждою для малорусского племени, трактуем ее как общее достояние всех русских» {560},— делал замечание угрорус.

«Угорская Русь хорошо знает, что малороссы с великороссами образуют один русский народ, неразрывно связанный одним знаменем языка» {561},— заявляли угрорусские деятели в печати. Такие настроения безраздельно господствовали в Закарпатье. Конечно, и там власти делали все возможное, чтобы местное население забыло о своем русском происхождении. Однако, в отличие от австрийских немцев и поляков, венгры (после преобразования в 1867 году Австрийской империи в Австро-Венгрию Закарпатье вошло в венгерскую часть государства, а Галиция и Буковина остались австрийскими) не жаждали насаждать в Угорской Руси украинство. Они предпочитали превращать эту область в чисто венгерскую.

После окончания Первой мировой войны закарпатские общественные деятели однозначно высказались за воссоединение с Россией. Но, будучи враждебно настроены по отношению к советской власти, они приняли решение о временном (пока в России не будут свергнуты большевики) вхождении края в состав Чехословакии. (При этом сами закарпатцы не сидели сложа руки. Они сформировали несколько добровольческих отрядов, которые через территорию Румынии переправились в Россию и в рядах армии Деникина приняли участие в гражданской войне.)

В чехословацких правящих кругах поначалу не было единого мнения насчет национальной политики в Подкарпатской Руси (так называлось Закарпатье в составе Чехословакии). Первый премьер-министр нового государства К. Крамарж считал украинское движение изобретением немцев и не скрывал своего презрения к нему. Зато президент страны Т. Масарик ненавидел русских и потому поддерживать украинофильство считал своим долгом. Вот только Крамарж оставался премьер-министром всего несколько месяцев, а Масарик занимал высший государственный пост на протяжении многих лет (до 1935 года). Это и определило политику Праги. Она была направлена на насаждение «украинской национальной идеи». Из госбюджета выделялись немалые средства на финансирование украинских организаций, пропаганду украинского языка. Иногда использовались и силовые методы. Но к массовому террору власть все-таки не переходила (что объяснялось заступничеством за закарпатцев короля и правительства Югославии, бывшей тогда союзницей Чехословакии), а без него насадить «рідну мову» не получалось.

Органы местного самоуправления в Ужгороде и Мукачеве использовали в своей работе русский литературный язык. По-русски же были написаны вывески с названием улиц в закарпатских городах. Русский язык преобладал и в общественной жизни. А вот в системе образования, стесненной инструкциями чешского министерства, наблюдалось двуязычие. Министерство запрещало преподавание в школах на русском литературном языке и даже изучение самого этого языка, старалось не допустить в учебные заведения русскоязычных учебников. На должности учителей приглашались «национально сознательные» галичане. «Чешское правительство импортировало украинских сепаратистов из Польши, Австрии и даже Германии» {562},— отмечалось в Памятной записке Центральной Русской Народной Рады, переданной в июле 1938 года тогдашнему премьер-министру Милану Ходже, при котором политика несколько изменилась в благоприятную для русского населения сторону.

Такая «искусственная парниковая украинизация» (выражение из той же Памятной записки) объяснялась не только русофобскими настроениями чехословацкой правящей верхушки, но и практическими соображениями. Получив во временное управление Подкарпатскую Русь, Прага решила прибрать ее к рукам навсегда. Препятствием к чехизации Закарпатья было распространение там русского языка. «Никто не согласился бы променять русский литературный язык на чешский или на словацкий. Но с украинским языком мы можем конкурировать» {563},— заявлял в узком кругу министр народного просвещения Вавро Шробар. Отсюда и проистекала поддержка властями «национально сознательных» деятелей.

Однако языковая ситуация в школах и вузах больше, чем от министерских приказов, зависела от состава педагогического коллектива. В тех учебных заведениях, где не было засилья галицко-украинского элемента, как правило, учителя сами вводили русский язык. В результате — единого языка обучения в Закарпатье не существовало. В Ужгородской гимназии обучение велось на украинском языке, в Мукачевской — на русском, в Хустской — частично на одном, частично на другом. В учительском институте Мукачева предметы преподавались по-русски, в торговом училище — по-украински и т. д. Разумеется, сложившееся положение не могло устраивать население. «Нам нужна русская, исключительно русская школа. Мы требуем на нашей Руси русскую школу, всякая украинизация и чехизация должна быть немедленно приостановлена»,— заявляла местная печать. Как указывалось в закарпатских газетах, «Украина и все украинское — одни только фикции,— при том фикции, созданные с предвзятыми целями и стремлениями. Среди народов вообще, а в частности среди славян никогда не было украинского, а значит не было и украинского языка» {564}.

В конце концов закарпатцам удалось в 1937 году добиться официального разрешения властей на использование в школах русскоязычных учебников. Вслед за тем, в конце того же года, министерство просвещения провело в Закарпатье всенародный опрос о языке обучения в школах. «Каждый селянин получил два билета,— вспоминал закарпатский общественный деятель Михаил Прокоп.— На одном было написано: „малоруський язык (украинский язык)“, на другом — „великорусский язык (русский язык)“. Несмотря на жульничество со словами „малорусский“ и „великорусский“ — ибо малорусский народный язык это не украинский язык, а русский язык (литературный) это — не великорусский, наши самостийники потерпели полное поражение, ибо 86 процентов селян, подчиняясь тысячелетнему чувству единства всего русского народа, голосовали за „великорусский язык“» {565}. (Сегодня результаты этого опроса, да и сам факт его проведения старательно замалчиваются на Украине.)

Двуязычие царило и в прессе. 14 закарпатских газет выходили на русском языке, 8 — на украинском. В целом же, как свидетельствовал видный закарпатский ученый Г. Геровский, образованная часть населения «говорит на языке, словарный состав и морфология которого являются русскими литературными, но имеют особенности собственного подкарпатского произношения. Менее образованные люди говорят на местных говорах с большей или меньшей примесью книжных выражений». Что же касается «рідной мови», то «галицко-украинский литературный язык распространяется с очень большим трудом, и даже выпускники гимназии с украинским языком обучения не в состоянии полностью преодолеть трудности в произношении, которое очень существенно отличается от естественных звуков подкарпаторусской речи» {566}.

Наглядно характеризует языковые отношения в Закарпатье факт, приводимый в воспоминаниях Михаила Прокопа: «До второй мировой войны книгоноши (протестантские) продавали в нашем краю Библии на разных языках. По статистике, напечатанной в карпаторусских газетах за известный отчетный период, там книгоношам удалось продать 2000 Библий на русском языке и только 150 на украинском» {567}.