Тайна апостола Иакова - Альфредо Конде

Адриан не смог прореагировать нужным образом, и единственное, что ему удалось пробормотать, было:

— Что?

— Я спрашиваю, о каких мощах ты говорил, когда тряс Клару?

— О тех, что покоятся здесь, внизу, — наконец ответил Адриан после долгой паузы, которую комиссар счел благоразумным не прерывать.

— Где именно? — спросил Андрес Салорио, прекрасно зная, какое место имеет в виду племянник декана. Воистину собор был громадной матрешкой, полной тайн и сюрпризов.

— Там, под центральным нефом, в захоронениях средневекового некрополя, — вновь ответил Адриан, уже более спокойно.

В это мгновение Андрес почувствовал, что где-то там, впереди, забрезжил робкий лучик света, и, сам толком не зная почему, снова спросил:

— А еще где?

— Там, — ответил Адриан, протягивая руку и указывая на самый центр главного алтаря, то есть на центр мира, пуп земли, где покоились останки святого апостола Иакова, Сына Грома, брата по плоти Иисуса из Назарета, Христа Спасителя.

10

Компостела, понедельник, 3 марта 2008 г., 17:45

Когда, следуя распоряжениям комиссара, Клара Айан спустилась с крыши собора, она почувствовала, что начинает испытывать симптомы нервного возбуждения, предвестника паники, которой она так боялась.

Адвокатесса осознавала, что была единственным в мире человеком, который мог поведать о том, как именно скончался преподобный. Проблема заключалась в том, насколько люди, призванные выслушать рассказ, будут готовы принять ее версию за истину. Прозвучавшие в ее адрес обвинения племянника покойного клирика увеличили возможность того, что число не склонных верить ей людей будет только расти. Тот факт, что всего двое суток назад именно она обнаружила труп Софии Эстейро, значительно усиливал эту возможность. Размышления на эту и подобные темы как раз и вызвали у Клары то самое нервное возбуждение, о котором шла речь выше.

Сразу после трагедии Клара Айан проявила поистине поразительную выдержку. Увидев, что дон Салустиано не дышит и не подает никаких признаков жизни, вместо того чтобы испугаться, она, напротив, исполнилась мужества и самообладания, успокоилась, насколько это было возможно, и вызвала медицинскую помощь 061.

Теперь же ее нервы не выдержали. И без того крайне возбужденное состояние усугубил жест Адриана, заставивший ее содрогнуться: племянник декана, вытянув вперед правую руку, указывал в сторону крипты, где покоятся останки сына Зеведея и Марии Саломии, родного брата Иоанна Богослова и брата по плоти Иисуса Христа. Да, Адриан показывал на то место, где, по общепризнанному мнению, покоятся человеческие останки, признанные мощами апостола. Мучительный приступ паники полностью овладел всем ее существом.

Наблюдавший за ней врач скорой помощи, оценив новый поворот в клинической картине пациентки, взял аптечку и поспешил к адвокатессе.

Клара сидела, прислонившись спиной к стене, и судорожно хватала воздух ртом. Врач открыл аптечку, извлек оттуда ампулу, потом вынул из упаковки шприц и без всяких промедлений профессиональным жестом сделал женщине инъекцию транквилизатора.

Она позволила ему это сделать, не оказав никакого сопротивления; похоже, она даже не заметила укола. Все ее внимание было приковано к дуэту, образованному комиссаром и племянником покойного декана. Вскоре ею овладело приятное ощущение отрешенности от действительности, навевающее спасительный сон. Позднее она вспомнит, как возле нее установили носилки, на которые, укрыв сверху одеялом, ее заботливо уложили. И тут она забылась приятным сном.

Ей приснилось, что она нагая скачет верхом на ботафумейро. Огромное кадило раскачивалось под куполом собора с севера на юг и с юга на север, и она чувствовала, как дым, извергающийся из внутренностей сего странного летательного аппарата, призванный очищать от грехов, одурманивает ее своим ароматом.

По мере раскачивания кадила она вдруг начала ощущать довольно ощутимый жар в интимных местах — жар, который даже вселил в нее опасения по поводу того, не облегчает ли она ненароком свой мочевой пузырь. Впрочем, эта вероятность нисколько ее не обеспокоила, и у нее возник единственный вопрос: сохранится ли сие приятное ощущение после того, как настанет грустный момент прощания с восхитительным летательным кораблем.

Сейчас же полет достиг своего апогея. Боже, какой это был полет! Траектория, которую Клара описывала вдоль трансепта святого храма Сантьяго-де-Компостела, представляла собой дугу длиной шестьдесят пять метров, по которой она неслась со скоростью шестьдесят восемь километров в час.

Когда Клара оказывалась в северной части трансепта, она иногда видела декана, выходившего из полумрака, а иной раз — Адриана с комиссаром, невозмутимо продолжавших указывать на пуп земли.

Эта троица сопровождала ее на протяжении всего сна. Когда она уносилась на юг от средокрестия, связь с остававшимися на галерее поддерживалась с помощью флажков, похожих на те, что используют на море.

Скорость ее только опьяняла, а аромат благовоний уносил в заоблачную даль.

Всякий раз, приближаясь к центру, она чувствовала, как раскачивающие кадило восемь служителей в багряных одеждах — тираболейрос — с силой дергают за канаты, придавая ускорение огромной металлической чаше.

Тринадцать пролетов трансепта рассекали на части монотонное гудение воздуха, перемещаемого стремительным раскачиванием кадила. Так бывает, когда мы мчимся на автомобиле с открытым окном и мимо нас со свистом проносятся телеграфные столбы, дорожные указатели или перила моста. Единственная разница заключалась в том, что в Кларином сне математическая точность, с какой рассекался воздушный поток, накладывалась на нестройный аккомпанемент свирелей. В результате возникала жуткая мантра, пронизывавшая все ее существо.

Невозможность разгадать загадку магического хода серебряной махины было единственным, что омрачало чудесный сон Клары. Это движение не было похоже ни на инъекцию, ни на эжекцию, это было нечто совсем иное. По всей видимости, где-то внутри чаши находился центр всемирной гравитации, в котором воздух поворачивал вспять. Да-да, именно здесь располагался пуп земли. Наконец-то она это поняла. Правда, она не знала, станет ли от этого открытия счастливее или, наоборот, несчастней. Ей стало казаться, что ее заполняет антиматерия, она ощутила себя черной дырой и тогда решила, что лучше ей продолжать наблюдать за процессом вращения кадила, чем прислушиваться к странным порождениям своего разума.

Служители, раскачивающие кадило, тираболейрос, не двигаются с места, то есть почти не двигаются. Только их руки поднимаются и опускаются на несколько сантиметров всякий раз, когда чаша оказывается возле них. Чаша с сидящей на ней верхом Кларой.

В пароксизме движения наступает экстаз. Какую еще цель может иметь умопомрачительный полет над миром, если не достижение сего восхитительного состояния? В какое-то мгновение полет прекращается и чаша замирает в воздухе. Это похоже на удивительный миг дневного перемещения небесного светила, когда оно достигает зенита, тот самый уникальный момент, когда солнце доходит до наивысшей точки в своем шествии по небу и застывает в неподвижности. Однако если тут же, не теряя ни мгновения, оно не приступит к спуску, то и сам процесс движения, и его цель потеряют всякий смысл; наступит конец эволюции.

В траектории, которую описывает Клара, этот момент наступает несколько раз то в северной части трансепта, то в южной, ибо блаженство в разнообразии, а интересующая ее троица, состоящая из комиссара, декана и его племянника, располагается на разных концах галереи.

Очередной момент неподвижности был достигнут благодаря исходному толчку, сместившему дугу движения кадила на тринадцать градусов по отношению к вершине приводного механизма. В своем сне Клара соотнесла этот толчок с ударом ноги декана, который тот нанес по чаше, после чего переместился с южной части галереи на северную и продолжил попеременно переноситься с одной стороны трансепта на противоположную. В результате спустя восемьдесят секунд, по завершении шестнадцати циклов, амплитуда движения кадила значительно увеличилась, достигнув восьмидесяти двух градусов, и казалось, что чаша вот-вот врежется в свод, слава богу, пока не небесный, хотя и до последнего уже было рукой подать: скорость движения уже достигала девятнадцати метров в секунду.

Оставаясь во власти сна, Клара содрогнулась, осознав подстерегавшую ее опасность. Если кадило, на котором она восседает, исчезнет, превратившись в бесконечно малую частицу антиматерии, или канат, с которого свисает серебряная чаша и за который держится она, превратится в ниточку света с нулевой массой, полная механическая энергия, то есть сумма кинетической энергии и потенциальной энергии гравитационного поля, останется неизменной во времени. И тогда наступит небытие. То есть смерть.