Летим в Лас-Вегас! - Белинда Джонс

– Джейми! – говорит он наконец. – Я хочу познакомить тебя с Миа!

Иа-за его спины выступает нет, не блондиночка из «Спасателей Малибу». Гораздо, гораздо хуже. Настоящая красавица. – смуглая, экзотичная, с каштановыми кудрями до талии и кожей, словно жженый сахар. Небольшие, но прекрасной формы груди прикрнть! золотистым лифчиков от купальника. На узких бедрах – блестящий и переливающийся золотой саронг, В детстве у меня была кукла Пийпа – она выглядела точно так же, и я много лет мечтала о таких же волосах.

Но никогда – ни в детстве, ни в ранней юности – я не чувствовала себя глупее, чем сейчас.

– Миа, милая, это Джейми!

Она протягивает мне миниатюрную ручку. «Держи улыбку?» – приказываю я себе.

– Джейми мне как сестра, – доносится откуда-то издалека голос Зейна, – я ее очень люблю!

Надо что-то сказать. Губы мои кривятся, но изо рта не вылетает ни звука. Не говорить же, в самом деле: «Я тоже тебя люблю»

– Мне очень хочется, чтобы вы подружились, – продолжает Зейн, поглаживая шелковистое плечико Миа.

Меня пронзает тошнотворная ревность. Бежать, бежать немедленно! О чем я только думала, когда полезла в компанию этих сверхчеловеков? Знала бы свой шесток…

– Мне… мне надо позвонить, – звенящим от сдерживаемых слез голосом говорю: – Сейчас вернусь.

Я понимаю, что веду себя, как ненормальная, но не могу ждать ни секунды. Еще мгновение – и не сдержу крик, что рвется из груди. Я проскакиваю мимо удивленного Зейна и выбегаю вон из зала.

– К нему вернулась Миа! – выпаливаю я, как только Иззи снимает трубку. – Я только что с ней познакомилась. Даже «здрасте» не сказала – просто сбежала! Что мне делать?

– Как она выглядит?

– Что-то среднее между Мисс Гватемала и Покахонтас! – всхлипываю я. – Я этого не перенесу!

– Буду через четверть часа, – утешает меня Иззи. – Главное – переживи аперитив, а дальше я помогу!

Дрожащим голосом я лепечу слова благодарности и умоляю, чтобы она захватила с собой мою цветастую блузку и черный лифчик.

Так вот зачем Зейн летал в Лос-Анджелес! Я вешаю трубку и стою у телефона, угрюмо глядя в пол. Ну не смешно ли было надеяться на успех? Слава богу, он хотя бы представил ее прежде, чем я начала свою коронную речь. Как ни странно сейчас об этом думать, но дело могло бы обернуться гораздо хуже. Теперь, по крайней мере, мое унижение – моя личная проблема. Если доживу до конца обеда, не разрыдаюсь и никого не заколю вилкой, Зейн ни о чем не узнает.

Но, прежде чем предстать перед голубками, надо избавиться от цыплячьих филе. Идти в туалет я не осмеливаюсь – взгляд на себя в зеркало сейчас будет фатален. Поблизости нет никого, кроме старушки в соседней будке: я поворачиваюсь к возможным зрителям спиной, вытаскиваю проклятые приспособления из лифчика, с отвращением запихиваю в сумочку и бегу назад в «Кокомо».

По дороге сталкиваюсь с каким-то крашеным блондином. В ответ на мой извинения он улыбается: сияние его зубов ослепляет, словно фары встречного автомобиля на ночной дороге. Я моргаю и бегу дальше.

– Простите, мэм! – окликает он меня.

Я оборачиваюсь. В руке у него что-то пухлое и розовое. Так и знала, что это случится! Я делаю вид, что ничего не слышала, и иду своим путем.

– Мэм! – догоняет меня его голос. – Это не вы обронили? Мистер Белозубая Улыбка протягивает мне мою еще теплую грудь.

– А брокколи вы там не заметили? – говорю я, украдкой косясь на его зубы.

– Что?

– Видите ли, это мой завтрак! Цыпленок, брокколи, немного риса…

Он начинает хохотать. Я поворачиваюсь и бегу. Уже войдя в бар, я замечаю, что лифчик без брегелек сполз к талии. Грудь исчезла, зато появился внушительный живот. Как будто мало мне сегодня испытаний! Пригнувшись за неизменной пальмой у поста метрдотеля, стаскиваю лифчик и засовываю его в сумку, которую на этот раз тщательно застегиваю.

Зейн и Миа за столом стараются не слишком глазеть на мою внезапно съежившуюся грудь. Я сажусь, прикрываю свой позор белоснежной салфеткой и улыбаюсь так широко, как только могу.

– Ну вот, привет еще раз!

Оба дружелюбно и слегка обеспокоенно улыбаются.

– Прошу прощения, что так внезапно сбежала. Хотела поймать Иззи, пока она еще не ушла. Пусть тоже с вами познакомится! Она уже идет сюда. Но после обеда нам, к сожалению, надо будет уйти. Жаль, конечно, мы бы с удовольствием подольше поболтали с вами, Покахо… Миа, – вовремя поправляюсь я.

– Джейми, с тобой все в порядке? Ты что-то раскраснелась, – заботливо спрашивает Зейн.

– Думаешь? Наверно, еще не отошла после вчерашнего. Я немного перегрелась в горах.

– Ах да. Прости, что я вас подвел, но позвонила моя детка…

– У тебя еще и ребенок есть? – ахаю я.

– Да нет, – смеется он. – Моя детка – это Миа.

Ну разумеется. О чем я только думаю?

– Миа, вы решили вернуться в Лас-Вегас? – интересуюсь я, сообразив, что еще ни словечком не перемолвилась с прекрасным видением.

– Да, вы знаете, мне в Майами не понравилось. А когда услышала по телефону голос своего мальчика, то поняла, что Лас-Вегас навсегда останется моим домом!

Я открываю рот, не дожевав папайю, и несколько секунд молча пялюсь на собеседницу. Ну и голосок! Я ожидала соловьиного щебета, шелеста тропического бриза – а услышала голос, словно у какой-нибудь старой карги: пронзительный, визгливый, как скрежет ножа по стеклу.

– Э…и по-прежнему собираетесь работать спасательницей?

– Да, конечно! Завтра приступаю! Начальство просто в восторге!

Нет, не галлюцинация. Действительно такой голос. Как ни стыдно в этом признаться, мне становится легче.

– Вот здорово! Это надо отпраздновать! – улыбаюсь я и обращаюсь к проходящему мимо официанту. – У вас найдется кувшин пинаколады?

– Разумеется!

– А вы, ребята, чего-нибудь хотите? – Они изумленно смотрят на меня. – Шучу, это на троих!

Миа заправляет чудные волосы за изящное ушко и говорит: – Всегда восхищалась девушками, которым хватает смелости так коротко стричься!

Что это она, черт возьми, имеет в виду? Разве я похожа на скинхеда? Может быть, хочет сказать, что короткой стрижке недостает женственности? Я мило улыбаюсь.

– Думаю; вы – не частая гостья в парикмахерских. Держу пари, вы растите волосы с младенчества!

– Как вы догадались? – польщенно улыбается она.

Из каких-то мазохистских соображений я спрашиваю, как они познакомились, и выслушиваю всю сахарно-сиропно-карамельную историю с начала до конца. Пинаколада помогает мне смириться с судьбой: Иззи застает меня уже с пером цвета фламинго в волосах и розовой орхидеей там, где прежде был могучий бюст. Вид моего обвисшего топика ее потрясает: