Князь тумана - Мартин Мозебах

Лернер с облегчением вздохнул. Затем в окне второго этажа он увидел очертания женской головки.

Прядь волос выбилась из прически, показалась ручка, небрежно отбросившая прядь назад. Одинокая зрительница не подала виду, что она заметила Лернера.

"А это еще что такое?" — испуганно спросил себя Лернер, когда, раздеваясь в гостинице, он вдруг заметил, что вся ладонь его густо покрыта красными пятнышками. Вышитый бисером узор гранатового плода, словно татуировка, отпечатался на его ладони. И даже утром еще оставался его розовеющий след.

28. "Банковский торговый дом В. Корса" вступает в действие

Контора "Банковский торговый дом В. Корса" располагалась в Любеке по адресу: Менгштрассе, 12, в кирпичном здании, построенном двести лет назад. На почерневшей от копоти старинной стене сверкала ежедневно начищаемая медная табличка с надписью, стилизованной под английский письменный шрифт, напоминая своим видом золотой чековый бланк. Тяжелая входная дверь открывала вход в вестибюль, за ним начинались ряды больших конторских помещений, из которых редко доносились какие-то звуки, кроме громкого скрипения передвинутого стула да тоненького, как звон кузнечиков, царапанья стальных перьев по листу канцелярской бумаги. Даже шепотом произнесенное "здравствуйте" воспринималось тут как нарушение порядка, по крайней мере так казалось по выражению, застывшему на лицах усердно строчивших людей, когда они, вскинув головы, оборачивались к вошедшему. В "Торговом доме В. Корса" по старинке писали все от руки. Так было солиднее. Переписчики, трое пожилых мужчин, достигли в своем почерке той степени аскетизма, при которой в нем не оставалось ничего индивидуального, и изливали на гладкий бумажный лист цвета слоновой кости потоки черно-синих чернил в виде тонких, как волосок, и жирных, проведенных с нажимом линий. Эти переписчики всю жизнь прослужили в "Банковском торговом доме В. Корса"; вот уже сорок лет отсидели они на высоких стульях перед освещенными светом зеленых ламп конторками, наполняя все новым содержанием все те же старые бланки. Наверху, в своем нарядном кабинете, обставленном добротной мебелью в стиле "ренессанс", с барочной лепниной на потолке, — сидел господин Коре. Один только письменный стол весил так много, что его пришлось поднимать наверх через окно при помощи подъемного крана, потому что столько грузчиков, сколько требовалось для переноски этого сугубо непортативного предмета, просто не могло поместиться на узкой лестнице. Медную вывеску у дверей поместил там еще покойный отец нынешнего господина Корса по имени Вильгельм, назвавший своего сына Вальтером, так как в этом имени ему слышалось что-то английское. При всей внешней солидности, которой на первый взгляд отличалось заведение на Менгштрассе, 12, казалось бы говорившей о том, что "Банковский торговый дом В. Корса", пропитанный духом Любека, испокон веков существовал в этом городе и, более того, сам принадлежал к тем институтам, из которых этот дух произрос, он на самом деле был совсем молодым предприятием, которое еще только осваивалось на любекской почве, усиленно привлекая новых клиентов. "В. Коре" всего лишь год тому назад вынужденно расстался с двумя компаньонами, которые на самом деле со дня основания этого предприятия были его главными столпами. Без фирм "Аппельбек и сыновья" и "Вильгельм Бинзенгоф" банковский дом Корса никогда бы не мог возникнуть. Аппельбек занимался оптовой торговлей, а Бинзенгоф был владельцем судоходного и транспортно-экспедиционного предприятия. Оба предприятия сделали молодого Вильгельма Корса, который работал у Бинзенгофа в качестве доверенного лица, своим зарубежным представителем, когда им потребовалось открыть в Англии собственный банковский филиал для проведения некоторых сделок. Остановившись на Вильгельме Корее, они сделали удачный выбор: он был хорошим банкиром и так толково распорядился порученными его попечению средствами, что вскоре "Банковский торговый дом В. Корса" стал восприниматься в деловом мире как самостоятельное предприятие, каковым он, однако же, никогда не был. Старому Корсу принадлежало ровно десять процентов капитала в носившем его имя банке, как это и было изначально задумано всеми участниками. Если такому предприятию был отпущен сравнительно длительный срок существования, то со временем оно неизбежно приобретало в ганзейском мире характер признанного института, что и произошло в данном случае как раз тогда, когда "В. Коре" перешел от отца к сыну. Тот факт, что это предприятие было частью другой кровеносной системы, к этому времени почти забылся.

И тут произошло то, чего всегда опасался старший Коре, а младший и вовсе считал невозможным: у Аппельбека "неважно пошли дела", причем это случилось не вдруг, а незаметно и постепенно, но зато теперь все лопнуло с треском. Необходимую наличность, которая потребовалась Аппельбеку, он, не утруждая себя лицемерными извинениями, с радостью вытянул из "В. Корса". Бинзенгоф же попал в лапы алчного совокупного наследника (совокупные наследники всегда бывают алчны). Все, кто входил в эту группу, были одержимы только одной мыслью — поскорее добраться до живых денег; все эти дамы и господа давно переехали из Любека в другие города и отстаивали свои интересы заочно. Для Вальтера Корса, который к этому времени уже достиг средних лет, имел жену и детей и привык жить на широкую ногу, это означало, что он должен либо от всего отказаться, либо продолжать дело на свой страх и риск. Тысячи глаз следили за каждым его шагом. На словах ему сочувствовали, бывало, даже похлопывали по плечу, а между собой говорили: "Надо подождать и посмотреть, что будет дальше". Разве банкир Коре стал бы связываться с Компанией по освоению Медвежьего острова, пока он ехал на буксире у Аппельбека и Бинзенгофа?

Коре не позволял себе задаваться такими вопросами. Перед ним стояла фотография отца, коммерции советника В. Корса, сделанная в день его семидесятипятилетия. Сероглазый старик стоял у своего письменного стола, устремив взгляд в пространство. Букетов, которыми было уставлено все вокруг, точно он собрался торговать ими на рынке, он даже не замечал. Его рабочий кабинет был обставлен скупо, без намека на художественные претензии, сын любил подчеркивать, что в этом сказывается не спартанский дух, а стремление к дешевизне, и цветы казались тут чуждым элементом, в этой комнате никогда не стояло цветов. Здесь все было выдержано в буроватых тонах сигары, включая мысли самого советника.

"Перед тем как начать — сомневайся, расспрашивай, простукивай. Но уж коли начал, тогда прочь все сомнения!" — таков был девиз отца, крутой, прямолинейный, и с этого пути его нельзя было сбить никакими букетами. Однако ведь Медвежий остров существует. Он занесен в географические атласы, уже до Лернера там побывали другие люди и описали его. Корсу тесновато было примеривать на себя то убожество, которое осталось от "Банковского торгового дома В. Корса". Сейчас он рассыпался перед такими клиентами, которые еще полгода тому назад не посмели бы даже подняться по лестнице в его ренессансный кабинет. "М-да, — говорили в тех кругах, к которым он, к своему утешению, до определенной степени по-прежнему принадлежал, — некоторые, начав с малого, растут вверх, а некоторые родятся большими, а потом растут вниз". Он был прав, сердясь на такие глупости. Ведь действительно же, не по его вине "В. Коре" утратил свой былой размах. Зато Коре радовался собственной предусмотрительности: догадался же он в свое время жениться на госпоже Коре. В их семействе было на что опереться, и в Любеке это знали.

За счет этого, конечно, возрос ее авторитет. Предприятие по освоению Медвежьего острова приобрело в ней ревностную поборницу, что было немного странно, поскольку уголь ее, в сущности, не волновал. Она больше интересовалась Венецией, отсюда и письменный стол — ее подарок, громоздкая вещь из массивного эбенового дерева, дорогое приобретение, а так как все остальное в комнате к нему не подходило, пришлось покупать туда все новое.

— Прислушайся к этому симпатичному молодому человеку, предоставь ему делать по-своему, — говорила госпожа Коре в супружеской спальне, откинувшись на гору подушек. С каждым словом, которое она произносила, ее полные губки посылали в воздух поцелуй. Порой эта подчеркнутая демонстрация губ так раздражала мужа, что он даже отводил глаза. Но порой ему это даже нравилось. — Вид у господина Лернера очень приличный, он хорошо сложен. Ему только надо следить, чтобы не располнеть, как ты, — продолжала жена.

Брюшко Вальтера Корса было темой постоянных шуток супругов. Госпожа Коре поддразнивала мужа, но в то же время давала понять, что животик этот ей нравится. Сие служило прелюдией маленького супружеского ритуала, перед которым постороннему человеку остается только скромно отвести глаза.