Лев и Аттила. История одной битвы за Рим - Левицкий Геннадий Михайлович

Строительство дороги было начато цензором Гаем Фламинием в 220 г. до н. э. Спустя три года его имя вновь попадет в историю (на этот раз в связи с событием, весьма печальным для Рима). Консул Гай Фламиний погибнет в сражении с Ганнибалом у Тразименского озера, а вместе с ним будет изрублена карфагенянами большая часть римского войска. О неудаче, постигшей консула в конце жизни, римляне забыли, а Фламиниевой дорогой, связавшей Рим с Адриатическим побережьем, они пользовались многие столетия.

Римляне одержали немало славных побед на море, и все же с недоверием и опаской относились к морской стихии, отдавая предпочтение передвижению по суше, и сделали все, чтобы оно было комфортным и скорым. Римские дороги и впрямь были прекрасны. Они позволили в некоторой степени не только покорить множество государств и народов на всех известных континентах, но и связать их общей культурой, традициями, языком — в общем, создать римский мир.

Вроде бы при строительстве дорог не применялось никаких хитростей, и строили их обычные легионеры в свободное от походов время, да помогали им рабы, но служили эти сооружения столетия и тысячелетия. Удивительно даже не то, что все три части света вокруг Средиземного моря были опутаны, словно паутиной, прекрасными трассами, мощенными камнем. Более достойно удивления то, что римские дороги были прямыми, словно полет стрелы, по кратчайшему пути связывая с Вечным городом все значимые города. Римляне предпочитали единожды проделать колоссальный труд, чтобы упростить себе жизнь на все последующие времена. На реках строились мосты, в лесах раскорчевывались просеки, на болотах возводились дамбы из камня и грунта, в горах прорубались тоннели, срезались высокие холмы и засыпались озера — никакое препятствие не могло заставить римлян сделать крюк в несколько миль.

Через тысячу шагов ставились каменные столбы — ми-левые камни. На них указывалось расстояние до ближайших городов, и путник мог распределить свои остановки в дороге: на обед, ночлег, смену лошадей.

Едва посольский караван тронулся в путь, как Авиену и Тригецию понадобилась остановка. Лев и Проспер не стали дожидаться их, поскольку опытный возница сказал, что легкая двуколка без труда настигнет тяжелую, груженную багажом повозку Великого понтифика. Заблудиться было невозможно: прямая Фламиниева дорога тянулась до самого Аримина. Но дело обернулось совсем не так, как должно быть по всем разумным предположениям. Авиен и Тригеций не появились до захода солнца. Лев с Проспером заночевали на придорожном постоялом дворе. И утром они не слишком торопились, так как надеялись увидеть спутников, но поездку опять довелось продолжать без них. А с Авиеном и Тригецием случилось следующее…

Прогулка по придорожному кустарнику не помогла обжорам. Они добросовестно пытались и далее следовать за Великим понтификом, но каждый удар колес по булыжнику отдавался болью в их телах. С каждой милей им становилось хуже и хуже. Лица их сменили цвет — с красного на бледный. Посланники императора поняли, что плохо им не только от обилия поглощенной пищи.

— Кажется, в таверне нам подали зайца, которого готовили для императора, но по какой-то причине не подали ему на стол, — высказал догадку Тригеций. — Не удивительно, что мы так мучаемся. Ведь Валентиниан мог проезжать мимо этой таверны недели две назад, когда переселялся из Равенны в Рим.

— Я чувствовал нехороший привкус в этом зайце, — начал вспоминать Авиен. — Но пройдоха-повар умело скрыл недостатки блюда какими-то специями, а с хорошим вином я и вовсе позабыл о своих подозрениях.

Они хотели вернуться и убить повара, подавшего несвежую пищу, однако, посмотрев друг на друга, поняли, что скорее сами падут жертвой его черпака. Не имея сил на обратный путь, Авиен с Тригецием медленно двигались на север по Фламиниевой дороге. Они несказанно обрадовались, когда впереди замаячил небольшой город Нарна.

Слуги были посланы вперед, с тем чтобы отыскать в городе врача. В Нарне послы двое суток пролежали под присмотром врача. Местный эскулап заставлял их голодать, без меры поил горькими снадобьями и столь же много требовал с больных денег. К концу второго дня Авиен прогнал врача, непомерный аппетит к деньгам которого стал невыносимо раздражать. Утром третьего дня оба римлянина почувствовали себя намного лучше. Поскольку их еще одолевала слабость — то ли от болезни, то ли от голода — послы решили и третьи сутки провести на постоялом дворе Парны, крайне осторожно знакомясь с кухней здешнего повара.

Лев понимал, что между Римом и Аттилой нет ни хорошего войска, ни природных препятствий, ни рукотворных преград. Превосходные дороги, построенные римлянами для покорения других народов и удержания их в повиновении, теперь готовились послужить врагам Рима. Поскольку дело было слишком важным и, возможно, спасение Рима зависело то скорости его передвижения, то Льву пришлось забыть о существовании Авиена и Тригеция. Без крайней нужды не делая остановок, тяжелая четырехколесная повозка благополучно достигла Аримина. В этом городе заканчивалась Фламиниева дорога, но брали начало две другие. Эмилиева дорога (строительство которой в 187 г. до н. э. начал консул Марк Эмилий Лепид) тянулась через множество городов на италийский север. Заканчивалась она в долине реки По — то есть, в тех местах, где хозяйничали гунны. Вторая дорога Попилия-Энния, построенная в 132 г. до н. э., шла в северо-восточном направлении. Значение ее возросло именно в V столетии, когда оказавшаяся на этой дороге Равенна была избрана столицей Западной империи. Возвысившаяся и разбогатевшая Равенна, конечно же, могла заинтересовать Аттилу. Льву необходимо было выбрать одну дорогу из двух — и не совершить ошибку.

Проспер взял на себя решение этой задачи и справился с ней довольно скоро. Секретарь раззнакомился с постояльцами гостиницы, из которых половина оказалась северянами, спасавшимися от ярости гуннов. Он побеседовал с десятком напуганных людей и через час был уверен: если двигаться по Эмилиевой дороге, встреча с Аттилой неминуема.

Небольшое недоразумение возникло, когда нашим путникам понадобилось заменить на станции уставших лошадей, одна из которых вдобавок захромала. (Так как за потерю императорского имущества взыскивалось строго, то повторилась уже знакомая история.) Здешний декурион, как только узнал, в какую сторону направляются послы, наотрез отказался выдавать свежих коней. Оставляемые ему взамен лошади не понравились, и в особенности захромавшая кобыла. Декурион требовал предписание императора, которое имелось у Авиена и Тригеция, но они так и не появились в Аримине. Положение спас возница. Сначала он представил Великого понтифика, в надежде, что его высокий сан повлияет на декуриона.

— Не могу, — упрямо, хотя и смущенно пряча глаза, бормотал служитель, — лошади принадлежат императору.

Когда это не помогло, возница вспомнил, что все вещи отставших римлян находятся на его повозке. Он бесцеремонно распаковал багаж и принялся копаться в ворохе документов Авиена и Тригеция (на что не решились бы ни Лев, ни Про-спер). Некоторое время он вертел в руках лист пергамента с императорской печатью, пытаясь осилить текст, и наконец протянул упрямому декуриону:

— Это тебе подойдет.

То было предписание Валентиниана. Оно гласило:

"Подателю сего незамедлительно выдавать лошадей и оказывать содействие на всем пути его следования".

Предписание, к счастью, было не именное, так как император на тот момент и сам не знал, кто отправится в качестве посла в лагерь гуннов. Коль пергамент протянул возница, то декуриону пришлось исполнять все его просьбы. Возница выбрал самых лучших лошадей, распорядился перед дорогой покормить их овсом и заменил ненадежную часть конской упряжи.

На пятый день пути по Эмилиевой дороге повозка Великого понтифика приблизилась к Мутине, правильнее сказать, к ее догорающим руинам. Совсем недавно через эти места прошли гунны, и встретившийся город им чем-то не понравился. С этого момента нашим скитальцам никого не нужно было спрашивать о передвижениях войска Аттилы. Дым и запах гари стали их надежными проводниками. Вскоре Льву пришлось оставить Эмилиеву дорогу и повернуть на север.