От Шекспира до Шоу: Английские писатели XVI—XX вв. - Зоя Гражданская

Только ли от пыли и грязи оберегали детей родители и воспитатель, когда сняли коттедж за городом? Скорее всего, они знали о готовящемся восстании и оберегали их от сцен кровопролития. Мальчик не видел восстания своими глазами, но он, как и его родители, горячо сочувствовал фениям.

В 1869 году его поместили (по настоянию того же Ли) в Дублинскую центральную образцовую католическую школу. Эта школа была создана патриотически настроенной интеллигенцией для ирландского народа; она имела демократический состав учащихся и фенианский преподавательский состав. Поэтому родители и перевели мальчика в эту школу; из него готовили патриота, хотели, чтобы он общался с ирландским народом.

В этой школе, как и во всех других, процветали телесные наказания, но способному и дисциплинированному мальчику они не угрожали. В школе остро ощущались патриотические, фенианские настроения. В официальных учебниках и программах, конечно, всячески принижалась Ирландия и прославлялась Англия. Двенадцатилетний Шоу, отвечая урок, опровергал эти сведения, защищал и славил Ирландию. Мальчики удивлялись его смелости и завидовали ему, учителя, улыбаясь, хранили молчание. «Все эти учителя были фениями, я тоже был юный фений», — писал Шоу впоследствии.

Учителя любили его и в перемены гуляли с ним. Можно догадаться, о чем беседовали молодые люди, готовые умереть за Ирландию, с воспитанником прославленного мистера Ли.

Когда Бернарду было 15 лет, его мать уехала на поиски заработка в Лондон и забрала с собой девочек. Она хотела подготовить их (особенно одаренную Люси) к артистической деятельности, что сделать в Дублине было невозможно. Бернард остался в обществе больного, опустившегося отца.

Он жестоко тосковал без матери и сестер, но не хотел признаваться в этом даже себе. Ему казалось, что он тоскует без музыки, которая раньше наполняла дом. Осталось пианино матери — он не мог смотреть на замолчавший инструмент. Он купил самоучитель и, «замучив себя и окружающих», в короткий срок выучился играть. Начал он сразу с самых серьезных вещей — Бетховена и Моцарта.

Шоу был необычайно одарен музыкально. У него был прекрасный голос и слух, он очень тонко чувствовал музыку. Он мог стать певцом, музыкантом, композитором. Он стал в дальнейшем музыкальным критиком и писателем, постигшим тайну музыки в литературе.

Но надо было зарабатывать на хлеб. Об университете не приходилось мечтать, — впрочем, Шоу о нем и не мечтал. На образование у него уже был свой взгляд: он хотел получить его сам, хотел изучать только вещи, которые его действительно интересуют.

Мальчика устроили клерком в земельную контору дублинских богачей. Ему поручили собирать еженедельную квартирную плату с бедняков, обитателей трущоб. Снова он увидел эти подвалы и мансарды, это грязное тряпье и землистые лица. Все это было так же ужасно, но теперь он был здесь нежеланным, ненавистным гостем. Воспоминания об этом периоде жгли его всю жизнь и легли в основу его первой пьесы — «Дома вдовца». «Здесь каждый пенни облит слезами. На него бы хлеба купить ребенку, потому что ребенок плачет от голода! А тут прихожу я и вырываю последний грош у них из глотки!» Это слова сборщика квартирной платы Ликчиза, но, видимо, такие же мысли терзали и 18-летнего дублинского клерка.

По вечерам он продолжал заниматься самообразованием: много играл и рисовал, ходил в театры, в Дублинскую национальную галерею. Был у него и товарищ, банковский клерк Мэтью Мак-Нёлти, с которым они учились в школе. Молодые люди говорили об искусстве, о смысле жизни, о призвании. Сохранилась фотография тех времен: два белокурых юноши, почти мальчика, чем-то похожие друг на друга. Но у одного лицо мечтательное, а у другого — по-мальчишески упрямое и озорное. Разумеется, этот второй — Бернард Шоу.

В 1875 году 19-летний Шоу взорвал тишину и однообразие дублинской жизни смелым и оригинальным выступлением в газете. В Ирландию из Америки прибыли два проповедника-евангелиста, и их приезд был обставлен шумной рекламой. Б. Шоу осмеял святых отцов и сразу подорвал их шансы на успех.

Вскоре пришлось покинуть Ирландию. В 1876 году мать вызвала его в Лондон — проститься с умирающей от чахотки младшей сестрой Агнес. Он не вернулся на родину, но никогда не смог ее забыть.

Бернард поселился вместе с матерью, дававшей уроки музыки. Некоторое время зарабатывал гроши в телефонной компании, потом оставил службу, отдавшись только писательской деятельности. Он писал романы один за другим и отсылал их в издательства. У него не было ни связей, ни поддержки, ни известного имени. Рукописи возвращались обратно. Впоследствии он вспоминал, что ему отказали 60 издательств.

Это было время нужды и лишений, которые он почти не замечал. Он носил старую одежду и рваную обувь и, когда шел куда-нибудь, тщательно закрашивал дыры. Он старался вообще не обедать, чтобы поменьше обременять мать: ведь жить-то приходилось на ее средства. Они с матерью, оба гордые и насмешливые, были достойны друг друга. Она ни разу не упрекнула его, что он сидит у нее на шее, а он предпочитал не обедать и не покупать себе новых вещей. Так — без лишних слов — они выражали ту дружбу и любовь, которые связали их на долгие годы.

Романы Шоу стали печатать (без гонораров) небольшие социалистические журналы. Первым заметил и поддержал молодого писателя У. Моррис. Но издание романов не принесло Б. Шоу известности. Мечту о литературном творчестве пришлось временно оставить. Дальнейшая его деятельность пошла по двум руслам: он стал музыкальным и театральным критиком и выдающимся оратором. Впечатление сложного человека произвел Б. Шоу на известного критика У. Арчера, ставшего впоследствии его другом. В читальне Британского музея Арчер заметил в один из вечеров 1885 года рыжеволосого молодого человека, перед которым лежали «Капитал» Маркса и партитура оперы Вагнера «Золото Рейна». От чтения книги он переходил к чтению партитуры, точно искал в ней комментарий к книге.

В этот период молодой социалист увлекался чтением работ К. Маркса. «Маркс открыл мне глаза на факты истории и цивилизации, открыл цель и смысл жизни», — говорил он.

Шоу в это время уже состоял в организации, которая называла себя социалистической, но была далека от марксизма (Шоу был там левее всех остальных, он искал путь к подлинному научному социализму).

Это было «Фабианское общество», основанное в 1884 году супругами Уэббами, общественными деятелями и друзьями Шоу. Они назвали себя фабианцами в честь римского полководца III века до н. э. Фабия, прозванного Кунктатором (Медлителем). В борьбе с карфагенским полководцем Ганнибалом он добился успеха именно потому, что умел выжидать, медлить, уклоняться от решительных действий, когда они были преждевременными. Такую же тактику предлагали фабианцы и в отношении капитализма. Вместо открытой классовой борьбы они намеревались идти путем словесной полемики и постепенных реформ.

«Фабианское общество» было типичной социал-реформистской организацией. Оно не раз вызывало резко критические замечания и оценки Ф. Энгельса и В. И. Ленина. Но характерно, что и Ф. Энгельс и В. И. Ленин выделяют Б. Шоу в среде фабианцев, отмечая его субъективную честность, его искреннее стремление к переустройству общества. Ф. Энгельс так охарактеризовал его в одном из писем 1892 года: «Парадоксальный беллетрист Шоу — как беллетрист очень талантливый и остроумный, но абсолютно ничего не стоящий как экономист и политик, хотя он и честен и не карьерист…».[33]

В. И. Ленин в 1918 году в беседе с английским журналистом А. Рансомом, назвав Б. Шоу честным человеком, попавшим в компанию фабианцев, сказал: «Он куда левее всех тех, кто его окружает».[34]

Высокую оценку таланту Шоу как писателя дал Энгельс, еще не знавший в это время пьес Шоу, так как они появились позднее. Очевидно, Энгельсу нравились романы Шоу, и он отметил склонность Шоу к парадоксам как характерную черту его таланта.

Вступив в «Фабианское общество», Шоу отдал ему свои незаурядные способности оратора и пропагандиста. Вначале он был очень застенчив, страшно нервничал перед выступлениями, но сумел пересилить себя и овладеть вниманием публики. В Лондоне заговорили о нем как об остроумном и оригинальном ораторе. Разумеется, он в своих выступлениях постоянно выходил за рамки фабианской доктрины. Он использовал любую трибуну для своих выступлений. Особенно часто его можно было слышать в лондонском Гайд-парке, где выступали ораторы самых различных направлений.

Однажды Шоу предложили выступить с речью в церкви. Пастор думал таким образом привлечь побольше прихожан: ведь Шоу был знаменитым оратором. Шоу не отказался, но решил учесть в своей речи место выступления и своеобразие слушающей публики. Он попутно рассказал историю о сумасшедшем боге: человек, попавший после смерти на небо, узнает, что «у старика не все в порядке». Разумеется, после этого его уже не приглашали выступать в церквах.