В семье не без подвоха - Юлия Жукова

– А что потом происходит с этими детьми, когда они вырастают?

– Ничего особенного. Работают, как все. Правда, учат их плоховато, так что они редко чего-то заметного достигают в жизни.

– И ты говоришь, Алтонгирел жил в приюте?

– Ну, когда его мать умерла, родственники по отцу не захотели его брать, так что поначалу его отдали в приют. Но он оттуда сбежал через три дня – с моей помощью – и просто жил в своем доме на деньги, оставшиеся от родителей. Старейшина Унгуц тогда сильно похлопотал за него…

Я глубоко вздыхаю, чтобы унять праведный гнев. На Муданге хорошо жить, когда у тебя все хорошо. Чуть какая неурядица – и все, пропал человек. Ну ладно же, посмотрим, кто кого! Я незаметно для Азамата грожу в окно кулаком проплывающей под нами планете.

Глава 11

Янке я прозваниваюсь через час. Поначалу она старается поскорее закончить разговор, но мне нужно, чтобы она осознала всю серьезность ситуации, так что я продолжаю занудно рассказывать подробности проблемы. Вскоре, однако, Яна втягивается и начинает меня расспрашивать, по ходу все сильнее распаляясь. В итоге мы полчаса предаемся праведному гневу и расстаемся очень довольные собой и друг другом. Тоже психотерапия – почувствовать, что не я одна нахожу эту ситуацию безумной и недопустимой.

– Как тихо стало… – замечает Азамат через минуту после того, как я кладу трубку.

– Я не собиралась столько трепаться, – оправдываюсь. – Но ведь нужно было ее обязательно убедить…

– Да нет, я не против. Кстати, я многого не понял из того, что ты говорила. Иногда так странно, вроде слова все понятные, а смысл не складывается.

– Это нормально, – пожимаю плечами. – У меня с муданжским поначалу тоже так было.

Мы снова замолкаем, задумавшись о превратностях языка. Вскоре мне становится скучно, и я лезу в бардачок под сенсорной панелью, чтобы достать бук, в котором у меня незаконченный перевод. А бука там и нет. И на заднем сиденье тоже нет. Есть только мамины сканворды – пластиковый журнальчик, первые три решены, остальные чистые. Ручка тут же приколота за колпачок. Начинаю автоматически заполнять клеточки – я не очень люблю сканворды, но хоть какое развлечение. Эти, правда, совсем тупые, даже удивительно, что мама такие купила. Хотя, может, потому тут и бросила.

– Что это у тебя? – интересуется Азамат. – Головоломка какая-то?

– Ага, только уж очень простая. Решать скучно. Все слова такие, что даже ты знаешь.

– Ну-ка, ну-ка, зачитай.

– Ну вот, например: «Одна из книг серии».

– Том, – тут же отвечает Азамат.

– Ага. «Мера молекулярного веса».

– Моль.

– Пра-авильно. «Дачное ложе».

– Какое… что?

– Ну, в чем лежат на даче.

– На чем? Что такое дача?

– Ах да, – вспоминаю. – Ты же не знаешь. Это такое жилье за городом, типа моего дома на Доле, туда ездят в выходные отдыхать.

– И в чем там лежат?

– В гамаке.

– А, слово «гамак» я знаю, – радостно сообщает Азамат. – Давай дальше.

– Царь зверей.

Азамат ненадолго задумывается.

– Вообще демон, но как он по-вашему…

– Ты чего, какой демон! Лев!

– Почему лев?

– Ну как почему? – моргаю. – Потому что лев – царь зверей. Откуда я знаю почему!

– Ну ладно, – с сомнением соглашается муж. – Наверное, у вас какой-то миф про это есть, а ты его не знаешь… Давай еще.

– Э-э-э… Так, ну повесть Гоголя ты не знаешь, президента США тоже… Соседка Харибды?.. Ясно. Блин, а не так все просто, как мне казалось!

– Можно я сам посмотрю? – Азамат косит глазом в сторону журнальчика.

– Конечно, давай руль.

Азамат передает мне управление и утыкается в сканворд. После долгих размышлений вписывает каллиграфическими буквами несколько физических терминов и названий планет. Потом зависает.

– Что такое «…вопиющего в пустыне»? – наконец сдается он.

– Глас, – отвечаю тут же.

– Это просто отлично, – усмехается муж. – А что значат все эти слова?

– Ну… Это, кажется, из Библии.

Азамат хмыкает, достает телефон, долго в нем шарит, наконец зачитывает:

– Неудачные попытки установить контакт.

Я прыскаю и хохочу.

– Неправильно? – озабоченно спрашивает Азамат.

– Да нет, в общем, по сути, правильно, просто очень современно. Так себе и представляю, сидит чувак в пустыне с антеннкой… А где ты это откопал?

– В справочнике «Библия на всех языках с комментариями», – охотно отвечает Азамат. – Твоя бабушка мне его выдала с другими словарями. Ладно, вот еще помоги… Ис-ко-па-е-мая птица. Я в словаре посмотрел, это значит, добытая из земли, как нефть. Что у вас там за подземные птицы водятся?

Я хохочу так, что сбиваюсь с курса. Азамат закрывает журнал и убирает обратно в бардачок.

– Я еще не готов решать твои «простые» головоломки, – качает он головой. – Давай руль обратно, пока в Сирий не улетели.

С рулем я расстаюсь неохотно: мне скучно, а если отвлечься не на что, в голову лезут всякие неприятные мысли.

– Слушай, а тебе не показалось странным, – спрашиваю задумчиво, – что на снимке мальчик такой маленький? Сколько ему сейчас лет, восемь?

– Я не знаю точно, когда он родился, но я видел Алансэ за день до изгнания, и по ней не было заметно… Это было в середине лета. Значит, осенью родила. Так что сейчас ему должно быть или почти восемь, или только что восемь.

– Это ж четырнадцать с лишним земных! А на фотке ему от силы лет десять. Земных, я хочу сказать.

Азамат достает из нагрудного кармана снимок – он небольшой и довольно темный, рассмотреть ребенка трудно.

– Не знаю, по-моему, восьмилетний мальчик так и должен выглядеть. Тем более приютские дети кажутся младше, потому что их не так хорошо кормят.

– Погоди. – Я лезу в Сеть на лобовом стекле. – Вот, глянь, сколько бы ты дал этим детям?

Азамат притормаживает и рассматривает подборку фотографий десятилетних мальчишек.

– Около семи муданжских лет.

– Семи? Не пяти?

– Нет, что ты, в пять еще совсем маленькие. Ты вспомни Ирих, внучку Унгуца. Вот ей пять.

Я задумываюсь. Возраст Ирих меня весной не смутил, но скорее потому, что я тогда не задумалась, сколько же ей по земному исчислению. А выходит, что земных ей примерно девять-десять, и она на это точно не тянет.

– Значит, у вас и правда дети медленнее развиваются, чем на Земле, – резюмирую я. – Скорей бы ты уже договаривался с ЗС, чтобы кого-нибудь прислали исследовать вашу физиологию, а то тычемся, как в потемках…

– А ты разве не можешь сама этим заняться? – поднимает бровь Азамат.

– Я же не лабораторный работник… – теряюсь я. – У меня совсем другое образование, я практик, а не теоретик. Да и оборудования для таких исследований у меня нет, и пользоваться им я не умею. И так приходится работать по десяти специальностям вместо одной, потому что врачей мало, еще не хватало брать на себя обязанности полевого антрополога.

Азамат хмурится и вздыхает.

– Мне страшно подумать, насколько же вы, земляне, знаете больше нашего, если у вас даже целитель – не просто целитель, а только по одной специальности. Не верится, что мы когда-нибудь вас догоним. Но я приложу все усилия. – С этими словами он жмет на ускорение, и мы устремляемся вперед.

В лесах по берегам Сиримирна уже выпал первый снег, а опавшая листва на ночь обросла мохнатым инеем. Азамат сажает унгуц на обочине дороги, мы укутываемся в шубы и вылезаем в глухую холодную ночь.

Приют даже Азамат не сразу замечает, хотя мы приземлились очень близко. Это большой деревянный дом, темный от времени и слегка покосившийся, двухэтажный, но от этого не меньше похожий на барак. Ни одно окно не светится, видимо, обитатели уже все спят, только где-то за сараем поодаль глухо лает собака. Наш веселый полет так внезапно завершился, что я как-то не успела морально подготовиться к этому мрачному месту, хотя, конечно, понимала, что ничего хорошего тут не увижу и никто нас с распростертыми объятиями не ждет.

С первого взгляда вход не обнаруживается, так что мы обходим постройку, хрустя сапогами по заиндевелой траве. Азамат заглядывает в окно, для чего ему приходится встать на цыпочки, но там так темно, что даже он ничего не различает.

Однако с другой стороны мы тоже не находим дверь, приходится огибать дом с торца, продравшись сквозь какие-то кусты.

– Они тут вообще не ходят, что ли? – вопрошаю, отцепляя юбку от колючих веток.

– Странно, – кивает Азамат. Потом снимает перчатку и щупает стену. – Тут, несомненно, живут, стены теплые. Еще бы понять, как они попадают внутрь…

С торца тоже глухо. Мы нарезаем еще два круга под стенами неприветливой постройки и протаптываем тропу, прежде чем Азамат наконец замечает в кустах полуподвальную дверку. Поскольку ничего лучшего не предлагается, стучимся в нее. Ответа, естественно, нет. Азамат тяжело вздыхает, спрыгивает в приямок и с усилием открывает дверь. Потом помогает мне спуститься, и мы заходим внутрь.