Коварство любви - Кэндис Кэмп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конечно же нет. Но он признался, что сожалеет о том, как поступил тогда. Ясно, что он повел себя некорректно и считает, что его презрение задело чувство гордости Бромвеля. Бром – то есть, я хотела сказать, Бромвель – очевидно, все эти годы таил на моего брата злобу. Как только ему представился шанс поквитаться с Сенклером, он им незамедлительно воспользовался. – Каландра пожала плечами: – Он принялся ухаживать за сестрой герцога, а потом бросил ее без всяких церемоний, чем вызвал кривотолки в высшем обществе.
– Ах, Калли, мне так жаль. – Франческа потянулась к девушке, чтобы взять ее за руку, и Калли заметила, что голубые глаза подруги полны слез. – Я понятия не имела, что он затаил злобу на герцога, и никогда не слышала о дуэли. Я тогда… только-только стала выходить в свет, и лорд Хостон сделал мне предложение. Я была поглощена собственными заботами, чтобы обращать внимание на слухи. – Франческа сочла излишним добавлять, что в то время она всячески старалась избегать любых упоминаний о герцоге Рошфоре. – Поначалу я относилась к лорду Бромвелю с подозрением, – продолжала Франческа. – Преимущественно потому, что он приходится братом леди Свитингтон, и я боялась, что он может оказаться таким же, как она: алчным, амбициозным, безнравственным. Я боялась, что его намерения относительно вас не честны, но не могла рассказать вам о вашем брате и его сестре. Это было неподобающе. К тому же я понятия не имела о глубине чувства к вам графа, как и о том, что он может попытаться отомстить Рошфору через вас. Мне очень жаль. Я не должна была принимать его в своем доме. Нужно было прежде лучше к нему приглядеться.
Улыбнувшись, Калли пожала подруге руку:
– Вы очень милая, но, право же, я не считаю, что вы могли бы сделать для меня что-то большее, чем сделали. Мне было отлично известно, что Сенклеру не нравится этот человек и что он не хочет, чтобы я общалась с ним. Если кого и винить в произошедшем, то лишь меня с моим упрямством, своеволием и нежеланием слушать советов брата. Я была глупа, что так легко поверила, будто небезразлична лорду Бромвелю.
– Он заслуживает всяческого презрения, – провозгласила Франческа, – за то, что разбил вам сердце. Обещаю – я устрою против него какой-нибудь дьявольский заговор, чтобы низвергнуть его в глазах общества.
Калли рассмеялась, потому что знала, что именно этого ожидает от нее подруга:
– Ах, в самом деле, все не так трагично. Он не разбивал моего сердца. Когда впервые приехала к вам, то сказала, что я отнюдь не романтичная особа. Я не влюбилась в него до умопомрачения. Как уже объяснила Сенклеру, я испытываю лишь досаду. Ведь сезон еще не открыт, и половина наших знакомых пока не приехала в Лондон. Через несколько недель случится какое-нибудь другое событие, и все забудут обо мне и моей поверженной гордости.
Франческу ее слова не убедили, но она позволила Калли сменить тему, за что девушка была очень ей благодарна. Она понимала, что ее слова не совсем правдивы, и ей было сложно поддерживать бодрый и беззаботный настрой.
Она действительно верила, что сплетни скоро прекратятся, и, хотя ей неприятна была мысль о том, что люди судачат о ней, она могла вынести это без особого труда. Но о своей сердечной боли она ни словом не обмолвилась. Правда заключалась в том, что не только гордость ее была задета – сердце страдало по Бромвелю.
Она частенько напоминала себе, что не влюблена в графа, но не могла отрицать, что без него дни ее проходили тускло и уныло. Она тосковала по их разговорам, по его лицу, улыбке, смеху, ей не хватало его присутствия. Накануне вечером, когда она заметила его в бальном зале, сердце ее быстрее забилось в груди. Калли считала, что проблема заключается в том, что без графа она чувствует себя одинокой и несчастной. Просыпаясь по утрам, она в первое мгновение была веселой и радостной, но, вспомнив, что Бромвель навсегда ушел из ее жизни, тут же начинала тихо грустить о нем.
Однако Калли вознамерилась не показывать в обществе, как страдает, чего бы ей это ни стоило. Сжав зубы она продолжала вести себя как ни в чем не бывало, потому что члены семейства Лилльс не привыкли терять лицо.
Изо дня в день они с Франческой наносили визиты или принимали посетителей у себя, ходили на балы, и Калли болтала и смеялась с друзьями, словно ничего особенного с нею не произошло. Как будто не было ночей, проведенных в слезах, после которых по утрам она просыпалась с огромным нежеланием вставать с постели. Калли не сдавалась.
Однажды вечером к ним в ложу в театре заглянули Салли Пембертон, узколицая светловолосая девица, и ее мать. После обмена вежливыми репликами и ничего не значащими замечаниями она насмешливо заметила:
– Как странно, что лорда Бромвеля теперь почти нигде не видно.
– В самом деле? – Калли воззрилась на нее. – Боюсь, я этого не заметила.
– Не заметили! Но, дорогая моя, этот мужчина был практически у вас в руках, разве нет? Он следовал за вами на каждом приеме и званом обеде. Я-то уже ожидала в скором времени услышать сообщение о свадьбе. А теперь… – Она пожала плечами. – Всем интересно, что же произошло?
– Я слышала, что крайне неразумно принимать молодого человека всерьез – ни его слова, ни поступки. Именно из-за мужского непостоянства молодой леди приходится тщательно следить за порывами собственного сердца, – ответила Калли, невинно улыбаясь мисс Пембертон.
Дабы сохранять невозмутимость, ей пришлось сжать руку в кулак, до боли впиваясь в кожу ногтями, а ночью она снова плакала в подушку… но, по крайней мере, ни одна любопытная особа об этом не узнала.
Каландра чувствовала, что Франческа догадывается о ее ночных бдениях, потому что каждое утро девушка появлялась за завтраком с припухшими от слез веками и синяками под глазами – следствием недостатка сна. Но тактичная леди Хостон не делала по этому поводу никаких замечаний.
Также Калли было отлично известно, что Франческа принимает далеко не все поступающие им приглашения, а лишь то их количество, которое необходимо, чтобы показать обществу, что Калли не сидит дома, пестуя свое разбитое сердце. Также Калли заметила, что подруга держалась подле нее на протяжении всего вечера и поспешно меняла тему разговора, стоило ему принять опасный поворот, или несколькими искусными фразами отделывалась от человека, набравшегося наглости пересказывать все еще ходившие о Каландре и Бромвеле слухи. Калли была особенно благодарна ей за это.
На посещаемых Калли приемах она ни разу не встретилась с Бромвелем и подозревала, что он покинул Лондон. В конце концов, в столицу он приезжал на непродолжительный срок, предпочитая жить в сельской местности. Время от времени, однако, она слышала, как кто-нибудь упоминал его в разговоре. Так, сэр Люсьен сообщил Франческе, что Бромвеля стали часто замечать в «Дворике Крибба», питейном заведении, облюбованном представителями знати, питающими интерес к кулачным боям. По словам приятеля Франчески, граф несколько раз появлялся и в «Салоне Джексона», где однажды, обнажившись по пояс, боксировал с самим хозяином.
Калли гадала, остался ли Бромвель в Лондоне лишь для того, чтобы лично убедиться, какой ущерб он нанес сестре Рошфора. Эта мысль придала ей сил и заставила принять приглашение на пару вечеров, которые поначалу хотела отклонить, боясь встретиться там с графом.
День ото дня в столицу съезжалось все больше представителей высшего общества, и через несколько недель сезон будет открыт. Количество приглашений на различные мероприятия увеличивалось, и почти все вечера они проводили вне дома.
Когда Калли представляла себе последующие месяцы, наполненные непрерывной чередой балов и приемов, она приходила в отчаяние, так как не была уверена, что сможет пережить весенние месяцы и июнь, постоянно появляясь на людях и чувствуя себя при этом совершенно опустошенной и бездеятельной. Что же до ее первоначального плана использовать этот сезон для того, чтобы сделать достойную партию, то он потерял для нее всякое значение. Теперь девушка недоумевала, зачем ей вообще понадобилось выходить замуж, а уж тем более прилагать немалые усилия, выбирая подходящего кандидата в мужья.
Все чаще и чаще она с тоской подумывала о возвращении в Маркасл к Сенклеру – а еще лучше в Дэнси-Парк. Там она смогла бы дни напролет ездить верхом или совершать длительные пешие прогулки по окрестностям, а также навещать друзей – Доминика и Констанцию. Калли хотела оказаться в спокойной обстановке, где не будет внимательных глаз, пытающихся различить на ее лице следы печали или разочарования. И ей не нужно будет волноваться о том, что она станет делать, если случайно столкнется на приеме с лордом Бромвелем.
Но Калли понимала, что еще не время уезжать. Злые языки немедленно стали бы об этом судачить. Никто не покидает Лондон в преддверии нового сезона, если на то нет очень веской причины, и все будут убеждены, что в ее случае такой причиной является разбитое сердце. Калли решила, что ей придется провести в столице по крайней мере еще два месяца, то есть пробыть до мая, и при этой мысли очень хотелось плакать.