Фрейд - Питер Гай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главная причина, по которой тайные законы психики ускользали от психологов, по мнению Фрейда, заключалась в том, что существенная доля психических процессов, в том числе большая часть скрытых, происходит в подсознании. Зигмунд Фрейд не был открывателем подсознания – в эпоху Просвещения некоторые проницательные исследователи человеческой природы признавали существование бессознательного мышления. Один из любимых Фрейдом немецких мудрецов XVIII столетия Георг Кристоф Лихтенберг исследовал сновидения, считая их путем к недоступному самопознанию. Гёте и Шиллер, которых Фрейд мог цитировать по памяти в течение часа, искали истоки поэтического вдохновения в подсознании. Поэты-романтики в Англии, Франции и Германии отдавали дань тому, что Сэмюэл Колридж, выдающийся представитель «озерной школы», называл сумеречными областями сознания. Во времена Фрейда Генри Джеймс открыто связывал подсознание со сновидениями; рассказчик в его повести «Письма Асперна» говорит о бессознательной работе мозга во сне. Похожие формулировки Фрейд мог найти в запоминающихся эпиграммах Шопенгауэра и Ницше. Его вклад заключался в том, что он взял туманное, поэтическое представление, придал ему точность и сделал основой психологии, определив происхождение и содержание бессознательного, а также способы его проявления. «Изучение патогенных вытеснений, – впоследствии заметил Фрейд, – приводило к тому, что психоанализ был вынужден принимать понятие «бессознательное» всерьез».
Эта связь бессознательного и вытеснения была замечена Фрейдом еще на первом этапе создания теории психоанализа. Нити сознательных мыслей казались случайными группами отдельных элементов только потому, что немалая часть их ассоциативных связей вытеснялась. По словам самого Фрейда, его учение о вытеснении явилось «столпом теории неврозов» – и не только неврозов. Большая часть бессознательного состоит из вытесненных материалов. Это бессознательное, как определил его Фрейд, не является сегментом разума, временно скрывающим мысли, которые легко извлечь. Эту область он назвал подсознанием. Скорее, бессознательное напоминает тюрьму строгого режима, в которой содержатся социально опасные заключенные, как прибывшие много лет назад, так и поступившие недавно. С этими «заключенными» жестоко обращаются и тщательно охраняют, но их невозможно взять под контроль, и они постоянно пытаются бежать. Побег удается крайне редко, и за него приходится платить высокую цену – самим себе и другим. Поэтому психоаналитик, старающийся устранить вытеснения, хотя бы отчасти, должен понимать связанный с этим риск и уважать взрывную силу динамического бессознательного.
Сопротивление ставит на этом пути неимоверные препятствия, поэтому превратить бессознательное в осознанное очень трудно. Это в лучшем случае. Желанию вспомнить противостоит желание забыть. Данный конфликт, встроенный в структуру психического развития практически с рождения, является результатом культуры, действующей извне – в виде политики или изнутри – в виде совести. Опасаясь неконтролируемых страстей, общество на протяжении всей человеческой истории клеймило самые сильные побуждения свомх членов как аморальные и нечестивые. Культура – от издания книг по этикету до запрета нудизма на пляжах, от предписания слушаться старших до проповедования запрета инцеста – заталкивает в жесткие рамки и ограничивает желание, мешает ему. Половое влечение, подобно другим примитивным желаниям, постоянно стремится к удовлетворению, сталкиваясь с жестокими, нередко чрезмерными запретами. Самообман и лицемерие, которые заменяют реальные причины благовидными предлогами, служат сознательными спутниками вытеснения, отрицая настоятельные потребности ради согласия в семье, социальной гармонии или просто приличий. Они отрицают эти потребности, но не в состоянии уничтожить их. Фрейду нравился отрывок из Ницше, который процитировал ему один из его любимых пациентов, «человек с крысами»: «Я сделал это», – говорит моя память. «Я не мог этого сделать», – говорит моя гордость и остается непреклонной. В конце концов память уступает». Гордость – это сдерживающая рука культуры, а память – отчет о желании в мыслях и действиях. Гордость может побеждать, но желание остается самой актуальной характеристикой человечества. Это возвращает нас к сновидением; они со всей убедительностью демонстрируют, что человек – желающее животное. Именно об этом «Толкование сновидений» – о желаниях и их судьбе.
Разумеется, Фрейд был не первым, кто признал необыкновенную силу страстных желаний – точно так же, как он не был первооткрывателем бессознательного. Философы, богословы, поэты, драматурги, сочинители эссе и автобиографий радовались этой силе или жаловались на нее как минимум еще со времен написания Ветхого Завета. На протяжении столетий, как свидетельствуют Платон, святой Августин и Монтегю, люди изучали влияние страстей на свою внутреннюю жизнь. Во времена Фрейда в салонах и кофейнях Вены подобный самоанализ считался обычным делом. XIX век стал непревзойденным веком психологии. Это был период, когда тонкий ручеек откровенных автобиографий, неформальных автопортретов, романов о своей жизни, личных дневников и тайных журналов превратился в бурный поток и когда явно усилились их открытая субъективность и сознательная замкнутость. То, что в XVIII столетии показали Руссо в своей откровенной «Исповеди» и Гёте в «Страданиях молодого Вертера», с препарированием и освобождением себя, несколько десятилетий спустя, в XIX веке, повторили Байрон и Стендаль, Ницше и Уильям Джеймс. Томас Карлейль проницательно писал об «этих наших автобиографических временах». Конечно, современная увлеченность самим собой уже не была такой чистой. «Ключ к этому периоду, – говорил в конце жизни Ральф Уолдо Эмерсон, один из виднейших мыслителей и писателей США, – похоже, в том, что разум стал осознавать себя». С приходом «нового сознания», полагал он, «молодые люди рождались с ножами в мозгу, со склонностью к интроверсии, к самоанализу, к препарированию мотивов». Это была эпоха Гамлетов.
Многие из этих Гамлетов оказались австрийцами. Их культура давала им право с эксгибиционистской свободой раскрыть свои мысли. В конце 1896 года венский сатирик Карл Краус с беспощадной точностью проанализировал господствующее настроение: «Вскоре с реализмом было покончено, и Griensteidl – популярное у литераторов кафе – сменило вывеску на «символизм». Теперь пароль – «Тайные нервы!»; все начали наблюдать «состояние души» и стремились убежать от банальной определенности вещей. Но одним из самых главных девизов был «Жизнь», и каждый вечер люди собирались, чтобы брать жизнь приступом и если это получалось, то давать свое толкование жизни». Возможно, самым убедительным свидетельством, документирующим подобные увлечения, служит сделанный в 1902 году рисунок «Самоизучение» Альфреда Кубина – австрийского графика, писателя и книжного иллюстратора. На нем полуобнаженная безголовая фигура стоит спиной к зрителям, а на земле, лицом к ним, лежит голова, слишком большая для обезглавленного тела, и смотрит невидящим взглядом, открыв рот с уродливыми, редкими зубами. Рисунок Кубина вполне мог бы стать иллюстрацией к «Толкованию сновидений».
Фрейд почти не интересовался этим взвинченным, перевозбужденным миром Вены. Подобно остальным венцам, он читал блестящий, уникальный журнал Die Fackel, почти полностью сочинявшийся Карлом Краусом и остроумно и безжалостно бичевавший политическую, общественную и лингвистическую деградацию. Более того, Фрейд высоко ценил рассказы, романы и пьесы Артура Шницлера за проницательность в раскрытии внутреннего, по большей части чувственного мира их персонажей. Шницлер даже вторгался в профессиональную область Фрейда, в своем четверостишии описывая сны как дерзкие желания, как стремления без отваги, которые загнаны в дальние закоулки нашего сознания и отваживаются покидать их только по ночам:
Сны – это страстные желания без храбрости,Это наглые желания, которые свет дняЗагоняет в уголки нашей души,Откуда они только ночью осмеливаются выползти[73].
Фрейд неизменно находил удовольствие в произведениях Шницлера и в письме, которое было не просто вежливой лестью, говорил, что завидует его «тайному знанию» человеческой души. Однако по большей части основатель психоанализа, как мы уже видели, держался в стороне от современных поэтов, художников и философов из кафе – он проводил свои исследования в аскетической изоляции врачебного кабинета.
Одно неопровержимое открытие, которое образует основу «Толкования сновидений» и психоанализа в целом, заключается в том, что устойчивые желания людей имеют инфантильное происхождение, недопустимы в обществе и в большинстве случаев так искусно спрятаны, что остаются практически недоступными сознательному анализу. Фрейд связывал эти «живые, так сказать, бессмертные желания нашего бессознательного» с мифическими титанами, которые держат на своих плечах тяжелые горные массивы, некогда взваленные на них торжествующими богами, но временами потрясаемые подергиваниями их членов. Эти глубоко запрятанные силы лежат в основе всех сновидений. Фрейд сравнивал дневную мысль, которая провоцирует сон, с предпринимателем, у которого есть идеи, но нет капитала; капиталист, который предоставит средства для его предприятия, – это «желание из бессознательного». Роли не всегда строго разграничены – капиталист сам может стать предпринимателем. Суть в том, что для запуска сновидения нужен и возбудитель, и источник энергии.