Вечный хранитель - Виталий Гладкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Густав, поклонившись, вышел, и спустя считанные секунды перед графом предстал и сам Педрилло, любимый шут Анны Иоанновны.
Повстречайся он графу на улицах Петербурга, Сен-Жермену и в голову не пришло бы, что этот франт исполняет при дворе шутовские обязанности. Шут был в белоснежной рубашке с кружевными манжетами. Разрез на груди украшали кружевные оборки — жабо. Поверх белого камзола из шелковой ткани, украшенного вышивкой, он надел красный бархатный кафтан, пошитый в талию. Рукава кафтана были с широкими, почти до локтя, темно-синими обшлагами. Борта кафтана и обшлага украшало серебряное шитье и пуговицы из позолоченного металла. Узкие панталоны-кюлоты застегивались на пуговицы, а ноги шута обтягивали белые шелковые чулки, которые носила только знать.
Что касается обуви, то низкорослый Педрилло предпочитал украшенные серебряными пряжками башмаки на высоком каблуке. На голове у него был напялен белый напудренный парик, а лицо густо нарумянено. В руках он держал трость и шляпу-треуголку, украшенную перьями.
И тем не менее, несмотря на внешний лоск, присущий людям знатным и вполне обеспеченным, черты лица шута выдавали в нем низменную, корыстную натуру. Граф заметил, что при виде золотой табакерки, украшенной четырьмя крупными рубинами, которая лежала на столе, черные глаза Педрилло вспыхнули поистине дьявольским огнем.
Мысленно торжествуя, — кажись, рыбка сама идет на приманку! — Сен-Жермен поднялся и ответил на приветствие шута вежливым поклоном.
— Прошу вас, мсье… сюда, — указал он на кресло возле ломберного стола, накрытого белой скатертью. — Я чрезвычайно признателен вам за то, что вы отнеслись благосклонно к моему приглашению.
— Милорд, к чему такие реверансы? — несколько развязно ответил шут. — Разве я мог не прийти на встречу с самим графом Сен-Жерменом? Мои потомки этого мне не простили бы. Ваша слава бежит впереди вас.
— Помилуй бог, о чем вы? — фальшиво удивился граф. — Моя незначительная персона не идет ни в какое сравнение с личностью приближенного русской императрицы.
— Ну-ну, милорд, не нужно скромничать… — Шут ухмыльнулся. — Человек, принятый во всех европейских дворах, дипломат, композитор, художник, скрипач, выдающийся алхимик никак не может быть незначительной персоной.
«Не прост, сукин сын, далеко не прост… — думал граф, изображая смущение. — Ай да итальяшка, ай да паяц! Кто же это внес ему в уши мои биографические подробности? Неужто сама императрица заинтересовалась мной и навела справки через дипломатическую службу? Тогда понятно, откуда ветер дует…»
— Это всего лишь таланты, которыми наградил нас Господь, — ответил граф. — Должен вам сказать, мсье, что я как скрипач вам и в подметки не гожусь. Люди, которым посчастливилось слушать ваши концерты, в восхищении.
— Я думаю, они преувеличивают… — Теперь уже шуту пришла очередь смутиться; тем не менее, грубую лесть Сен-Жермена он принял за чистую монету.
— Не буду настаивать, — сдался граф. — Но этим людям я верю, они понимают толк в музыке…
В этот момент вошел Густав и принялся сервировать стол. Увидев запыленные бутылки тентина и мальвазии, Педрилло в вожделении невольно облизал губы. Такие дорогие вина даже на дворцовых пирах подавали не часто.
Шут пил вино да нахваливал. А сам думал: «Что ему угодно? Не верю, что столь известный — даже знаменитый — человек, дворянин, пригласил меня всего лишь для того, чтобы познакомиться. И уж тем более невероятно, что графу Сен-Жермену понадобилось мое покровительство. Он на короткой ноге с де Шетарди, а у того имеются большие связи среди приближенных матушки-государыни… И все равно, у графа что-то на уме. Скорее всего, он затевает какую-то интригу и мыслит дать мне в ней небольшую, но важную роль. Не продешевить бы…»
Педрилло невольно бросил взгляд на руки графа и даже зажмурился от сияния бриллиантов. Таких перстней не было даже у самого Бирона. Поговаривали, что у герцога Курляндского (Анна Иоанновна присвоила этот титул своему фавориту в 1737 году), который славился корыстолюбием и мздоимством, есть целый сундук, набитый драгоценными камнями почти доверху. Иногда шут даже подумывал, а не собрать ли ему надежных людишек из соотечественников, коих немало шлялось по Петербургу в поисках приличного заработка (а еще лучше — богатого покровителя), чтобы основательно почистить бироновкие закрома, больше похожие на царскую сокровищницу, нежели на сбережения на «черный» день бывшего студента-недоучки Кенигсбергского университета, пьяницы и картежного шулера.
Поймав завистливый взгляд изрядно захмелевшего, но не потерявшего голову шута, Сен-Жермен решительно сказал сам себе: «Пора! Сия фортеция уже готова открыть ворота».
— Мсье, — начал он вкрадчиво, — я не мог бы попросить вас об одной небольшой услуге?
Шут мгновенно насторожился. Куда и хмель его девался. Он почувствовал, что наступил момент торговли и его корыстная сущность мгновенно прояснила ему мозги.
— Милорд, — воскликнул он с вдохновением, — сочту за честь вам помочь! Готов преодолеть любые трудности, лишь бы вы были довольны.
— Нет-нет, никаких особых трудностей не предвидится. Для вас с вашими связями при дворе это будет несложно. И тем не менее, я буду очень вам признателен и постараюсь не остаться в долгу.
«Гладко стелет… — подумал Педрилло, подобравшись как перед прыжком. — Заходит издалека… Значит, дело не совсем чисто. Что ж, послушаем…»
— Милорд, я весь внимание, — ответил шут, глядя на графа слегка сузившимися от большого внутреннего напряжения глазами.
— Видите ли, мсье, я большой почитатель картежной игры… хотя сам играю неважно. Но это между нами!
— Я буду нем, как могила, милорд, — заверил шут.
— Так вот, мне хотелось бы попасть в хорошую компанию, компанию настоящих мастеров этой увлекательнейшей игры, чтобы немного подучиться. И, возвратившись в Европу, кое-кому доказать, что графа Сен-Жермена рано сбрасывать со счетов. Это давний спор, мсье, пари, если хотите, которое я просто обязан выиграть.
— Да, да, понимаю…
— Насколько мне известно, в ближайшее воскресенье в доме графа Остермана собирается весьма приличная компания игроков в карты. К сожалению, я не вхож в этот круг… в отличие от вас. Не могли бы вы посодействовать мне в этом вопросе?
— Милорд, тут есть проблема. Граф Остерман весьма консервативен, и круг его знакомых и друзей чрезвычайно узок…
— Я уверен, что вам по плечу решение любой проблемы подобного рода, — сказал Сен-Жермен, любезно улыбаясь. — Кстати, как вам нравится эта табакерка? — закинул он удочку. — Это работа мастера Позье. Я заказал ее, едва приехав в Петербург. Не правда ли симпатичная вещица?