Внутренний порок - Томас Пинчон

Доку теперь пришло в голову — это он вспомнил, чтó Джейсон Вельвита говорил про вертикальную интеграцию: если Золотой Клык способен подсаживать своих клиентов, чего б ему не развернуться и не продать им программу соскока? Пусть ходят туда-обратно, доход вдвое больше, новых клиентов искать не надо — коль скоро от жизни в Америке нужно сбегать, картель всегда может быть уверен в бездонности своего резервуара новых потребителей.

— Меня только что сводили тут на экскурсию, — сказал Док.

— Собираешься вписаться?

— Дудки. Не по карману.

Они уж так настроились друг на друга, что Дик, захоти этого, мог бы расценить последнюю реплику как приглашение заговорить о том, что за сделку он тут заключил. Но Дик лишь молча шёл рядом.

— Если не соваться в советы по семейной жизни, — осторожно произнёс Док, — если б я кое-что быстренько проверил и нашёл бы какой-то подход, о котором ты, может, не подумал…

— Ничего личного, — это что, злость в голосе дрожит? — но это ты много чем не подумал. Хочешь проверять — проверяй, кто я, чтоб тебя останавливать, но, может, ты об этом пожалеешь.

Они дошли почти до ворот, и тени тут уже удлинялись. На пляже где-то сейчас и морской бриз начинает дуть в другую сторону.

— Я врубаюсь, ты хочешь меня с этого дела согнать, — сказал Док, — и кроме того, звонить тебе мне не стоило. Но послушай. Во что бы ты ни вляпался, я по-прежнему тут, снаружи. И перемещаться могу такими путями, которые тебе, возможно, и не…

— Я дальше сейчас не могу, — сказал Дик. Они остановились в абрикосом садике у ворот. — Так, давай мне халат.

Должно быть, Док на секунду отвёл взгляд от Дика. Где-то посреди вытряхивания из халата, или складывания его, или ещё чего-то одеянье выхватили у него из рук, взмахнули, как плащом фокусника, и когда Док посмотрел в то место, где был халат, Дик уже исчез.

Док поехал обратно по 101-й и прибыл на уклон к Тысяче Дубов как раз вовремя, чтобы дать по тормозам — перед ним вдруг материализовался микрик-«фольксваген» в огурцах, набитый хихикающими торчками. Полосу обгона уже заполонили полуприцепы, старавшиеся объехать «фольк», поэтому ехать туда не имело смысла. Некогда терпение изменило бы Доку, но с возрастом и умудрённостью он стал понимать, что у этих транспортных средств никогда, блядь, и не было никакой компрессии — такие уж инженерные решения приняли давным-давно в Вольфсбурге. Он перешёл на понижающую передачу, дотянулся до ручки громкости на приёмнике, который играл «Со мной вчера случилось что-то» «Перекати-Камней», и прикинул, что когда доедет до верха, тогда и доедет. Само по себе это ништяк, но теперь у него образовалось время подумать о галстуке Мики, и он принялся размышлять о том, как именно он попал к этому гамадрилу, а также неизбежно припоминать рисованный портрет Шасты Фей — на спине, всю распяленную и влажную, а также, если он не ошибся, хоть видел картинку и очень мельком, ещё и собравшуюся кончить.

Должно быть, этот конкретный галстук был на Мики, когда его загребли. Утром вытащил его из гардероба наобум, а то и глубже причины были. Потом его в «Хрискилодоне» переодели в пациентский прикид, галстук конфисковали — вот тут-то гамадрил его увидел и решил взять себе. Или Мики потом его обменял на какую-нибудь услугу в дурке строгого режима — телефонный звонок, покурку, чьи-нибудь пилюли? Ещё в колледже низшей ступени преподы научили Дока полезному представлению о том, что слово — не вещь, карта — не территория. Он предполагал, что можно расширить и на галстук с голой девкой — он не сама девка. Но сейчас ему не хватало здравомыслия чувствовать чего-то ещё, кроме того, что его ободрали — не сколько из-за Мики, сколько — и это теперь уже история древнего мира или как-то — из-за Шасты. Нафиг те фантазии, что её портрет мог возбуждать у гамадрила, — сколь же мало она могла значить для Мики, если он такое допустил?

Док вернулся на пляж, едва начало смеркаться, — поднялся по задним склонам дюн, перевалил, и перед ним распахнулся вид бухты и мысов в дымке, чистый закат тех красок, которые берёт себе сталь, нагреваясь до каления, огоньки авиалайнеров — какие мигают, какие горят постоянно — безмолвно поднимались от аэропорта короткими чёткими изгибами, после чего ложились на курс поперёк всего неба, иногда кратко сцепляясь с ранней звездой, затем двигались дальше… Док решил заехать в контору, и когда только отпирал дверь — зазвонил телефон, тихонько, словно бы самому себе.

— Где ты был? — спросил Фриц.

— Тебе б туда не советовал.

— Что такое, у тебя жуткий голос.

— Тут всё дело прокисает, Фриц. Я, кажется, выяснил, куда забрали Мики. Сейчас там его может уже и не быть, как и в живых, но так или иначе, ему теперь довольно-таки пиздец.

— Мне лучше слишком много не знать, но как насчёт по-лиции, ты уверен, что они тут не помогут?

Док нашёл сигарету с табаком и закурил.

— Никогда не думал, что услышу от тебя такое.

— Само выскочило.

— Хорошо бы… — срань господня как же он устал, — хоть разок им доверять. Но это как сила тяготения — они всегда тянут только в одну сторону.

— Всегда восхищался твоими принципами, Док, особенно теперь, потому что я пробил те номера, что ты мне дал, и выяснилось, что некоторые — с машин «полицейского резерва» Л.А. Судя по всему, после катавасии в Уоттсе туда многие записались — можно играть в «гоняй-негра», и всё будет законно. И с тех пор они что-то вроде частной милиции у ПУЛА, те их пускают в ход, когда не хотят скверно выглядеть в газетах. Карандаш есть — можешь записать, только не рассказывай мне, что случится.

— За мной должок, Фриц.

— Ничего не надо, любой повод годится, чтоб я себя тут почувствовал на гребне волны будущего, мы новенького только что наняли, звать Искряк, звонит мамочке, если к ужину задерживается, только знаешь чего — мы у него учимся! так улетает по АРПАнету, ей-богу, как по кислоте, там целый дивный мир — время, пространство, прочая срань.

— Так когда его запретят, Фриц?

— Чего. С чего б его запрещать?

— Помнишь, они объявили вне закона кислоту, как только обнаружили, что она — канал к тому, чего мы, по их мнению, видеть не должны? Почему информация должна чем-то отличаться?

— Тогда я, наверно, Искряка пойду лучше потороплю. Сегодня он мне сказал, что, кажется, знает, как проникнуть в компьютер УБД[57] в Сакраменто, чтоб они об этом не узнали. Поэтому совсем скоро всё, что будет у Бюро штата, будет и у нас, можешь считать нас Южной УБД.

Тут оба услышали, как упал линейный ток. Кто-то подключился к прослушке.

— Ну, он чертовски превосходный ретривер, — продолжал Фриц, нимало не смутившись, — если добыча есть, он её найдёт, обожает эту срань.

— Напомни, чтоб я ему этих «Живо-Цапов» приволок в следующий раз, — сказал Док.

Вернувшись к себе, Док обнаружил Дениса с незажженным косяком на нижней губе — он сидел в переулке и давался ёбу.

— Денис?

— Блядские «Доски», чувак.

— Что случилось?

— Разъебали мне квадрат.

Док чуть не брякнул: «Откуда ты знаешь?» — но увидел, как он расстроен.

— Самое главное — ты-то сам как?

— Меня там не было, а если б был, меня б тоже разъебали.

— «Доски» — вся группа, Денис, ритм-гитара, басист, все они ворвались к тебе домой, и что потом?

— Искали те снимки, что я нащёлкал, чувак, я точно знаю. Шану всю мою затыренную по полу раскидали, из холодильника всё повытаскивали, сунули в «остракайзер» и наделали коктейлей, а никому больше не оставили.

— «Никому больше» — это тебе, Денис. С чего им тебе что-то оставлять?

Над этим Денис задумался, и Док заметил, что его попускает.

— Давай зайдём в дом и зажжём эту штуку у тебя во рту.

— Потому что, — ответил на вопрос Дока Денис чуть погодя, — они должны быть уроды, это уродская сёрфаделическая банда, такая у них репутация в обществе, а уроды других уродов не трясут, а самое главное — если уроды забирают у тебя еду, они ею делятся. Ты что, кино не смотрел? Там же на самом деле этот «Кодекс уродов»…

— Мне кажется, — сказал Док, — это ж вроде как 1932 год, история про бродячий цирк, там другие уроды…

— Какие угодно — эти «Доски» повели себя ничем не лучше ёбаных квадратов.

— А ты уверен, что это «Доски», Денис, в смысле у тебя есть какие-нибудь, типа, свидетели?

— Свидетели! — Денис трагически рассмеялся. — Даже если б были, носились бы кругами вокруг, автографы клянчили.

— Слушай, у меня негативы и контролька, а у Йети тот оттиск с Диком, поэтому, кто б там ни шарил, если у тебя они ничего не нашли, велика вероятность, что больше не вернутся.

— Вся моя китайская еда, — Денис, качая головой. Раз в месяц он заказывал тридцать порций в «Кантонской кухне Южной бухты» на Сепульведе и держал их в морозилке, а потом весь месяц перед трапезами оттаивал.