Полная история масонства в одной книге - Вик Спаров

В эти годы особо активен был октябрист А. Гуцков, наиболее радикальный из всех российских масонов; он руководил «Военной ложей» и лелеял идею военного заговора. Выходец из купеческой семьи, он в молодости воевал против англичан; а вернувшись на родину, стал директором Московского банка и вошел в Государственную думу. Став председателем III Городской думы, Гуцков неоднократно встречался с Николаем II и докладывал ему о результатах своей деятельности. В 1915–1916 годах, после неудач на фронте, он пригласил в свою ложу генералов Алексеева, Рузского, Крымова, своих политических единомышленников, в чьи намерения входило устранить Распутина, заставить царя отречься от престола и возвести на трон его брата – Михаила. В этом смысле год 1917-й стал для русских масонов апогеем их деятельности.

Одновременно с этим в Петербурге и Москве руководство «Верховного совета» обсуждало планы свержения автократического режима и замены его более эффективным правительством, которое, по расчетам Парижа и Лондона, могло бы содействовать более активному участию России в войне против Германии.

В Петербурге, вспоминает Н. Берберова, «на собраниях в квартире Горького, Орлова, Давыдова и других членов масонства возникает „морской план” дворцового переворота. В Москве масоны собирались у Ряпушинского, Кусковой, Коноваловой».

Когда в феврале 1917 года произошла буржуазно-демократическая революция, свергшая династию Романовых, масонская организация не скрывала намерений воспользоваться в своих целях «временной» неразберихой в стране. Несомненно, что именно при ее прямом содействии было создано Временное правительство. Об этом говорит хотя бы тот факт, что из 10 членов Временного правительства 9 были масонами. Единственным, кто не входил в ряды «братьев», был П. Милюков, бывший лидер партии кадетов, первый министр иностранных дел во Временном правительстве. Много лет спустя, вспоминая и с дистанции времени оценивая события Февральской революции, Милюков в своих мемуарах, изданных в 1955 году в Нью-Йорке, честно описал «истинную картину положения дел». Отмечая ведущую роль Керенского, Некрасова, Терещенко и Коновалова во Временном правительстве, он отмечает, что «помимо всех своих существенных различий в характере, политической роли или в прошлых событиях, было нечто такое, что объединяло эту четверку. Под этим „нечто” подразумевались взаимные обстоятельства, исходящие из одного и того же источника».

Что касается «одного и того же источника», то он ясен – масонство. А под «взаимными обстоятельствами», о которых говорит Милюков, подразумевалось коллективное обязательство масонов, объединенных в «Верховный совет народов России» и давших клятву «хранить верность Великому Востоку Франции и ни при каких обстоятельства не бросать союзников.»

Надо признать, что Керенский и его сподвижники оставались верными ей до конца. Любопытен тот факт, что, несмотря на активную деятельность членов масонских лож в вышеописанных событиях, самому ордену все это время удавалось избегать широкой огласки своей причастности к чему-либо. Удивительно, но даже в поворотном для судеб России 1917 году общество оставалось еще более засекреченным, чем до революции. И даже много лет спустя, уже будучи в эмиграции, А. Ф. Керенский в своем посмертно опубликованном письме [12] решительно опровергает слухи о том, что падение монархии и создание Временного правительства были делом рук масонов.

Это письмо является сегодня интересным историческим документом, освещающим деятельность масонства в России, поэтому мы приводим его полностью.

«Первоначально я не намеревался писать о русском масонстве. Однако некоторые „разоблачения”, появившиеся за последние годы в русской и нерусской прессе, объясняли падение монархии и создание Временного правительства тайной деятельностью лож. Я счел своим долгом опровергнуть такую абсурдную трактовку великих и трагических событий, которые определили величайший поворот в истории России. Во имя восстановления исторической правды я и остановлюсь кратко на этой теме.

При отъезде из России летом 1918 года мне было поручено раскрыть суть нашей работы, без упоминания чьих-либо имен, для восстановления истины в том случае, если в прессе когда-либо появятся искажающие ее материалы. Теперь пришло время сделать это, поскольку в секретных письмах двум своим друзьям видная политическая деятельница, масонка с большим стажем Е. Д. Кускова упоминает мое имя и сообщает другому политическому деятелю о моем членстве в ложе.

Предложение о вступлении в масоны я получил в 1912 году, сразу же после избрания в IV Думу. После серьезных размышлений я пришел к выводу, что мои собственные цели совпадают с целями общества, и принял это предложение. Следует подчеркнуть, что общество, в которое я вступил, было не совсем обычной масонской организацией. Необычным прежде всего было то, что общество разорвало все связи с зарубежными организациями и допускало в свои ряды женщин. Далее, были ликвидированы сложный ритуал и масонская система степеней; была сохранена лишь непременная внутренняя дисциплина, гарантировавшая высокие моральные качества членов и их способность хранить тайну. Не велись никакие письменные отчеты, не составлялись списки членов ложи. Такое поддержание секретности не приводило к утечке информации о целях и структуре общества. Изучая в Гуверовском институте циркуляры Департамента полиции, я не обнаружил в них никаких данных о существовании нашего общества, даже в тех двух циркулярах, которые касаются меня лично [13] .

Основу нашего общества составляла местная ложа. Высший совет ордена имел право создавать специальные ложи помимо территориальных. Так, была ложа в Думе, другая – для писателей, и так далее. При создании каждая ложа получала полную автономию. Ни один орган ордена не имел права вмешиваться в работу ложи или в вопрос о приеме в нее новых членов. На ежегодных съездах делегаты от лож обсуждали проделанную работу и проводили выборы в Высший совет. На этих же съездах генеральный секретарь от имени Высшего совета представлял на рассмотрение делегатов доклад о достигнутых успехах с оценкой политического положения и программой действий на предстоящий год. Порой на съездах между членами одной и той же партии происходили острые столкновения мнений по таким жизненно важным вопросам, как национальный вопрос, формирование правительства, аграрная реформа. Но мы никогда не допускали, чтобы эти разногласия наносили ущерб нашей солидарности».

Видимо, Керенский все же не лукавит и говорит правду. К этому же мнению склонялись и многие советские историки, в частности Н. Яковлев, который по поводу роли масонства в Февральской революции в России пишет: «Конечно, было бы неверно видеть решительно во всем руку масонов в действиях российской буржуазии в годы Первой мировой войны и особенно на подступах к Февральской революции. Буржуазная и эмигрантская историография усиленно стремится либо вообще замолчать, либо скомпрометировать эту тему. По всей вероятности, наилучший, да и единственно возможный исход – судить по фактам».

После установления советской власти русские масоны были вынуждены покинуть Родину. Дальнейшая жизнь оставшихся в живых членов «Верховного совета народов России» протекала в эмиграции и была уже не столь важна для судеб российского масонства. Так что, несмотря на бурную деятельность в начале XX века, оно так и не успело выйти на международную арену и завоевать себе сколько-нибудь весомую репутацию, с чем, в частности, соглашается О. Ф. Соловьев, который пишет: «История масонства в России на рубеже веков не свидетельствует о его значимости».

В начале 1930-х годов русское масонство, оказавшееся в изгнании, занималось лишь тем, что старалось выжить. В это время во главе мирового масонства стоял Всемирный масонский верховный совет, состоявший из Досточтимых и Премудрых Мастеров, среди которых, увы, места для русских не нашлось. Русские могли участвовать в нем лишь на правах рядовых участников делегации французских масонов и все свои решения должны были координировать с ними. Находясь в подобной зависимости, русские масоны, конечно же, имели шанс уцелеть, однако из-за того, что последнее решение всегда оставалось не за ними, «страдала русская гордость».

Если в 1914–1915 годы и вплоть до Февральской революции в России можно было еще что-то сделать, то затем, находясь в эмиграции, оставалось лишь сидеть и ждать. Оказывать какое-либо влияние на Ленина, а тем более на Сталина (и тот и другой масонство на дух не переносили, подозревая в нем «сборище мягкотелых либералов») никому и в голову не приходило.

Да и откуда было взять эти головы?

Ведь 50 процентов масонов Ленин ликвидировал еще в первые годы советской власти, небольшой части удалось ускользнуть за границу, а остальные погибли в сталинских лагерях.