Черный Пеликан - Вадим Бабенко

Через некоторое время, измученный неуверенностью и новыми приступами ночных страхов, я выбрался-таки к океану. Невыразимое облегчение, испытанное сразу, как только я услышал шум волн, быстро сменилось новым сомнением: дома не было и в помине, нигде не угадывалось ни огня, ни светящегося окна, очевидно, я здорово промахнулся в своих прикидках, и нужно было снова принимать решение. Поколебавшись, я повернул направо и побрел вдоль воды, ежась от ветра, задувающего под куртку.

Океан рокотал рассерженно, ночь нависла надо мной бескрайним шатром, расстояния казались огромны и непосильны ни разуму, ни зрению. Я был столь мал и значил столь мало, что не мог даже удивляться равнодушию пространства кругом – право, не в моих силах было хоть чем-то его смутить. Город М. и грозные легенды, дюны, из которых я едва выбрался только что, мои спутники и даже неуловимый Юлиан – все ушло куда-то на задний план и продолжало уменьшаться в размерах.

В эти минуты я понял вдруг, как приходит безумие – и даже представил чуть не воочию тончайшую грань, по которой бежит некто, стерегущий мой разум: бежит, не отвлекаясь и не поворачивая головы, глядя строго перед собой – с каждой стороны обрыв. Ему нельзя останавливаться – на месте не устоишь; даже и замедлиться страшно – сразу потеряешь устойчивость. Он бежит, дыша ровно и глубоко, энергично работая локтями, в том же темпе, в том же ритме из года в год, но порой что-то случается вдруг – и темп меняется, и пропадает ритм…

Я представлял: вот он пугается и прибавляет хода, тонкие ноги мелькают все быстрей; вот уже и не разобрать деталей, все сливается в одно расплывчатое пятно. Тут уж так – если начал, то назад пути не бывает; лишь перейди границу – и к размеренности не вернуться. Теперь только и кажется, что не угнаться за чем-то, не дотянуться, не успеть, и частота движений становится вовсе невыносима, а потом вдруг все – раз и нет, на лезвии пусто, а из пропасти вопль. Тут же голоса, оставшиеся без надзора, станут галдеть каждый свое, из углов полезут химеры, призраки заполонят пустоту – и уже не отделаться, не скрыться, ничего не вернуть…

По спине поползла струйка ледяного пота. Что ты делаешь, прикрикнул я на себя, так и вправду недолго сойти с ума. Ноги сами несли меня вперед, а в мозгу все звенело от натуги. Нужно было отвлечься, уцепиться за что-то и успокоить воспаленные нервы. «Рассмотрим внимательнее траекторию одной капли, – стал я бормотать монотонно, – слеза рождается в углу глаза и сползает по веку…» Это было бессмысленно, но я бубнил и бубнил, старательно представляя дождь на стекле и влагу на щеке, потом почувствовал, что у меня самого текут слезы от соленого ветра, и странным образом успокоился вдруг, смирившись разом с бесконечностью, равнодушием и собственной незавидной судьбой. Вообще, словесные формулы очень сильны, признавал я хмуро, всматриваясь в ночь, всегда нужно иметь одну-две про запас. Особенно таким, как я, устроенным слишком хитро, сложно, плохо, как говорила моя дорогая Гретчен.

Время шло, а впереди по-прежнему простиралась сплошная тьма. Перспектива ночевать на берегу не радовала ничуть, я проклинал свою глупость последними словами, понемногу сдаваясь тупой обреченности, столь наверное знакомой записным неудачникам, к каковым правда я никогда себя не причислял. Что ж, еще не поздно, – язвительно приговаривал кто-то у меня в голове, – еще немного, и, глядишь, на тебя начнут поглядывать с брезгливой жалостью, уже не удивляясь, а воспринимая как должное каждую новую несуразность. Что посеешь… Каждый сам кузнец… Я даже крикнул в ответ что-то негодующее и злое, но тут вдали вдруг затеплился слабый отблеск, заставивший немедленно прибавить шагу, а вскоре и знакомый дом вырос громоздким очертанием, погруженным во мрак, в котором яркими прямоугольниками горели лишь два окна.

Дойдя до входной двери, я почувствовал, что меня шатает от усталости. Все эмоции остались в дюнах и на океанском берегу, хотелось лишь броситься в постель и уснуть. Стараясь не шуметь, я шагнул в темную прихожую и увидел желтую полосу под кухонной дверью – значит, это там кто-то оставил свет. Захотелось пить. Бросив сумку на пол, я вошел на кухню в полной уверенности, что там никого нет, и оторопел – за столом сидел незнакомый человек.

Он бесцеремонно разглядывал меня несколько секунд, потом отвернулся и стал смотреть в стену напротив. Лицо его было обветрено, но молодо, только глаза казались слишком запавшими, словно от чрезмерного напряжения сил. Что-то в осанке его, в повороте головы и линии плеч говорило, что он старше, чем кажется поначалу, может быть руки выдали бы возраст, но он не вынимал их из карманов бесформенного балахона, распахнутого у шеи.

Я неуверенно поздоровался, на что незнакомец лишь сухо кивнул, не поворачиваясь ко мне. Тогда, решив, что обмен любезностями завершен, и не обращая больше внимания на странного гостя, я налил себе воды, жадно выпил и хотел уже уйти, как вдруг неожиданная мысль приковала меня к месту. А что, если это не гость, – взорвалось в голове, – что, если это кто-то чужой, восседающий здесь без всякого приглашения? И тут же по цепочке – а где Гиббс и Кристоферы, они что, так и не появлялись? А где женщины – не случилось ли с ними чего?..

Я похолодел. Быть может, меня оставили защитником – и дома, и Сильвии со Стеллой, – а я сбежал – пусть не от трусости, но как это теперь докажешь? Что, если… И мне стали представляться совсем уже страшные картины в духе киношных триллеров про маньяков-убийц, одним из каковых – да, не мог ли оказаться и человек, сидящий позади?..

Так я соображал лихорадочно, не оборачиваясь и вспоминая его лицо, которое почему-то расплывалось и ускользало. Я бессмысленно перебирал что-то на полке, оттягивая момент, когда нужно будет встретить прямой кровожадный взгляд, цепенея при этом от мысли, что незнакомец, быть может, уже неслышно подобрался сзади, и вот сейчас на меня обрушится сокрушительный удар. Или нет, наверное он держит меня на прицеле, ожидая только, чтобы я осознал безнадежность сопротивления, чтобы потом, перед тем, как спустить курок, вдоволь насладиться моей беспомощностью, повелевая и унижая?.. От больного мира можно ждать чего угодно, он горазд на такие гнусности, что и не снились воображению, ко всему надо быть готовым, но как?

Тянуть дальше было уже невозможно. Я собрал воедино остатки сил и повернулся, стараясь казаться спокойным. Никто не таился за спиной, мужчина в балахоне сидел в той же позе, по-прежнему глядя в никуда, но на лице у него, показалось мне, обозначилась какая-то новая складка, будто он собирался ухмыльнуться всезнающе, но остановился на полпути. Контакт, – подумал я, – надо установить контакт, иначе ничего не прояснится. Но контакт – это как раз то, что мне не дается и всегда выходит вкривь и вкось…

«Позвольте представиться», – проговорил я как можно безразличнее, назвал свое имя и нарочито зевнул, строго смотря при этом незнакомцу в глаза. «Да уж знаем, знаем…» – ответил вдруг тот голосом Гиббса, глянул на меня искоса и подмигнул. Будто пелену сорвали с моих глаз – я стоял, оскалившись неловко, поражаясь собственной слепоте, и недоумевал, почему это я не узнал его сразу, как только увидел. Ни с чем ведь не спутать – и осанка, и фигура, и манера сидеть. Только лицо – но что лицо? Мало ли я видел переменчивых лиц?

«Прогуливались? – спросил Гиббс с издевкой, явно наслаждаясь эффектом. – Погода располагает».

«Да, гулял, – буркнул я сердито, – чем еще заняться? Бросили тут меня, понимаете ли, одного…»

«Ну уж не одного, да и всему свое время, – возразил Гиббс, покачав головой, а потом добавил назидательно: – Гулять, кстати, с пользой нужно, со смыслом. Вы вот со смыслом гуляли?»

«Ну да», – ответил я, не понимая, куда он клонит.

«Вот и хорошо, – похвалил Гиббс. – А то, если гулять без смысла, то может потянуть на бессмысленные поступки. Вообще, глядя на вас, я все больше начинаю подозревать, что по части бессмысленных поступков вы большой мастак. Как, угадал?»

Мне хотелось ответить грубостью, но усталость пересилила, к тому же он был прав, если напрямоту. «Может быть, – пожал я плечами, – но и осмысленные тоже могу, что уж так сразу со счетов меня списывать».

«Ну да, списывать… – Гиббс рассеянно пробарабанил пальцами по столу. – Списывать не стоит, да и невыгодно вовсе – пусть уж все будут на счету… А интересно, что вас все-таки в М. привело?» – спросил он вдруг, блеснув глазами и разворачиваясь ко мне всем корпусом.

Вопрос мне не понравился. «Я ж говорил уже, найти нужно кое-кого», – ответил я недовольно, разглядывая его новое лицо, к которому никак не мог привыкнуть.

«Найти можно, а как найдете, потом-то что?» – не унимался Гиббс.

Я вдруг ощутил острое желание рассказать ему все – и про Юлиана, и про заряженный кольт – и лишь боязнь выставить себя на смех удержала меня от откровенности. Гиббс с удовольствием наблюдал за моей внутренней борьбой, а когда я выдавил из себя неловкое «потом и видно будет», широко осклабился, будто добился, чего хотел.