Ошибка 95 (СИ) - Скуркис Юлия

Яростный взгляд спортсмена был обращен прямо на зрителей. Голова поворачивается, что-то происходит, вскрик… Меняется ракурс. Другая камера (уже издалека) показывает поднимающихся спортсменов. Что это? Гордон согнулся от боли, он держится за ухо, и по руке течет кровь.

Ухо!

Улыба чуть не подскочил на месте.

«Ухо»! Вот что его тревожило. Они с Руди установили минирадар, который на полицейском жаргоне называли «ухом». Когда же случился сбой в работе оборудования? До того, как Руди установил «ухо» или после?

Но память сохранила только воспоминание о разговоре с капитаном группы захвата о том, что был какой-то сбой, но теперь все хорошо, можно работать дальше, группа захвата не нужна.

Кто же и зачем их вызывал? — задумался Улыба, чувствуя, как неприятный холодок прошел вдоль позвоночника.

Мысли его тут же переключились на полицейское управление, где он писал краткий отчет о наблюдении. Отразил ли он, что во время смены была вызвана группа захвата?

Отчет — это, конечно, формальность, но все же документ, который потом долгое время хранится в архиве.

Улыба опять с ужасом подумал о диспетчере: он все знает, в памяти компьютера зафиксирована вся смена, каждая секунда.

Не вел ли он себя как дурак? Черт, что за странный день сегодня?

Захотелось позвонить напарнику, разговорить его и аккуратно выяснить, что необычного происходило в течение дня. Но что, если Уокер только и думает, докладывать ли руководству о подозрительном поведении компаньона или нет, и тогда поздний звонок станет последней крупицей на весах сомнения. Нет, Уокеру звонить ни в коем случае нельзя. А что же делать? Думать, напрягать память, искать ассоциации, вот что.

Улыба выключил головид и задумался. На ум пришла брошюра «Память и забывание», которую он читал полгода назад. Чтобы вспомнить события, выпавшие из цельной картины минувшего дня, он стал один за другим гасить неприятные эмоциональные впечатления, полученные в течение смены.

Напарник пытался руководить им во время полета, и Улыба проглотил эту бесцеремонность, сделал вид, что ничего не произошло. А что, в сущности, происходило? Они — компаньоны, Руди — нормальный парень, он хотел, чтобы все было путем, а Улыба погряз в мелком тщеславии, за которое он не станет себя винить, просто осознает…

Затем их бестолковый спор. Что поделать, коли Уокер не читал тех умных книжек, что попадались ему, Мальтону-Джеку. Само собой, Руди не понимал терминов, которые использовал Улыба. Ничего, позже он попытается ему все объяснить понятным языком…

Глубокий вдох, выдох… Негатив отходит…

Улыба закрыл глаза и попытался увидеть все, как было. Но в памяти опять случился провал. Теперь уже в другом месте. Они передают полифункционал своим сменщикам, и происходит какой-то разговор. Что-то насчет «уха». Нет, это было еще до передачи аппарата сменщикам, и разговор состоялся между ним и Руди.

«Ухо». Оно было единственным в комплекте. Перед тем, как подошла смена, Улыба сходил к авиетке и принес коробку от аппарата. Они собирались передать ее смене, потому что не хотели отключать «ухо», а каждая деталь полифункционала носит тот же табельный номер, что и сам аппарат и разделять их нельзя. Но Уокер нашел в коробке запасное «ухо» и сказал: «Что-то тут не то». «Почему?» — удивленно спросил Улыба. «В комплекте нет запасных частей», — пояснил Руди. «Выходит, мы уже сняли «ухо» со стены?» — предположил Улыба, и оба отметили, что не помнят, снимали они минирадар или нет. Но тут Руди хохотнул и хлопнул Улыбу по плечу. «Слушай наушник!» — сказал он; и впрямь, непрерывная болтовня между обитателями дома, ставшая уже привычной, продолжалась. «Значит, это запасное «ухо»!» — заключил тогда Улыба, и Руди не оставалось ничего иного, как с ним согласиться. Но сейчас Улыба отчетливо вспомнил, что он полз по площадке, покрытой натуральным розовым песчаником, чтобы собственноручно снять минирадар со стены. И он таки сделал это, потому что в ушах стоял такой шум, что череп трещал по швам. А после того, как «ухо» было снято, никто его повторно не ставил.

Вот это открытие и заставило Улыбу вскочить на ноги и заходить по гостиной взад-вперед. Он схватил было со столика миником и собирался уже звонить Уокеру, но сомнения вновь охватили его, и Улыба положил миником обратно.

Он решительно открыл шкаф и начал одеваться. Натянув тренировочный костюм и легкие спортивные туфли, Улыба прошептал:

— Надо все проверить.

Он взглянул на часы. На табло светились цифры 20:16.

«Пойду пешком, — решил Улыба. — Заодно подумаю, может, еще что-нибудь припомню».

— Дорогая, — позвал он из коридора, — я выйду ненадолго, захотелось глотнуть свежего воздуха.

И, услышав в ответ «Да, дорогой», он захлопнул за собой дверь и шагнул в сгущавшиеся сумерки.

***

Первым, что Мила почувствовала, очнувшись, была боль в плечах. Руки оказались к чему-то привязаны, как и согнутые, широко разведенные ноги. Мила дернулась, в запястья, лодыжки и колени впились веревки. Она в ужасе приподняла голову — нагая и беспомощная!

Мила вскрикнула, но голос у нее сорвался, перешел в кашель.

Мучителя не было поблизости.

Откашлявшись, морщась от боли, Мила осмотрелась. Она лежала на той же кушетке, где целый день провел Астахов. На мониторе застыла полоса загрузки в том же виде, в котором Мила видела ее в последний раз.

— Айвен… — тихо позвала она, но ответа не последовало.

С горлом что-то было не так. Мила проглотила слюну, и движение внутренних мышц отозвалось болью.

— Айвен… — опять позвала она шепотом. Конечно, он ей не ответил. Крышка контейнера была плотно закрыта. Проникает ли туда воздух? Может, он уже мертв?

Миле показалось, что она слышит шуршание. Откуда оно доносится — из контейнера или из другой комнаты?

Куда делся этот чертов псих? Что у него на уме? Сразу несколько забытых историй из Страшного Времени выбрались из закоулков памяти, предстали перед ней жутким кошмаром.

Может, он ее уже изнасиловал? Она прислушалась к ощущениям, но так ничего и не поняла: мешала мелкая дрожь, волнами проходившая по телу. Страх и боль заполнили ее, вытесняя гордость, стыд наготы, способность рассуждать…

Она готова была на все, только бы этот страшный человек сохранил ей жизнь. Нет! Нет! Нет! Он не должен поступать с ней плохо. Разве она виновата, что оказалась в его доме? Она изначально была жертвой, он должен понять это! Теперь она жертва вдвойне. Не надо было подчиняться и звонить в дверь к этому чудовищу, Айвен не был так страшен, как этот псих. Айвен! Что с ним?

— Я иду-у-у! — послышался гулкий голос.

В дверном проеме появился Астахов и замер, наслаждаясь произведенным эффектом.

Мила застонала от ужаса и отвращения. Астахов-Киберапполон воплощал торжество больного воображения в апогее. Ведро с прорезями для глаз, между которыми проходила кроваво-красная линия, венчало голову. Сверху был приделан хвост из искусственного хлопка, окрашенный в такой же красный цвет. Дряблую грудь Астахова прикрывал панцирь из соединенных вместе металлических шайб. Это подобие древней кольчуги было окантовано подвижными лампочками, похожими на щупальца фантастического животного. Они шевелились, переливаясь алым, как языки пламени. На пузе красовался ремень с огромной бляхой, походившей на перевернутое блюдо, с изображением свирепого лика одного из древних богов. Довершал картину черный атласный плащ, полы которого были стянуты в узел ниже бляхи.

— Я Кибераполлон! — провозгласил Астахов зычным голосом. Тут он распахнул плащ, и Мила увидела огромный металлический фаллос, закрепленный на специальном бандаже. Металл был черный, словно вороненый, а головка размером с женский кулак.

Увидев ужас на лице Милы, Астахов захихикал и затрясся, от чего кольчуга зазвенела, а ведро на голове накренилось. Поправив его, он сказал:

— Я великий вершитель реальности!

Мила забилась на кушетке.

— Прошу вас, не надо!.. — заорала она, давясь кашлем. — Меня заставили к вам прийти!